Сергей Хрущев - Никита Хрущев
Перед возвращением отца из поездки в Объединенную Арабскую Республику Леонид Ильич был одержим идеей отравить его. Семичастному его замысел пришелся не по душе. В отстранении Хрущева от власти он участвовал охотно. Это сулило быстрый взлет. Ведь он входил в когорту Шелепина, чьи люди были расставлены на ключевых постах. Однако уголовщиной он заниматься не собирался. Семичастный возражал Брежневу, выискивал разнообразные контраргументы.
Вот как вспоминает об этом сам Владимир Ефимович в интервью главному редактору "Аргументов и фактов" В.Старкову:
- Было мне предложено Брежневым: "Может, отравить его?" Тогда я сказал: "Только через мой труп. Ни в коем случае. Никогда я на это не пойду. Я не заговорщик и не убийца... Потом, обстановка в стране не такая, и такими методами нельзя идти".
Вопрос: Как отравить?
Семичастный: Кто-то должен был. Службе я своей должен был приказать... Поварам.
Вопрос: Поставить тем самым себя под угрозу?
Семичастный: Да, дурацкое дело. Я тогда приехал, возразил... В конце концов Брежнев согласился, что идея отравить Хрущева неосуществима.
Через несколько дней у Брежнева появился новый план - устроить авиационную катастрофу при перелете из Каира в Москву.
- Самолет стоит на чужом аэродроме, в чужом государстве. Вся вина ляжет на иностранные спецслужбы, - убеждал он Семичастного.
С Хрущевым летает преданный ему экипаж. Первый пилот - генерал Цыбин, вы знаете, начал летать с ним еще подполковником в 41-м. Прошел всю войну. Да и как вы все это представляете? Мирное время. Кроме Хрущева, в самолете Громыко, Гречко, команда и, наконец, наши люди - чекисты. Этот вариант абсолютно невыполним, - собеседник отказался наотрез.
Брежнев на осуществлении своего плана больше не настаивал. Советская делегация благополучно возвратилась в Москву. Никто не знал о состоявшемся разговоре. Однако Брежнев не успокаивался, открытие сессии Верховного Совета неумолимо приближалось.
В начале июня отец собирался в Ленинград. На 9-е число там была запланирована однодневная встреча с Президентом Югославии Иосипом Броз Тито. Отец выехал днем раньше, решил познакомиться с ходом жилищного строительства в Ленинграде, подготовиться к встрече, да и очень хотелось съездить в Петродворец, взглянуть на восстановленные фонтаны.
Тогда Брежневу пришла идея устроить автокатастрофу. Но и тут он, очевидно, не нашел поддержки.
Из Скандинавии Никита Сергеевич возвращался за неделю до открытия сессии. У Леонида Ильича совсем не оставалось времени.
В этом цейтноте появилось последнее, отчаянное предложение: арестовать Хрущева в момент его возвращения из Швеции и поместить в охотничьем хозяйстве "Завидово", неподалеку от Калинина. Везти такого пленника в Москву Брежнев опасался. Однако и это предложение не встретило одобрения ни у Семичастного, ни у других участников затеи. Они предпочитали более верный и менее авантюрный путь.
К сожалению, свидетельство Семичастного об этом факте лаконично. Он лишь отметил:
- Это длилось долгое время... Так был же вариант и такой, когда, понимаешь, он приехал из Швеции: остановить поезд где-то в районе Завидово, арестовать и привезти. Был и такой вариант...
Брежневу пришлось смириться с потерей президентского кресла.
В это же время начались активные переговоры с членами Президиума ЦК, секретарями обкомов, министрами, военными. С одними говорили открыто, других лишь осторожно прощупывали, третьих решили до поры не посвящать в дело. Ведь любая утечка информации грозила пустить все прахом. Дата окончательного решения не была определена. В одном сходились все - завершить дело надо к концу этого года.
Большое беспокойство вызывало и другое обстоятельство. Необходимо было принять все меры по дискредитации Хрущева в стране, лишить его последних остатков популярности в народе. И, кажется, все для этого делалось. В регионах, с руководителями которых уже удалось найти общий язык, из магазинов исчезли продукты, предметы первой необходимости. Выстраивались многочасовые очереди за любыми товарами, в том числе и за хлебом. Полки должны были заполниться снова только после устранения от власти "источника всех бед", буквально на следующий день.
