Петер Энглунд - Полтава. Рассказ о гибели одной армии
Его устремления с самого начала были направлены на дипломатическую карьеру. Но, когда он вернулся на родину после учебы в Германии, его перспективы в чиновной службе оказались столь жалкими, что он был вынужден изменить решение. Как уже отмечалось ранее, перед молодым дворянином были только две дороги, и, если дорога пера оказалась закрытой для молодого Адама Людвига Левенхаупта, оставалась только дорога меча. Однако новые принципы, которые господствовали в армии Карла XI, где офицеры в большей или меньшей степени были вынуждены начинать службу с самых низов и лишь постепенно выслуживаться до высших чинов, совсем не нравились самоуверенному юноше. Как было в обычае, он вместо этого поступил на военную службу за границей. Сначала он сражался против турок в Венгрии, потом почти девять лет маршировал под нидерландскими знаменами во Фландрии. Когда разразилась война 1700 года, он стал командиром одного из вновь образованных резервных полков. Во время упорных боев в Прибалтике Левенхаупт скоро проявил свой талант. Он был там единственным из шведских военачальников, которому удавалось раз за разом одерживать победы над становившимся все многочисленнее и набиравшим военный опыт русским войском. В 1705 году он был назначен губернатором Риги и получил под свое начало все шведские войска в Лифляндии, Курляндии и Земгалии. Это была очень быстрая карьера, без сомнения, основанная на его собственном большом военном опыте и высокой компетентности.
Он олицетворял образ «отца-командира», характерный для его времени, и часто выказывал искреннюю заботу о своих солдатах и офицерах, а его подчиненные, как правило, тоже относились к нему хорошо; генерал был не прочь поговорить о том, как он любит своих горемычных солдатиков. На войне он был осторожен — качество, которое в этих обстоятельствах часто, хотя и не всегда, было положительным. Эта осторожность иногда переходила в нечто, похожее чуть ли не на апатию.
Генерал Левенхаупт закончил свою небольшую разведку, вернулся в лагерь, к себе в палатку, и лег спать. Он маялся поносом и у него не было аппетита.
В полдень король собрал военный совет. На него были приглашены следующие лица: фельдмаршал Реншёльд, королевский советник граф Пипер и командир Далекарлийского полка полковник фон Сигрот. Положение шведской армии становилось непрочным. Практически те, кто осадил Полтаву, сами оказались в осаде.
Нажим со стороны русских в последнее время постоянно возрастал. Отрезанные от окружающего мира, шведы терпели большую нужду почти во всем, начиная от пищи и кончая боеприпасами. С боеприпасами было совсем плохо. То есть все было в порядке с зарядами для пушек, но что касается мортир и гаубиц, запас был явно неудовлетворительный. Однако больше всего не хватало пуль и пороха для личного огнестрельного оружия, а часть мелкого пороха для мушкетов, которая еще оставалась, была в довершение всего испорчена и не давала эффекта. Положение было до того отчаянным, что был даже издан приказ, запрещающий говорить о недостатке пороха. В тщетных попытках восполнить иссякающий запас пуль многие офицеры отдали в переплавку свои оловянные сервизы; лили пули также и из железа. Внизу, у города, сновали шведы, собирая ядра, выпущенные из русских пушек. Если все эти мелкие стычки будут продолжаться, небольшой запас, который пока есть, будет медленно, но верно иссякать, и тогда шведы окажутся сильно ослабленными, если не сказать совсем беззащитны, перед лицом сытой и хорошо вооруженной русской армии. Что касается прочего, что необходимо армии, местность вокруг Полтавы становилась все более опустошенной, из нее уже было высосано все что можно. Подвоз продовольствия был сильно затруднен кишащими кругом русскими отрядами. Еды стало недоставать. Кроме того, из-за невыносимой жары имеющиеся запасы быстро портились, что еще усугублялось нехваткой соли; вместо нее употребляли испорченный порох. Цены на продовольствие, которое еще можно было достать, подскочили чрезвычайно: за кружку водки приходилось платить 8 далеров, за маленький кусочек мяса — 4 далера. Голод явил в армии свой мертвенно-бледный лик, и последние два дня некоторые соединения не получали даже хлеба. В довершение всего появились трудности с питьевой водой. С обмундированием тоже дела обстояли самым печальным образом. (Когда мы представляем себе храбрых шведских воинов под Полтавой, нужно вызывать в своем воображении не бодрых молодцов в аккуратных и элегантных синих мундирах, а шеренги усталых бедолаг в изношенном до лохмотьев платье.) Не только люди страдали от всяческих нехваток. Трудно было также раздобыть фураж для многочисленных лошадей армии; теперь их кормили главным образом листьями. Недостаток фуража и воды означал угрозу массового падежа для всего лошадиного поголовья, а без лошадей армия не могла функционировать. Проблемы со снабжением стали еще сложнее теперь, когда все войска были стянуты на крошечном клочке земли. Людей и животных становилось все больше, а ресурсов все меньше. Это огромное скопище людей и скотины, которое специально собрали здесь, потому что, как предполагалось, было близко генеральное сражение, могло в таком катастрофическом положении с едой просуществовать лишь очень короткое время.
