Андрей Зубов - Лекции по истории религий, прочитанные в Екатеринбурге
Любовь, как мы помним, делает из двух одно, но при этом каждый не перестает быть личностью: муж с женой, если они любят друг друга по–настоящему, становятся одним целым, но это все‑таки два человека, две личности. Вот так и человек с Богом — полная и бесконечная любовь человека к Богу делает его одним целым с Брахманом, но при этом личность сохраняется. При этом в традиции Кевал Адвайты любовь — только мистический прием на пути к полному растворению, а в Вишишт Адвайте сущностная основа вечных отношений между любящим и любимым — человеком и Богом, хотя учителя Вишишт Адвайты не забывают всякий раз подчеркивать, что Бог и человек — суть одно.
Наиболее почитаемым учителем Вишишт Адвайты был очень интересный и глубокий индийский мистик Рамануджа, живший в XII веке после Рождества Христова; его последователи среди современных индийцев исчисляются сотнями и сотнями тысяч. Кевал Адвайту представляет другой индийский мистик — живший в VIII веке знаменитый Шанкара. У него также множество последователей.
Индуистская аскетика постоянно ищет ответа на один важнейший для нее вопрос: когда мы чего‑то желаем, мы соединяем себя с объектом желания, но поскольку объект желания всегда иллюзорен, то мы не должны ничего желать, ведь соединяя себя с иллюзорным, мы не соединяемся с Богом. Когда человек желает, например, богатства, он соединяет себя с богатством, а не с Богом, и поэтому Атман снова перерождается в этом мире, не соединяется с Брахманом. Когда человек желает спасения, бессмертия, «парах параватах», он соединяет себя с небом, но временно, и опять оказывается на земле. И тут возникает самое страшное искушение: а когда человек себя соединяет с Брахманом, когда он ощущает, что «ты то еси», «та твам аси», может быть, он тоже не достигает цели? Ведь он желает обрести это тождество Атмана и Брахмана, хочет перейти от привычной для «человека с улицы» самджны — со–знания к трудно достигаемой виджне — по–знанию.
Индийские богословы были искушены в таких вещах. Брахман не имеет никакого образа: стоит нам назвать имя, как‑то наименовать цель, и мы всегда бьем мимо, если речь идет о Боге Творце. А значит, соединяем себя не с Брахманом, а с некоторыми иллюзиями нашего сознания. Что же делать? Эта самая мысль поразила человека, который основал буддизм, — североиндийского принца Сиддхартху Гаутаму. Кстати говоря, не только основоположник буддизма, но и многие творцы упанишад и других религиозных течений Индии, возникших где‑то за пять–семь веков до Рождества Христова, были в основном не священниками, не брахманами, а людьми из царского и воинского сословия, которые в системе триб обозначались именем кшатрии (от слова «кшатра» — «власть»). Именно эти люди, вероятно, менее связанные ритуальными предписаниями и в то же время достаточно образованные, могли свободно искать истину.
Так вот, Сиддхартха Гаутама в возрасте двадцати девяти лет ушел из дома, отказавшись от царского престола, бросив молодую жену и новорожденного ребенка. Сначала он уходит к учителю, который наставляет его в упанишадическом знании: Атман тождественен Брахману. Там он проводит несколько лет, но в итоге разочаровывается и уходит. Потом он вместе с несколькими монахами практикует крайнее умерщвление плоти. Если в первом случае надо было осознать тождество Атмана и Брахмана — пройти по пути знания (джняна марга), то во втором случае это был путь действия (карма марга). Надо было реально отказаться от всех желаний, практически не есть, не пить и полностью умертвить свое тело, чтобы освободить дух от всех привязанностей, всех отождествлений с чем‑либо, что не Брахман. Сиддхартха Гаутама, человек ревностный, и тут был первым. Но, потеряв как‑то сознание от голода, он понял, что трудился зря и этот путь не спасает. Он так же точно желает, но только самого элементарного — еды, воды, сна. Тогда он удалился от монахов под их смех, что он, мол, слаб и не выдержал искуса, и после нескольких лет бродяжничества по дорогам Индии под знаменитым «древом просветления», Бодхи, дал обет, что не сойдет с места до тех пор, пока не познает истину, хоть бы и пришлось умереть.
