Режин Перну - Ричард Львиное Сердце
Несколько позже и все еще в видах умиротворения Алиеноре было дозволено посетить Руан, где покоился ее сын Генрих Младший. Ричард сопровождал ее и согласился уступить ей, пока она жива, сюзеренитет над Аквитанией. В конце концов, дело касалось лично их, и глубокое согласие, царившее между матерью и сыном, никак не нарушалось, разве что мимолетно: Ричард продолжал осуществлять свои права графа Пуату и герцога Аквитанского, не спуская глаз ни с единого из своих вассалов. Он утвердил основание монастыря Фонтенле-Комте по уговору с аббатом Мейезэйским: последний получил фьеф в Кулянже, тогда как Ричард заложил новый город Сен-Реми-де-ля-Ай и издал хартию его привилегий. Еще он возобновил различные привилегии, пожалованные приходу в Шизе, а также тем, кто имел права на пользование лесом Монтрей.
В 1185 году Генрих II созвал Рождественскую ассамблею в Донфроне. Собрание вышло пышное и запомнилось еще и тем, что Плантагенету был предложен венец короля Иерусалимского: Балдуин IV Прокаженный преставился 16 марта того же года двадцати четырех лет от роду, в краткую жизнь свою познав страдания и украсив ее подвигами. Генрих II уже принимал крест двенадцатью годами ранее; он не стал с порога отказываться от короны, однако его притязания, судя по всему, не простирались так далеко и не были столь возвышенны.
В наступившем году случалось разное. Вначале, во время новой встречи в Жизоре, состоявшейся в Великий пост, то есть в начале весны, Филипп Август и Генрих II снова решили, что Аделаида выйдет замуж за короля Ричарда. Это происходило незадолго до того, как вдова «юного короля» Маргарита Французская вышла вторым браком замуж за Белу III, короля Венгрии. Затем Джеффри, граф Бретани, вечно недовольный отцовскими замыслами, изволил принять приглашение от короля Франции и провел лето в его владениях. Несколько недель подряд молодые люди не разлучались друг с другом: их видели вместе за столом, на охоте, на празднествах, следовавших друг за другом, на турнирах. Кончилось это все более чем печально: на одном из таких ристалищ, в августе, Джеффри Бретонский погиб. Подобные несчастья бывали нередки на такого рода играх, задуманных ради состязания в мужественной ловкости и изяществе, но опасных и жестоких.
Отчаяние короля Филиппа Августа поразило современников. Уж не опасался ли он обвинений или подозрений, будто сам заманил Джеффри в ловушку, прикрываясь искренней дружбой с погибшим? Во всяком случае, во время пышных похорон, устроенных Джеффри, казалось, будто король Франции, того и гляди, сам рухнет в свежевырытую могилу. Отпевали принца в Нотр-Дам-де-Пари, тогда еще совсем новом соборе Божьей Матери, первый камень которого был заложен лишь двадцатью тремя годами ранее, по почину епископа Парижского Мориса де Сюлли. За двадцать лет работы строители успели обустроить площадку, на которой хватало места для совершения богослужений, но по-настоящему ни крова, ни стен еще не было. Филипп радушно встретил вдову Джеффри, Констанцию, которая тогда была беременна; сына, родившегося уже по смерти отца, нарекли Артуром — именем из романов о рыцарстве. Мальчик должен был воспитываться главным образом при французском дворе, подобно своей старшей сестре Алиеноре. Много позже Филипп Август запретит собственному сыну Людовику всякое участие в турнирах.
Для Плантагенетов смерть Джеффри, последовавшая всего лишь через три года после кончины «юного короля», стала очень жестоким ударом: мужская линия рода утончилась, и материковые владения прекрасного королевства Плантагенетов могли пострадать. Генрих II был слишком изворотливым дипломатом, чтобы не понять: теперь, более чем когда бы то ни было, надлежало поддерживать мир с королем Франции. На Благовещение, 25 марта 1187 года, в Нонанкуре состоялась очередная встреча Генриха с Филиппом. Ричард, не считаясь с перемирием, по-прежнему продолжал враждебные действия. Филипп Август воспользовался этим и совершил, с выгодой для себя, вылазку в Берри, где овладел двумя укрепленными пунктами: Грасэ и Иссуденом.
Одно обстоятельство, не вполне предвиденное, в корне изменило жизнь государей Запада. На протяжении многих лет вести, приходившие из Святой земли, становились все более неутешительными, и папа Урбан III вынужден был вмешаться и восстановить мир между графом Пуату и королем Франции. Теперь же события за морем приняли и вовсе трагический оборот: раздоры между князьями-крестоносцами, несостоятельность короля Иерусалимского, которым по крайне неудачному выбору стал один из Лузиньянов, а именно Ги, наконец, и более всего, ратная доблесть султана Саладина, уже объединившего под своей рукой Египет и Сирию, — все это поставило хрупкое Латинское королевство, и без того пребывавшее в опасно неустойчивом положении, на грань катастрофы. 4 июля 1187 года, в День святого Мартина «вспыльчивого», произошла битва на отрогах Хаттина. После нее войско франков практически прекратило существование, так что города, для завоевания которых столетием ранее были пролиты реки крови и слез, один за другим переходили в руки победителя. Акра пала 10 июля, Яффа и Бейрут — 6 августа, наконец, сам Святой Град Иерусалим был оставлен 2 октября того же рокового 1187 года.
