Вольдемар Балязин - Россия против Наполеона
Вел дивизию маршал Мишель Ней – храбрейший из храбрых двухметровый рыжеволосый богатырь, носивший прозвище Бог Марс.
Он встал в первый ряд атакующих и повел дивизию вверх по склону. Наполеон поднял подзорную трубу и стал следить за рыжей головой маршала, которая была отлично видна ему. И вдруг голова исчезла.
– Скачите, капитан, – сказал он одному из адъютантов, – узнайте, что с маршалом, я не вижу его.
Через двадцать минут адъютант, примчавшись обратно, спешился с коня.
– Маршал и жив, и невредим, сир!
– Но почему же я не вижу его?
– Там такой густой пороховой дым, сир, что голова маршала стала совершенно черной…
Русские стояли непоколебимо. Они не отступали, не бежали, а только чуть-чуть отходили, с тем чтобы почти тотчас же пойти вперед.
Это была колышащаяся, ощетинившаяся штыками, непробиваемая живая стена, и Наполеон впервые ничего не мог с этим поделать.
Более того, после взятия Курганной высоты французами русские перехватили инициативу. Барклай вовремя перебросил корпус Багговута на помощь Багратиону и не дал французам обойти его позиции слева. Начальник штаба 1-й армии генерал-майор А. П. Ермолов, увидев, что французы тащат на Курганную высоту орудия, остановил отступающих, взял из резерва еще четыре полка и повел их в контратаку. Ермолов имел с собой дюжину солдатских Георгиевских крестов с лентами. Он скакал впереди наступающих и кидал ордена в толпу неприятелей, а солдаты рвались вперед, зная, что, кто первым подберет орден, тому он и будет принадлежать.
Однако на левом фланге последняя атака французов увенчалась успехом.
57-й полк из корпуса Даву без выстрелов, со штыками наперевес, прорвался к русским пушкам. Увидев это, Багратион воскликнул: «Браво!» – и сам повел сводную колонну кавалеристов и пехотинцев в контратаку. Но счастье изменило ему – осколок ядра попал князю в левую ногу. Теряя сознание, Багратион упал с коня и был вынесен с поля боя.
Прибывший на смену ему генерал-лейтенант Д. С. Дохтуров остановил дрогнувшие войска и приказал: «За нами Москва! Умирать всем, но ни шагу назад!»
Он отвел остатки 2-й армии за деревню Семеновскую и опять прочно стал на новом рубеже.
К этому времени центр боя переместился в район Курганной высоты, на которой стояла батарея Раевского.
В два часа дня французы начали ее решающий штурм, поддержанный огнем трехсот орудий. Теперь на высоту пошли три пехотные и одна кирасирская дивизия, мчавшаяся впереди.
Участник боя Лабом вспоминал: «Казалось, что вся возвышенность превратилась в движущуюся железную гору. Блеск оружия, касок и панцирей, освещенных солнечными лучами, смешивался с огнем орудий, которые, неся смерть со всех сторон, делали редут похожим на вулкан в центре армии». Кирасиры, врубившиеся с фланга, были поддержаны пехотинцами из дивизии Жерара, шедшими по фронту.
Дивизия генерала П. Г. Лихачева вся, до последнего человека, пала на высоте, не сделав ни шагу назад. Старик Лихачев кричал: «Помните, ребята, деремся за Москву!» А когда остался один, то разорвал на груди мундир и пошел на французские штыки. Израненный, он был взят в плен.
Французы взяли батарею Раевского в три часа дня. И она являла собою зрелище, превосходившее по ужасу все, что только можно было вообразить. Подходы, рвы, внутренняя часть укреплений – все это исчезло под искусственным холмом из мертвых и умиравших, средняя высота которого равнялась шести-восьми человекам, наваленным друг на друга», – писал один из участников сражения.
По выражению французского офицера Цезаря Ложье, «погибшая здесь дивизия Лихачева, казалось, и мертвая охраняла свой редут».
Ключ Бородинской позиции был взят Наполеоном, но и это не решило дела в его пользу: русская пехота отошла за недалекий овраг и снова выстроилась в боевой порядок.
Наполеон сделал последнюю отчаянную попытку разгромить русских и бросил на центр два кавалерийских корпуса.
Примчавшийся сюда Барклай противопоставил им два русских кавалерийских корпуса – К. А. Крейца и Ф. К. Корфа. Он не только построил эту лаву в боевой порядок, но и сам повел ее в бой, в котором рубился, как простой кавалерист. Чуть позже он написал: «Тогда началась кавалерийская битва из числа упорнейших, когда-либо случавшихся».
