Лариса Чернова - Под сенью Святого Павла: деловой мир Лондона XIV — XVI вв.
Выразительную фразу, свидетельствующую о далеко зашедшем расслоении в некоторых ливрейных компаниях, содержат завещания бакалейщиков Томаса Ноллеса, олдермена 1393–1435 гг., и Джона де Уоллеса, олдермена 1420–1436 гг., и меховщика Генри Бартона, олдермена 1406–1435 гг., которые оставили деньги и имущество «бедным и очень бедным людям» своих компаний{266}. Очевидно, что сами олдермены к этой категории себя не причисляли и в реальной жизни к таковой не принадлежали.
Но расслоением между «ливреей» и «йоменри» дело не ограничивалось. В «Завещаниях» удалось обнаружить весьма примечательный факт: торговец предметами роскоши Джон Уодсок, олдермен 1397–1408 гг., оставил 20 марок тем, «кто носит ливреи» членов этой компании, «но стал бедным»{267}. Следовательно, и сама ливрея не была однородной, в ней активно шли процессы имущественной дифференциации. Дж. Анвин приводит интересный факт из истории компании бакалейщиков: в 1430 г. 55 ее членов носили ливреи полностью, а 17 — только капюшоны{268}. Важно, что олдермен Джон Уодсок, оставивший пожертвования для обедневших собратьев по ливрее, не причислял себя к таковым. Он явно дистанцируется от тех, «кто стал бедным», очевидно, относя себя к иному имущественному полюсу.
Любопытные подсчеты произвела С. Трапп: среди бакалейщиков крупнейшие купцы — владельцы капитала свыше одной тыс. ф. составляли 18% от общего числа членов компании; от 400 ф. до одной тыс. ф. — 28%, а до 400 ф. — 54%{269}. Судя по этим цифрам, олдермены входили не просто в самую влиятельную часть компании — ливрею, но и являлись ее верхушкой — той самой, что формировала 18%[53]. Такой вывод напрашивается из еще одного, третьего, условия, необходимого для избрания на должность олдермена Лондона.
Претендент на избрание должен был иметь необходимый уровень материальной обеспеченности. В 1397 г. постановлением лондонской мэрии, подтвержденным затем в 1469 г., был установлен имущественный ценз для олдерменов — одна тыс. ф. «в товарах и кредитах»{270}, который в 1525 г. был увеличен и составлял 1500 ф. «в товарах, кредитах и землях или усадьбах»{271}. Таким образом было внесено дополнительное условие: отныне олдерменом мог стать собственник не только денежных средств, но и земли, в том числе усадеб, находившихся в Лондоне и за его пределами. Но, как видим, на первом месте непременно значатся деньги и товары. Характерно, что именно размеры движимости олдерменов XIV–XVI вв. позволяли им занять эту должность в муниципалитете. Данное положение имеет принципиальное значение: оно закрепляет специфически городское богатство — деньги, товары и кредиты, которыми располагали лондонские олдермены и которые служили своего рода барьером, отделявшим олдерменский круг от прочих бюргеров, даже очень состоятельных.
Заметим, что постановление мэрии от 1525 г. не только сузило круг возможных претендентов на должность олдермена, но, что важно, отразило изменения, произошедшие в социальном облике представителей олдерменской элиты к XVI в., а именно возрастание роли земли и недвижимости вообще в структуре их собственности[54]. Это неизбежно должно было произойти, принимая во внимание не столько количественные, сколько качественные показатели развития экономики, социальной сферы и всей инфраструктуры Лондона, превратившегося в торгово-производственный и финансовый центр международного значения.
В ордонансе Генриха V от 16 октября 1413 г., обращенном к мэру и олдерменам Лондона, было зафиксировано еще одно, четвертое, немаловажное условие: «Никто в будущем не будет олдерменом, если он не рожден в Английском королевстве и его отец — не англичанин»{272}. Данное королевское предписание, принятое, скорее всего, по просьбе самих лондонских олдерменов, примечательно в нескольких отношениях. Оно позволяет говорить о стремлении представителей столичной правящей элиты закрыть доступ в свои ряды предприимчивым заморским купцам (особенно итальянского и немецкого происхождения), которые некогда пополняли ее состав в силу своего исключительного богатства и влияния. Необходимо отметить и очевидно возросшую силу и влияние самих олдерменов Лондона, сумевших добиться от короля принятия такого решения, что лишний раз подтверждает общеизвестный факт: с середины XIV в. лондонские купцы начинают активно вытеснять иностранцев из наиболее прибыльных сфер торговли, концентрируют в своих руках огромные по английским меркам средства, становятся конкурентоспособными не только на рынках, но и в вопросе финансирования короны.