Вести эти взбудоражили весь Запад и вызвали сильные чувства, благоприятствовавшие делу защиты Святой земли, которую христианский мир считал своим достоянием и на которой Христос явился и жил во плоти, претерпел смерть и восстал из мертвых.
Ричард одним из первых — уже на следующий день по получении известия о падении Иерусалима — взял крест из рук епископа Варфоломея Турского. Перед этим он побывал у короля Франции — он сам запросил примирения, которое было устроено его кузеном, графом Филиппом Фландрским. Хронист Гервасий Кентерберийский передает содержание беседы, произошедшей между недавними противниками. Ричард пребывал в задумчивости и вдруг возжелал мира, что позволило бы ему отправиться за море: «Я бы босиком отправился в Иерусалим, дабы снискать его благодать». На это Филипп отвечал: «Нужды нет идти туда пешим, бос ли ты, или обут; но вот если такому, как ты, дать коня да доспехи покраше, глядишь, и доберешься».
Очень возможно — во всяком случае, такое рассказывают некоторые летописцы, — что как раз во время этой встречи король Франции раскрыл Ричарду глаза насчет расхожих толков про свою сестру Аделаиду, которую, как говорили, соблазнил Генрих II: от него она родила сына, и этот ребенок, через несколько месяцев после своего появления на свет, умер. Теперь если и возможен был какой-то союз между Ричардом и Филиппом, то лишь против Генриха II.
Окончательно укрепило государей в их намерении появление на Западе патриарха Тирского. Его предшественник, Вильгельм Тирский, весьма почитался не только в Святой земле, но и в Европе. Выдающаяся личность мира христианского, он, среди прочего, оставил нам самую подробную и самую точную хронику событий в Святой земле, произошедших после воззвания папы Урбана II на соборе в Клермоне в 1095 году. Для его преемника 21 января 1188 года устроили торжественную встречу на середине пути из Жизора в Три.
Собрание решило, что следует объявить о сборе особой десятины по всем церквям, как во Франции, так и в Англии, на закупку оружия и снаряжения. Вскоре ее назовут «саладиновой десятиной». Короли и бароны принимали крест. Цвет креста указывал на область: у французских крестоносцев кресты были красными, у английских — белыми, зеленый обозначал Фландрию. Ко всему рыцарству было обращено торжественное увещевание, призывавшее покончить с междоусобицами и печься о благе христианства, то есть об освобождении Иерусалима.
* * *Однако в это время вновь ожили разногласия между Францией и Англией, а в самой Англии отец с сыном опять перестали ладить друг с другом. Можно было ожидать беспорядков, и они не замедлили с появлением. В Пуату снова стало неспокойно: сеньоров края не слишком заботила участь Святой земли — в конце концов, там сидел этот Лузиньян, потерпевший целую череду поражений, по сути дела, подводивших черту под существованием Иерусалимского королевства. Если они и интересовались чем-то, так разве что взаимными распрями, которые возобновлялись, так и не успев толком стихнуть. Вновь составили заговор Эймар Ангулемский, Жоффруа Ранконский и Жоффруа Лузиньянский; подспудно ощущалось сочувствие мятежникам со стороны графа Раймона Тулузского, против которого Ричард воевал на протяжении двух предыдущих лет. За всем этим угадывались намерения Генриха II, всегда хотевшего обездолить Ричарда в пользу Иоанна и все время подыскивавшего к тому поводы: на его взгляд, с Ричарда довольно было и того, что он наследовал королевство Плантагенетов и верховную власть над всей страной.
Однако граф Пуату умел сопротивляться; к тому же он мог рассчитывать на помощь ордена госпитальеров, получившего от него немаловажные уступки: магистру английского отделения ордена Гирарду он предоставил на льготных условиях принадлежавший некоему Гийому Котрелю дом в Ла-Рошели, построенный в порту в очень удобном месте, на берегу океана. Госпитальерам очень кстати был этот выход к морю, чтобы доставлять в свои замки в Святой земле коней, сено и фураж для них и пшеницу для солдат гарнизона. Там, далеко за морем, в главной твердыне ордена, прославленной под именем Крак-де-Шевалье, готовились к отражению ударов Саладина. Ясно, что в Ла-Рошели, как и в Марселе, госпитальеров привлекали пристани и возможность создания перевалочных пунктов.
