Георгий Касьянов - Украина 1991-2007: очерки новейшей истории
Впрочем, и сами реформаторы часто были или непоследовательны, или нерешительны в своих действиях. В августе 1993 г., пытаясь стабилизировать курс купонокарбованца по отношению к «твердым» мировым валютам, правительство находящегося накануне отставки Леонида Кучмы ввело принудительную продажу 50 % валютной выручки предприятий, а затем еще и установило фиксированный курс для такой продажи в 5,6 тыс. крб за один доллар США, после чего украинская валюта резко обесценилась на свободном рынке (к концу года за доллар давали 30 тыс. крб), что еще больше разогрело инфляцию. В 1993 г. годовая инфляция достигла рекордного уровня в 10 155 %. Пытаясь совладать с инфляционной катастрофой, государство сдерживало цены административным путем — к 1994 г. оно директивно устанавливало 80 % цен.
Стремление регулировать экономику с помощью административных методов сочеталось с управленческим хаосом, возникшим из-за отсутствия четкого разграничения функций и полномочий разнообразных контролирующих и фискальных органов при ненормально высоком их количестве — к середине 1990-х не менее 25 государственных органов имели законное право осуществлять проверки на предприятиях[59]. Весной 1993 г. по результатам опроса западных фирм, работающих в Украине, более 75 % опрошенных назвали главным препятствием для нормального бизнеса постоянно меняющиеся законы и правила, а также отсутствие четкого распределения функций между государственными органами. Само собой, все это вело к расцвету коррупции, которая быстро проникала практически во все сферы жизни общества — при этом официальной борьбы с ней не велось до октября 1995 г., когда был принят первый закон о борьбе с коррупцией (к концу 1990-х количество законодательных актов и решений по борьбе с коррупцией возросло до 52)[60] — впрочем, как показал дальнейший опыт Украины, принятие юридических актов о борьбе с коррупцией и реальная борьба с ней — очень разные вещи.
Картина будет неполной, если не упомянуть конфискационную налоговую политику государства. В 1992 г. был введен налог на добавленную стоимость — мера в условиях падения экономики весьма сомнительная. Государство не ограничилось налогами на прибыль, а стало облагать и общие объемы операций, это привело к тому, что налоги в 1994 г. превышали прибыль предпринимателей… Результат был очевидным: секторы, дававшие прибыль? немедленно ушли «в тень» — по разным оценкам, к 1996 г. от 60 % до 75 % операций совершались за пределами системы налогообложения.
Один из главных рычагов перехода к рыночной экономике — приватизация — осуществлялась крайне медленно, хотя формально для нее были созданы необходимые предпосылки. Украинские экономисты во главе с вице-премьер-министром Владимиром Лановым разработали государственную программу приватизации, которая при всех ее очевидных недостатках, вызванных отсутствием опыта и спешкой, создавала стабильную перспективу для формирования основы рыночной экономики — слоя частных собственников. К середине 1992 г., несмотря на активное сопротивление «левых» в парламенте, в Украине было принято четыре закона о приватизации. В этом же году должна была состояться приватизация 15 % предприятий крупной промышленности (сталелитейных и машиностроительных) и около 30 % предприятий розничной торговли. В реальности было приватизировано меньше сотни.
Да и сама приватизация свелась к формам, которые, по сути, означали устранение из нее большинства населения. Первоначально осуществлялась так называемая «корпоратизация» предприятий и превращение их в акционерные общества. Затем часть акций этих обществ выставлялась на продажу. До середины 1990-х годов наиболее популярным был переход предприятий в собственность «трудовых коллективов» через аренду с последующим выкупом или бесплатной передачей в собственность, превратившаяся в наиболее эффективный способ перевода предприятий в собственность их руководителей. На юридическом языке это называлось созданием «коллективных предприятий», или закрытых акционерных обществ. В народе это называлось словом «прихватизация».
Замедление в официальной приватизации, тем не менее, сопровождалось интенсивным накоплением «первоначального капитала» за счет масштабной эксплуатации государственных средств влиятельными группами новых «рантье». Как правило, это были все те же «красные директора», частично новые предприниматели, получившие доступ к государственной собственности через «прихватизацию», владельцы посреднических фирм (особенно процветавших в энергетике, торговле промышленным и сельскохозяйственным сырьем), банкиры (три крупнейших когда-то государственных, а ныне «акционированных» инвестиционных банка — Проминвестбанк, банк «Украина» и Укрсоцбанк — контролировали около 76 % кредитных средств, получаемых у государства), государственные чиновники и, наконец, просто криминальные элементы, захватившие тот или иной сегмент «контролируемой» государством экономики.