В этой битве под Барклаем пали пять лошадей, были убиты и ранены его адъютанты, ему прострелили шляпу и плащ, но он, как писал Ф. Глинка, «с ледяным спокойствием втеснялся в самые опасные места».
Один из храбрейших русских генералов М. А. Милорадович, увидев это, воскликнул: «У него не иначе как жизнь в запасе».
Натиск французских кавалеристов был отбит, кавалерия противника отступила.
Окончание сражения
У Наполеона оставался последний шанс выиграть сражение – бросить в бой свой главный резерв – «старую» гвардию, состоящую из девятнадцати тысяч лучших из лучших солдат и офицеров, каждый из которых отличился не менее чем в четырех кампаниях и безупречно прослужил не менее десяти лет.
Но он не решился на это, сказав: «За восемьсот лье от Франции нельзя рисковать последним резервом».
А русские, между тем, к концу дня успели ввести в бой все резервы, включая и гвардию.
Помимо штурма «Багратионовых флешей» и батареи Раевского, и всех, связанных с этим передвижением войск, во время Бородинского сражения не было предпринято почти никаких иных серьезных тактических маневров, кроме обоюдных попыток совершить фланговые обходные кавалерийские рейды.
Сначала такую попытку предпринял Понятовский, пытаясь обойти войска Багратиона с юга, затем на противоположном, северном, конце поля битвы такой же маневр предприняли русские кавалеристы и казаки генералов Уварова и Платова.
(В советской исторической литературе этот рейд считают вершиной полководческого искусства Кутузова и его соратников. На самом же деле такая оценка грешит явным преувеличением. Четыре тысячи пятьсот русских конников были вскоре остановлены французскими кавалеристами из дивизии Орнано и возвратились ни с чем.)
Кутузов после боя представил к наградам всех генералов, кроме Уварова и Платова, оценив таким образом их участие в битве у села Бородино.
Исход сражения
К вечеру бой стал затихать. Обе армии стояли одна против другой – обескровленные, измотанные, поредевшие, но все равно готовые к дальнейшей борьбе.
Французы отошли с занятых ими высот, русские остались там, где стояли в конце сражения.
Кутузов сначала намерен был «заутра бой затеять новый и до конца стоять» и даже распорядился готовиться к продолжению сражения, но когда около полуночи получил донесение о потерях (а они превышали сорок пять тысяч человек убитыми и ранеными), то никакого иного решения, кроме отступления, он принять не мог. Французы потеряли убитыми и ранеными еще больше, чем русские, – около пятидесяти восьми с половиной тысяч солдат и офицеров и сорок девять генералов. Однако и у них не было выбора – они должны были идти вперед до конца.
«Великая армия» разбилась о несокрушимую армию России, и потому Наполеон вправе был сказать: «Битва на Москве-реке была одной их тех битв, где проявлены наибольшие достоинства и достигнуты наименьшие результаты».
А Кутузов оценил Бородинское сражение по-иному: «Сей день пребудет вечным памятником мужества и отличной храбрости российских воинов…»
И когда говорил он «российских», то видел не только русских, но и всех тех, кого уже тогда называли «россиянами».
«Двунадесяти языкам» наполеоновского воинства, собранного со всей Европы, противостояло еще большее число российских «языцей», собравшихся со всей империи.
На Бородинском поле плечом к плечу стояли солдаты, офицеры и генералы российской армии, сплотившей в своих рядах русских и украинцев, белорусов и грузин, татар и немцев, объединенных сознанием общего долга и любовью к своему Отечеству.
И потому поровну крови и доблести, мужества и самоотверженности положили на весы победы офицеры и генералы: русский Денис Давыдов, грузин Петр Багратион, немец Александр Фигнер, татарин Николай Кудашев и турок Александр Кутайсов – России верные сыны.
И все же сколь ни ярки были вспышки этой искрометной офицерской доблести, при всей их красивости чем-то напоминали они торжественные огни праздничного фейерверка, в то время как лавинная, всесокрушающая солдатская доблесть была подобна могучему лесному пожару, который, ревя и неистовствуя, неудержимо шел высокой жаркой стеной, круша и испепеляя все, что стояло на его пути.
История сохранила нам и имена героев Бородина, солдат и унтер-офицеров – кавалеристов Военного ордена Георгия: Ефрема Митюхина; Яна Маца, Сидора Шило, Петра Милешко, Тараса Харченко, Игната Филонова и многих иных.
А это и был российский народ – многоликий, многоязыкий, разный, соединенный в едином государстве общей судьбой, столь же единой, как и государство.
