Андрей Фурсов - Вперед, к победе! Русский успех в ретроспективе и перспективе
Первую фазу обеих структур я называю «демонархией»[1]. Это можно расшифровать и как «демоническую власть», и как «монархию демоса» (народа), и как «якобы монархию», а на самом деле – нечто, намного более крутое. В Петербургском самодержавии это режим Петра I, «реликтовое излучение» которого можно уловить вплоть до 1750-х – 60-х годов; в комстрое это, конечно же, сталинский режим, ну а в московском царстве это режим Ивана Грозного, начиная с опричнины. Последняя стала эмбрионом и одновременно средством возникновения и Московского самодержавия, и самодержавия вообще, и русской власти как уникального – автосубъектного и надзаконного – феномена. По сути, это было началом смуты по отношению к княжебоярскому режиму и одновременно демонархией, вызвавшей ответную реакцию – сначала боярскую, а затем общесоциальную смуту 1584/1598–1613/1619 гг. (её латентную фазу – 1584/1598 гг. можно в известном смысле считать «оттепелью»).
Демонархия реализуется как подавление опирающимся на значительную часть населения (народа) центроверхом (последний персонифицирован единодержавным правителем, как бы он ни назывался, и «спаянным» с ним чрезвычайным органом – опричнина, гвардия Петра I, ЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД) верхов и «остальной» части народа. По сути, это «холодная» гражданская война, фаза кристаллизации, торможения. Поскольку одна из главных задач демонархии – подавление основной массы населения, которая, естественно, представлена русскими, то, как правило, демонархические (или – шире – послесмутные) фазы характеризуются русофобией, а в «чрезвычайках» в связи с этим всегда обнаруживается большое количество нерусских элементов, главным образом, в руководстве – немцы, латыши, евреи. Но есть и обратная связь – русофобия как следствие значительной численности нерусских в органах репрессий и культуры. Классический случай – большевистский режим в 1917–1934/37 гг. Национальное по форме облекает социально-властное содержание и его специфические задачи на фазе демонархии.
«Оттепель» – вторая фаза структур русской истории. «Оттепели» – это выпуск пара после демонархического перенапряжения, это ослабление хватки центроверха на горле господствующих групп. (Начинаются «оттепели» с того, что эти группы обеспечивают себе гарантии физической безопасности). В петербургском самодержавии это период между (условно) 1762 г. и 1815 г., а в комстрое, который «проигрывал» все фазы в ускоренном темпе, это 1953–1962/68 гг. Главный «оттепельный» конфликт – борьба господствующих групп с центроверхом за экономические и социальные гарантии своего привилегированного существования.
Третья фаза – «застой». Это период стабилизации общества, укрепления и консолидации его господствующих групп, накопление «социального жирка» (прежде всего в виде среднего класса или эквивалентно сравнимых групп). «Застой» – это торжество горизонтальной мобильности над вертикальной на верхних ступенях социальной пирамиды и значительная расслабленность на средних и нижних. Главный принцип фаз «застоя» сформулирован одним из героев гайдаевской комедии «Операция «Ы» и другие приключения Шурика» пьяницей Федей. Обращаясь к пытающемуся перевоспитать его студенту Шурику, Федя говорит, что теперь другие времена: «к людям надо относиться мягше, а на вопросы смотреть ширше». Фазы «застоя» в русской истории – соответственно, 1815–1855 и 1962/68–1985/87 гг.
«Застой» быстро минует свою «зрелую» подфазу и переходит в подфазу упадка и разложения, вслед за чем наступает смута. Центроверх раздваивается; иногда властей больше чем две, но главных властей две: Василий Шуйский против Тушинского лагеря, и Второе земское ополчение против казаков; Петросовет против Временного правительства, и «красные» против «белых»; РСФСР (Ельцин) против Центра (Горбачёв), и президент (Ельцин) против Верховного Совета.
Смуты – наиболее опасные фазы во всех структурах русской истории и в русской истории в целом: сопровождаясь гражданской войной, интервенцией (прямой – военной, как это было в начале XVII и в начале XX в., и косвенной – экономической и информационной культурно-психологической, или психоисторической, как это происходит со второй половины 1980-х годов), они ставят государство на грань уничтожения и (или) действительно уничтожают его, и после смуты на его месте возникает новая структура.
