Валерий Шамбаров - Россия. Полная история для семейного чтения
Между тем южную Русь охватили страшные усобицы. За киевский престол схлестывались Мономашичи, Ольговичи, Давыдовичи. Сегодня одни князья разоряли владения других, завтра роли менялись. Заключали те или иные союзы, недавние друзья превращались во врагов. Пока сходились в рубках княжеские дружины, было еще полбеды. Но все враждующие стороны приспособились приглашать иноплеменников — половцев, венгров, поляков, торков, берендеев. А уж чужеземцы резали и грабили всех подряд. Зачем стесняться-то? Их и позвали для того, чтобы резать и грабить. Надо пользоваться, набрать побольше добра, пленных. Впрочем, и русские быстро переняли «полезный» опыт. Половцы и венгры себя не обижают, чем же они хуже? Полыхали и рушились города, проходившие туда-сюда рати стирали с лица земли попутные деревни. Возле догорающих пепелищ, возле трупов хозяев выли изнасилованные жены. А их дети, братья, сестры тупо брели куда-то в караванах невольников.
Люди стали уходить. Направлялись туда, где поспокойнее, на север. Сохраняли память о брошенной родине, приносили на новые места привычные названия, и появлялись города-двойники. Южный Переяславль на притоке Днепра, реке Трубеж, особенно страдал от нашествий, и на Оке возник Переяславль-Рязанский, на Клещином озере — Переяславль-Залесский, в каждом городе одна из речушек получила имя Трубеж. На юге был Кснятин, и на севере, у впадения Нерли в Волгу, построили Кснятин, на юге был Стародуб, и на Клязьме появился Стародуб. Страшному опустошению подверглось и Прикарпатье. Наряду с карпатским Галичем возник заволжский Галич, наряду с карпатским Звенигородом — Звенигород на Москве-реке. Юрий Долгорукий принимал всех. Давал места для поселения, льготы, ссуды на обзаведение хозяйством. Полудикий край обживался, расцветал, среди бескрайних лесов множились деревни.
Но богател и Киев. Его не жгли, не разоряли, он обладал особым статусом. Он сам присвоил себе право определять великих князей, поэтому все соперники заискивали перед ним. Столичные бояре торговались с ними, за какие пожалованья отдадут престол. А городскую чернь меняющиеся князья ублажали попойками, выкатывая бочки меда и пива, тешили зрелищами вроде турниров венгерских или польских рыцарей. Воины привозили в Киев на распродажу награбленную добычу, пригоняли пленных. Возникли невольничьи рынки, где горожане могли выбрать холопов и холопок на любой вкус. Кому-то умелого мастера, кому-то красивую девку, кому повариху, мальчонку на побегушках, кормилицу. Жирный навар гребли евреи-работорговцы, скупая пленных. Из русской столицы корабли с русскими невольниками отчаливали по Днепру к морю, везли «живой товар» в дальние страны.
Долгорукий считал себя несправедливо обделенным, но долгое время не вмешивался в братоубийственные свары. Однако верх в них одержал Изяслав II Мстиславич — коварный, лицемерный, жестокий. Он первым из русских князей хладнокровно приказал перебить пленных, когда их было слишком много, чтобы не взбунтовались. Перерезал соплеменников и единоверцев. Но столицу он ублажал особенно щедро, поэтому киевляне любили его, величали «господином добрым», «отцом». Своего соперника, новгород-северского князя Игоря, он без всякой вины заточил в темницу.
Вот тогда-то, по призыву брата Игоря, Святослава, Юрий все же вступил в войну. В защиту поруганной чести, растоптанной правды. Начал поход для освобождения Игоря. Правда, Изяслав Мстиславич постарался сорвать его, и не только боевыми операциями. Игорь в тюрьме тяжело заболел, решил постричься в монахи и принять схиму. О мирском больше не помышлял. Но на свободу его не выпустили. А когда великий князь узнал, что Юрий собирает коалицию для его спасения, среди киевлян на вече раздули возмущение: дескать, Игорь — главная причина войны! Натравили на него толпу, вытащили из храма прямо во время литургии и растерзали. Вскоре возле его могилы стали происходить исцеления, его признали святым.
Но война продолжилась, невзирая на его смерть. Причем теперь не Юрий предпринимал походы, а Изяслав взялся мстить, организовывал нападения на Суздальскую землю. Сжег Углич, Кснятин. Что ж, Долгорукий ответил, двинул рати на юг. В 1149 г. войска сошлись под Переяславлем. Долгорукий даже сейчас не желал кровопролития. Требования он предъявил очень умеренные. Не претендовал на великое княжение. Просил лишь отдать ему родовую вотчину, Переяславль, а союзнику Святославу — наследство убитого Игоря, Новгород-Северский. Изяслав высокомерно отказал. Ну а Юрий надеялся обойтись всего лишь демонстрацией силы. Если она не удалась, приказал… отступить.