Высокий социальный статус лондонских олдерменов, основанный на их богатстве и общественном положении, отразился в решении палаты Общин английского парламента: еще в 1379 г., при утверждении субсидий на военные цели (вспомним, что шла Столетняя война), они были обложены так же, как английские бароны — в 2 ф.{273}
Скорее всего, лондонские олдермены, как верхушка ливреи, — не просто профессиональные торговцы, а представители высшего, наиболее состоятельного купеческого слоя, принадлежавшие к бюргерской элите. Требования, предъявлявшиеся в XIV–XVI вв. к претенденту на должность столичного олдермена, совершенно четко отграничивали данную социальную группу от остальной массы лондонских фрименов.
Но насколько замкнутой была олдерменская общность? Особенно, если принять во внимание высокий уровень мобильности, в целом характерный для населения английской столицы.
§2. Социальное происхождение олдерменов и способы продвижения в олдерменскую общность
Немаловажно выяснить, за счет представителей каких социальных групп происходило формирование олдерменской среды Лондона, участвовали ли в данном процессе только лондонцы или же еще и выходцы из провинциальных городов и графств Англии. Это поможет детальнее и глубже осознать степень мобильности/замкнутости элитарной части деловых людей столицы, ее взаимосвязь с миграционными потоками, устремленными в Лондон.
Материалы имеющихся в нашем распоряжении источников позволяют отметить, что значительная часть олдерменов имела купеческие «корни», происходила из купеческих фамилий, как столичных, так и провинциальных. Вот только некоторые факты, свидетельствующие о присутствии существенной потомственной купеческой компоненты в составе лондонских олдерменов. Известно, что отец виноторговца Уолтера Догета, олдермена 1380 г., тоже был лондонским торговцем вином, а его дед — владельцем таверны{274}. Суконщик Николас Уоттон, олдермен 1403–1446 гг., значился сыном также суконщика из Лондона — Томаса Уоттона, а торговец рыбой Стефен Фостер, олдермен 1444–1458 гг., — сыном лондонского торговца рыбой{275}. Сыном столичного пивовара числился торговец предметами роскоши Джон Тэйт, олдермен 1463–1479 гг.{276}
Учитывая колоссальные возможности самых влиятельных ливрейных компаний Лондона, к которым принадлежали олдермены, можно предположить, что и их сыновья стремились попасть в число именно таких корпораций. Здесь вполне уместно привести данные, которыми оперирует С. Раппапорт: в 1551–1553 гг. состав «Больших ливрейных компаний» был пополнен 91 лондонцем из числа коренных жителей; при этом у более чем 3/4 из них там уже числились их отцы{277}. Цифры весьма показательные, свидетельствующие о преобладании фактически наследственного принципа комплектования «Больших ливрейных компаний» в середине XVI в., а скорее всего, и в более ранний период. Преимуществом такого рода в первую очередь пользовались именно лондонские купцы, уже входившие в состав этих объединений. Хотя и для прочих лондонцев (пусть на четверть) возможность попасть в могущественные ливрейные корпорации оставалась. Как, видимо, сохранялась она и для определенной части чужаков, провинциальных жителей, особенно в условиях высокой социальной мобильности, характерной для Лондона всего рассматриваемого периода и резко усилившейся в XVI в.{278}
В этом убеждают и многочисленные факты, почерпнутые из источников. В частности, сыном купца из Солсбери был торговец пряностями и лондонский олдермен 1325–1330 гг. Адам де Солсбери{279}, сама фамилия которого подчеркивает его географическое происхождение.
Старшим из трех сыновей известнейшего купца из Халла — Уильяма де ля Поля — был Ричард де ля Поль, олдермен 1330–1340 гг. и деловой партнер своего не менее знаменитого среднего брата — Уильяма де ля Поля-мл., более 30 лет связанного с финансированием и торговым обслуживанием королевского двора{280}. Отец торговца рыбой Джона Лоукина, лондонского олдермена 1347–1368 гг., был купцом из Кингстона-на-Темзе{281}. Олдермен 1355–1360 гг., торговец пряностями Томас Долсли зафиксирован в источниках как «сын Генри Долсли, торговца пряностями из городка Фапэм, графство Суррей», а среди его родственников встречаются крупный собственник, торговец из Уинчестера Роберт Долсли и торговец пряностями, лондонский олдермен 1348–1362 гг. Саймон Долсли{282}.