IIТаким образом, мы имеем следующую циклику структур русской истории: демонархия – оттепель – застой – смута. После смут, казалось, Россию легко добить извне. Но легко добить и вообще добить исторически не получилось. Почему? Что спасало Россию от последствий смуты?
Прежде всего – самоотверженность и особый – упёртого московского типа – героизм народа. Однако весьма важную роль играли и внешние условия – так складывалось, что добить Московское царство после смут оказывалось некому. После окончания Смутного времени в 1618–1619 гг. Московию можно было брать «тёпленькой». Однако Европа была занята Тридцатилетней войной (1618–1648), а когда война закончилась, Московское царство уже прочно стояло на ногах и само развернуло борьбу за Малороссию с традиционным врагом – Польшей.
Аналогичным образом обстояло дело в 1920-е – 30-е годы. СССР смог не только встать на ноги, но и подготовиться к войне, потому что в мировой капиталистической системе шла борьба немцев и англосаксов, Германии и США за корону нового гегемона капсистемы, а внутри англосаксонского мира США вели борьбу за подрыв Британской империи. И пока хищники, представляющие два западных начала, грызлись между собой, СССР ковал щит и меч.
Наибольшую силу в мировой системе Россия набирала после мировых войн, т. е. войн за гегемонию в мировой капсистеме. В мировой системе фазы наибольшего успеха России – это послевоенные периоды, периоды после окончания мировых войн, в которых Россия играла решающую роль. Хотя Россия и СССР никогда не претендовали на место гегемона внутри капсистемы (этот приз оспаривали континентальные державы Франция и Германия у морских англосаксонских – Великобритании и США) и в войнах выступали на стороне «моряков-англосаксов» против континенталов[2], главным театром мировых войн становилась русская территория – как будто буржуинам не хватало собственного пространства для выяснения своих буржуинских отношений, и они выносили последнее во внешний для капсистемы мир – евразийский. Более того, именно Россия своей людской массой и своим пространством решала исход мировых войн и, выходя из них, становилась одной из двух сверхдержав: в 1815–1855 гг. вместе с Великобританией, в 1945–1991 гг. (пик 1962–1987 гг.) вместе с США.
Как мы видим, фазы наибольших внешних успехов России коррелируют главным образом с внутренними фазами «застоя». Россия Николая I и СССР Брежнева – вот эпохи наибольшего могущества России/СССР в мировой системе. И в то же время это – эпохи наибольшего внутреннего спокойствия, улучшения благосостояния значительной части общества: «живи да работай – хорошая жизнь», как говорилось в «Сказке о военной тайне, о Мальчише-кибальчише и его твёрдом слове», а «запахи дыма с пожаров» или «пороха с разрывов» были далеко – в том «прекрасном далёко», которое, несмотря на просьбы, чаще всего оказывалось жестоким – и само по себе, и по сравнению с «застойными» временами».
IIIНо были ли успехи России автоматически успехами русских?
По части усилий и решающего вклада в победу – всегда. А вот по части вознаграждения – нет.
Власть содержала империю, а затем СССР за счёт русского (т. е. русские + белорусы + малороссы) этнического ресурса. Правы те, кто называет Россию и СССР «империями наоборот», где державообразующий народ не эксплуатировал окраины и их народы, а наоборот – вкладывал в них средства, отрывая от себя, в ущерб себе.
Русские, как правило, были народом-победителем, который не получал ничего, будь то мировые англо-французские (Семилетняя и революционно-наполеоновские) войны или англосаксонско-германские (1914–1918 гг. и 1939–1945 гг.). Русские выигрывали войны, вытаскивали Российскую империю, а затем СССР (протоглобальный комплекс), но, по сути, ничего не получали. Со «стеклянной ясностью» (В. Набоков) это проявилось в советский период русской истории, когда расходы трёх славянских республик, особенно РСФСР и Белоруссии, были существенно меньше их доходов, тогда как расходы всех остальных республик намного превышали их доход – разрыв создавался путём перекачки средств (и кадров) из русского центра на нерусские окраины.
Ослабление власти в центре приводило к тому, что русские, в конечном счёте, опрокидывали существующую структуру власти, начинался распад державы, на её месте возникала новая, причём ранней, первоначальной её формой становился антирусский, русофобский режим, который через 15–20 лет функционирования устранялся мирным или насильственным способом.