Куда там! Его враг, в отличие от него, жаждал крови. Увидел, что суздальцы уходят, и возбудился — они слабы, боятся! Бросил свое воинство навалиться и уничтожить их. Нарвался он очень крепко. Лавина его войск ринулась на отступающих. Но полки Юрия остановились, ощетинились копьями. Вскипели негодованием. Если противники не хотят разойтись миром, чего с ними церемониться? Сами ударили навстречу, смяли. Подчиненные князья, которых Изяслав купил разными подачками, запаниковали, стали рассыпаться кто куда. Повернули прочь и иностранцы, погибать им совсем не хотелось. Их гнали, рубили. Разгром был полным. Изяславу осталось только ускакать к западным границам, к своим друзьям, венграм и полякам. А Долгорукий вошел в Киев. Долго воздерживался от борьбы, не хотел драться и губить людей ради титула великого князя, но в возрасте 57 лет все-таки стал им. Это выглядело торжеством справедливости.
Юрий был идеалистом, последним рыцарем прежней Руси, мечтал восстановить ее единство под сильной властью государя — не понимая, что это уже невозможно. Удельных князей и киевских бояр не устраивала как раз сильная власть, которую пытался установить Юрий. Они целовали крест на верность Долгорукому и тут же предавали. В результате война приобрела своеобразный характер. Изяслав без зазрения совести приводил чужеземцев, а Долгорукому даже не сообщали о его передвижениях. Неприятель внезапно появлялся под стенами Киева, в столице заговорщики уже ждали его, поднимали мятеж, и Юрию приходилось бежать. Но простонародье было наслышано о справедливости и порядке в Залесье, сочувствовало Долгорукому! Он переформировывал рати, возвращался, и удирал Изяслав.
Правой рукой Юрия и в мирном строительстве, и в сражениях был его старший сын Андрей — впоследствии он получит прозвище Боголюбского, будет причислен к лику святых. Он проявил себя прекрасным командиром, отважным витязем, совершал блестящие подвиги на поле брани, но войну не любил, всегда первым высказывался за примирение. А отцу советовал вообще прекратить борьбу за прогнивший Киев. Вернуться домой, у них же есть собственные владения, обширные и богатые! Нет, Долгорукий не смог этого понять. Он воспитывался на других понятиях, вырос с ними. Как же можно было сравнивать захолустные деревянные Суздаль или Ростов с великолепным огромным Киевом? С величием и престижем столицы?
Основание Москвы. Постройка первых стен Кремля Юрием Долгоруким в 1156 г. Открытка из набора «Средневековая Москва в творчестве Аполлинария Васнецова»
Наконец, Изяслав умер. Киевская верхушка привычно затеяла торг, кто ей посулит за престол лучшие условия и пожалованья. Но с севера опять выступил Долгорукий. Совершенно неожиданно его поддержал смоленский Ростислав Набожной. Он был как раз из тех князей, кого Киев звал к себе на трон. Но столичная грязь и интриги претили ему. Ростислав, как свидетельствовало его прозвище, был глубоко верующим, очень честным и искренним человеком. Он пришел к выводу, что лучшим великим князем для Руси станет Юрий. В марте 1155 г. Долгорукий торжественно вступил в столицу. Казалось, что сбываются его мечты о возрождении идеальной, единой Руси. Положение выглядело прочным. Перед лицом соединившихся ратей — суздальской, смоленской, северской — все князья подчинились, признали его главенство. Прибывший из Византии митрополит Константин благословил Юрия и проклял память Изяслава II. Как водилось, новый государь распределил уделы и для своих сыновей. Андрея, наследника и главного помощника, посадил княжить рядом с Киевом, в Вышгороде, чтобы постоянно был под рукой.
Вроде бы все были довольны, кроме… Андрея. Он, один из немногих, понимал, насколько обманчив блеск разложившегося Киева. Осознавал, насколько чужды столице он сам и его отец. Чувствовал, что добром дело не кончится. Его тянуло уехать. Бросить Киев, вернуться домой! Долгорукого поражали подобные мысли сына. Они же победили! Юрий занял престол по праву! Он остался старшим в роду Мономаха! Сейчас они восстановили попранную справедливость, возвратили себе высшее положение на Руси. И вдруг — уехать? Это выглядело совершенно дико, нелепо. Долгорукий приказывал выбросить из головы блажь, заняться насущными вопросами: посовещаться с боярами, выработать то или иное решение. Андрей выполнял. Но чем дальше, тем больше укреплялся в желании — прочь отсюда. Хотя, с другой стороны, как можно без воли отца? Он колебался, мучился, переживал.