Не менее, а то и более серьезным, чем продовольственные трудности, было падение боевого духа армии.
К этому воскресенью армия прошла изнурительный путь длиной в девять лет. Еще в то время, когда они выступили из Саксонии осенью 1707 года, среди солдат стало распространяться чувство безнадежности и уныния. По мере того как проходили месяцы и годы и армия углублялась все дальше на восток, гонясь за неуловимым врагом, ее все больше разъедали болезни, голод, упорная партизанская война, плохая погода и сомнения. Генеральное сражение, вслед за которым наступит мир, теперь уже для многих желанный, все не происходило; солдаты осыпали проклятьями вечно ускользающего врага. Письма домой свидетельствуют о неиссякающем потоке неудач и растущих сомнениях среди воинов. Гвардейский полковник Карл Магнус Поссе писал в начале апреля 1708 года домой брату: «Все желают, чтобы Господь отдал вероломного врага в наши руки, после чего, как мы уповаем, наступит благословенный мир; да услышит нас Господь ради Христа, ради гибели его и мучений, ибо мы начинаем питать отвращение к этим ежедневным трудностям, которые все возрастают, а не уменьшаются». Суровая зима еще больше ослабила армию, которая между тем уходила все дальше от родины; все новые и новые трудности вместе с уменьшающимися шансами на победу привели к тому, что боевой дух шведов еще в начале весны явно пошатнулся.
Как уже упоминалось выше, боевой дух понизился и у союзников шведов — запорожцев. Они прямо-таки готовы были взбунтоваться. Шведы принуждали Мазепу разъезжать верхом перед строем и обращаться с оптимистическими и ободряющими речами к павшим духом казакам.
Как одну из причин падения боевого духа армии — впрочем, с таким же успехом можно считать это и симптомом падения — следует рассматривать дурные знаки и предзнаменования, о которых заговорили в последние полгода. Когда войско в конце 1708 года на несколько недель расположилось у города Ромны, это сразу породило множество слухов. Шептались, будто королю было предсказано, что он останется непобедимым, пока не возьмет Рим. Поскольку в названиях Рим и Ромны есть известное сходство, некоторые считали, что теперь предсказание должно исполниться и скоро Карл потерпит поражение. Говорили и о других зловещих знаках. (В точности так же раньше с благодарностью отмечались сплошные добрые знаки перед битвами, например при Клишове в 1702 г. или Фрауштадте в 1706-м.) Не приходится сомневаться, что вера в предзнаменования действительно пустила прочные корни в армии. Такая в высшей степени почтенная особа, как, например, капеллан драбантов Йоран Нурдберг — человек, который потом стал историографом короля, — утверждал, что ему было послано настоящее знамение, оно касалось прошлогодней битвы при Добром. Он увидел ее во сне, на основании чего предсказал как дату сражения, так и его ход. Такие знаки на небесах, как ложные солнца, солнечные затмения и кометы, как правило, отмечались с почтительным трепетом. Именно кометы еще в 80-х годах семнадцатого века имели почти незапятнанную репутацию предзнаменований и знаков, предвещавших близость Судного дня. Но теперь их репутация как предзнаменований уже становилась здорово подмоченной, веру в кометы постепенно побеждали ученые и их новая механистическая модель Вселенной. В то время всякие суеверия были расхожими и цвели пышным цветом в Швеции, в той самой Швеции, где костер для сожжения ведьм едва начал затухать и продолжали существовать многие атрибуты волшебного царства старых времен. Суеверие было распространено во всех слоях общества, и король был сильно заражен верой в сверхъестественное. Карл боялся темноты и охотно спал в компании со своими воинами, положив голову на колени какому-нибудь солдату. Но в армии все же старались сдерживать худшие виды суеверий, и колдовать и «заговаривать оружие» было строго запрещено.