Созданию «экономики рантье» способствовало и наличие целого ряда монополий в государственном секторе — в 1993 г. почти 40 % промышленной продукции в Украине производили предприятия- монополисты. Антимонопольные меры государства, предпринятые в 1992–1993 гг. (создание Антимонопольного комитета и принятие закона о недобросовестной конкуренции) были непоследовательны и половинчаты — установленный индикатор наличия монополии (контроль над 35 % производства определенной продукции) был слишком высок и позволял ограничивать лишь 30 % реальных монополий[61].
Американский экономист Андерс Аслунд называет такие основные источники доходов новоявленных «рантье»: доступ к экспорту- импорту промышленной и сельскохозяйственной продукции, а также энергоносителей (нефти и газа), доступ к государственным кредитам и дотациям.
Одной из наиболее прибыльных сфер все 1990-е годы был экспорт продукции металлургической и химической промышленности. Закупая ее в Украине по внутренним ценам, составлявшим благодаря государственному регулированию и сказочно дешевой рабочей силе не более 10 % от мировых, «рантье» продавали ее на внешних рынках уже по ценам мировым. Доход от таких операций в 1992 г. составил 4,1 млрд $ США, или 20 % валового национального продукта Украины[62]. Заметим, что в этом же году ВНП в Украине сократился на 16 %… После реформ середины 1990-х гг., когда государство отказалось от регулирования цен в этой сфере, источником сверхдоходов здесь стала эксплуатация дешевой рабочей силы и дешевых энергоресурсов (за счет присвоения угольных шахт, получения почти даровой электроэнергии и бартерных газовых сделок).
Не менее прибыльным был доступ к торговле энергоресурсами, прежде всего нефти и газа. Детская загадка-стишок «А и Б сидели на трубе» неожиданным образом материализовалась в совсем недетских играх взрослых, приносивших невероятные прибыли тем немногим «А» и «Б», которым удавалось усесться на трубе газовой или нефтяной. «Труба» выглядела весьма внушительно: только газотранспортная система Украины состояла из 35 тыс. километров трубопроводов высокого давления и 12 подземных хранилищ емкостью 30 млрд кубометров. Стоимость газотранспортной системы в 1995 г. оценивалась международными экспертами в $ 22–28 млрд[63], ее пропускная способность — 170 млрд кубометров газа в год. Украина занимала шестое место в мире по объемам потребляемого газа. Не менее внушительно выглядела нефтяная отрасль: сеть нефтепроводов (включая такие гиганты, как «Дружба» и Приднепровский нефтепровод), шесть нефтеперерабатывающих заводов.
Государство в начале 1990-х годов оказалось самым неэффективным менеджером в управлении энергоресурсами — долг за энергоносители перед главными поставщиками (Россия и Туркменистан) достигал астрономических цифр, особенно с зимы 1993 г., когда за четыре месяца цены на газ возросли в 40 раз. Именно тогда в дело вступили посреднические организации и были налажены бартерные схемы перепродажи газа и нефти, приносившие их авторам колоссальные барыши (впрочем, регулярные поставки энергоносителей все-таки удалось наладить именно посредническим фирмам).
Природный газ, закупаемый в России и Туркменистане по фиксируемой цене да еще и субсидируемой государством, перепродавался по цене более высокой как в Украине, так и за ее пределами (в Польше, Венгрии, Словакии, например), — последнее было еще более выгодно, когда не нужно было оплачивать цену транзита, он оплачивался не деньгами, а тем же газом (25–30 млрд кубометров ежегодно). При этом реальный учет объемов как по техническим, так и по «организационным» причинам был физически невозможен, значит, возникала возможность присваивать неучтенные объемы и выручку от их продажи (обмена) класть в карманы, объем которых был прямо пропорционален объему «неучтенного» газа. При расчетах преобладали многоступенчатые бартерные схемы, крайне усложнявшие учет и контроль.