В этом свете вызывала опасения повестка дня предстоящей сессии Верховного Совета, открывавшейся в понедельник, 13 июля.
Отец давно вынашивал вопрос об установлении пенсий колхозникам. Это был не только экономический, но и крупный политический шаг. Тем самым они приравнивались к рабочим, обретали равный со всеми социальный статус. Одновременно он хотел решить и другой больной вопрос: увеличить мизерные ставки учителям, врачам и работникам, занятым в сфере обслуживания.
И пенсии, и прибавки были невелики, особенно по нынешним меркам, но и на них средства отыскать было очень трудно. В начале года отец проводил многочасовые разговоры со специалистами, руководителями ведомств. В результате деньги наскребли, и он готовил обстоятельный доклад к предстоящей сессии.
Отменить или затормозить принятие этих решений было невозможно. Слишком долго и подробно готовился вопрос. Подходящего предлога не находилось. Брежнев и его "команда" нервничали. Ход их рассуждений, очевидно, был прост: "Хрущев, сделав доклад, опять свяжет свое имя с мероприятиями, обеспечивающими улучшение условий жизни многим людям. Это поднимет его популярность, сильно подмоченную недавним повышением цен на продукты. Как себя поведут люди при его устранении, предсказать трудно..."
Эти опасения были не слишком обоснованны, но они, вероятно, были. Тем не менее изменить им ничего не удалось. Вопрос остался в повестке дня.
Иначе сложилось с предложением отца установить два выходных дня в неделю. Этот вопрос не менее тщательно прорабатывался с начала года. На первых порах особых возражений не было, ведь почти весь мир к тому времени строил свой трудовой распорядок таким образом. Но в июне вдруг возникли почти неразрешимые трудности. Отцу стали доказывать, что переход на пятидневную неделю внесет дезорганизацию в работу многих отраслей народного хозяйства. В качестве основных аргументов приводились возможные затруднения на предприятиях с непрерывным характером производства: в металлургии, химии, нефтехимии. Высказывались опасения, что, несмотря на сохранение продолжительности рабочей недели в часах, общий объем выпуска продукции при переходе на пятидневку может упасть.
Давление на Хрущева оказывалось планомерно со всех сторон: ведомства, аппарат Совета Министров и аппарат Секретариата ЦК. Отец спорил, выдвигал контрдоводы, поколебать его не удавалось. Особенно рьяным противником перехода на новую неделю был секретарь ЦК А.П.Рудаков, отвечавший за работу промышленности.
До сессии оставалась неделя. Отец засел за окончательную подготовку доклада. Этого дела он никогда не доверял помощникам. На первом этапе отец обычно диктовал стенографисткам черновые мысли, часто вразброс. Расшифрованный текст приглаживали помощники с привлечением необходимых, в зависимости от темы выступления, специалистов по международным, промышленным, военным, сельскохозяйственным и другим вопросам.
Затем текст возвращался к отцу и начиналось редактирование. Он перекраивал композицию доклада, надиктовывал или выбрасывал отдельные куски, и так до тех пор, пока не добивался четкого выражения своих мыслей. На этом его активное участие в работе заканчивалось - теперь помощники со специалистами подбирали подходящие примеры, цитаты и представляли окончательный вариант. Отец его внимательно читал, вносил последние коррективы, и текст готов.
Правда и другое. Очень часто в своих выступлениях он не любил придерживаться бумажки, вообще отходил от написанного текста. Отец любил повторять одну из заповедей Петра I, запрещавшую читать речи по писанному, "дабы дурость каждого видна была". Такой стиль делал его выступления живыми, образными, позволял чутко реагировать на конкретную обстановку и выявлять реакцию слушателей.
Справедливости ради надо отметить, что иногда в запале выступления им высказывались и незрелые мысли, возникшие спонтанно в процессе произнесения речи. В этих случаях при подготовке текста к печати отцу приходилось устранять огрехи.
Все это, конечно, не касалось так называемых протокольных выступлений: при встречах и проводах иностранных делегаций, выступлений на приемах и других подобных мероприятиях. Эти речи, как и во всем мире, готовили соответствующие службы и представляли их отцу для окончательного зачтения уже в готовом виде.
Вот и сейчас он дошлифовывал свое предстоящее выступление на сессии Верховного Совета.
Рудаков решил пойти в обход. Ему удалось уговорить Аджубея попытаться воздействовать на отца. Не знаю уж, какие аргументы оказались для Алексея Ивановича решающими, но он согласился.