И истина ему открывается. Но какая истина? Что вообще не надо стремиться ни к какой положительной цели, то есть понятие Бога выносится за скобки: Он может существовать, а может не существовать, главное, что жизнь здесь — это страдание, мука, и надо думать не о том, куда уйти от страдания, а о том, как от него уйти. Для западного неверующего человека этот вопрос кажется очень простым. Ну, если жизнь надоела, а вечность не интересует, то застрелись, и дело с концом. Но для индийца это не выход — ты застрелишься и снова переродишься, да еще в таком неприглядном виде, что потом придется страдать вдвое. Самоубийство как выход отпадает для любого человека южноазиатской традиции, верующего или неверующего. А что же тогда делать, как быть?
Ответ дает учение буддизма. Его сутью является приучение человека к мысли, что ему не за что в жизни держаться, что вся жизнь — это страдание, совершенно нереальный поток, в котором бессмысленно даже пытаться утвердиться. Жизнь непостоянна, она ежеминутно разрушается, меняется, как узор в детском калейдоскопе. И наконец, самое последнее и самое сложное для неиндийца — это то, что у человека нет души и у мира нет души, то, что на языке раннего буддизма, на пали, называется анатта — «бездушность» (на санскрите этот термин звучит «анатман»). Человеку следует понять, что его как бы уже и нет, да никогда и не было, а есть лишь совокупность элементов. Как любят говорить буддисты: «Что такое колесница? Есть обод, есть дышло, есть спицы, а колесница просто набор этих деталей. Разберешь детали — и нет колесницы, соберешь детали — есть колесница». Соответственно, и человек — набор элементов; одни школы называют двадцать один, другие — тринадцать элементов. Если ты обманываешься, ошибочно думаешь, что ты есть, то будешь снова перерождаться. А вот когда ты не обманываешься и понимаешь, сознаешь до глубины души, что тебя на самом деле нет, то ты угасаешь, достигаешь угасания (угасание на санскрите называется «нирвана»). Означает ли это, что Будда — это уважительное прозвище, буквально «пробужденный» (сравните наше «будить», «будильник») — был атеистом и что это учение есть атеизм? Нет. Когда Будду спрашивали в лоб: «Существует Бог Творец?» — он молчал. Когда его спрашивали: «Существует подвижник — архат, «достойный» — после смерти или не существует?» — Будда молчал.
Один из его учеников, брахман по имени Малункья, однажды подумал: «Почему это Будда никогда не рассказывает нам о том, есть Бог или нет Бога, существует подвижник после смерти или не существует, вечен этот мир или не вечен? Не нравится мне все это, пойду и спрошу Учителя. Если он мне ответит, буду дальше у него учиться, а если опять будет увиливать, уйду и вернусь к худшему». И вот как‑то вечером он отправился к Гаутаме и задал ему свой вопрос.
Будда сказал:
— Малункья, разве я тебе обещал рассказывать о том, вечен мир или не вечен?
— Нет, не обещал.
— Или, может быть, ты с самого начала говорил, что будешь у меня учиться, если я тебе это расскажу?
— Нет, не просил, мне это сейчас пришло в голову.
— Ну тогда, безосновательный ты человек, представь себе, что кто‑то ранен отравленной стрелой, вокруг него собрались друзья и родственники и говорят: «Сейчас мы позовем тебе врача», а этот человек отвечает: «Нет, подождите звать врача. Вы мне сначала скажите, какой человек поразил меня стрелой, был ли он черный, белый или желтый. Ответьте, пожалуйста, из чего он поразил меня отравленной стрелой — из лука или из самострела, да и какой была стрела, с каким наконечником? И наконец, какого врача вы хотите ко мне позвать?» Пока ему будут все это объяснять, он умрет от яда. Так же и я могу вам все объяснить, но вы сто раз умрете, пока я буду рассказывать. Это не нужно, это лишнее, бесполезное знание. А что надо знать? Что мир есть страдание и жизнь есть страдание, что мир непостоянен. И надо знать, что есть путь прекращения страдания. Это тот путь, которому я вас учу. А знать, вечен мир или не вечен, есть Бог или нет, — это лишнее знание, оно только мешает вам выйти из мира, освободиться от тяготы (страдание, тягота на языке пали — дукха)».
Странная позиция для нас с вами. Но на ней строится величайшая из восточных религий, число ее адептов немногим меньше, чем христиан; сейчас в Индии верующие — это в основном индуисты, а в странах, окружающих Индию, — буддисты. Буддизм оказывается чисто отрицательной репликой индуизма, в нем положительная цель не ставится вообще, а только отрицательная — освобождение от тяготы. Это не значит, что положительной цели нет, просто о ней не следует думать, потому что любая мысль о ней соединяет тебя с сущностями более низкими и ввергает в колесо перерождений.
