Георгий Шахназаров - С вождями и без них
Из тех разрозненных сведений, которыми я располагаю, видно, что основным занятием мужчин в роду Мелик-Шахназарова была защита Отечества с оружием в руках. Из этого ряда выбивается дед. Вот что написано о нем в книге "Россия в ее прошлом и настоящем. В намять 800-летия державного дома Романовых" (М., 1915, раздел "Нефтепромыслы"): "Мелик-Шахназаров Амбарезум бек Хосроевич потомственный дворянин, член Правления и товарищ-распорядитель нефтепромыслов Карабаха, родился в 1858 г. в деревне Авитаранц (Ченахчи) в Шушинском уезде Елисаветпольской губернии. Образование получил в Армяно-Григорианской духовной семинарии в г. Шуше, по окончании которой служил в рыбопромышленной и пароходной фирме в Баку с 1879 по 1896 г. С 1897 г. занялся специально нефтяным делом, учредив Т-во "Радуга" в Сабунчах, затем Т-во "Арагац" в Балаханах, ныне существующие. В 1909 г. было основано им же Т-во "Армус" на арендованном на 24 года участке в Сабунчах. В настоящее время на промыслах имеется 17 работающих вышек. Буровые работы обслуживаются нефтемоторами. Месячная добыча достигает от 65 до 70 тыс. тонн".
Таким образом дед был, по нынешним представлениям, менеджером или бизнесменом средней руки, а по революционным понятиям 1917 года - буржуем. Он мог ездить на пролетке в клуб, где играл в преферанс, но ничего существенного сыновьям не оставил, хотя продолжал администрировать на промыслах и после Октября.
Старшая сестра отца, учившаяся в Санкт-Петербурге, была поэтессой и подписывалась: княжна Арус Мелик-Шахназарян. Я храню тетради, исписанные ее красивым каллиграфическим почерком. На каждой пергаментно-желтой странице сонет - изысканная лексика, возвышенные романтические образы, мистические откровения, словом, вполне в духе господствовавшего тогда в русской поэзии декаданса.
Зрачки расплеснуты фантазиями феерий
В зеленой глубине тропических озер
И сумасшествием испепеленный взор
Слепит Жар-птицею, расправившею перья.
Целый томик таких сонетов. Потом, видимо, наскучил изыск и зазвучала чистая сердечная лирика.
Я пою о блеклой зелени весной,
Осенью о крыльях бабочки цветной...
В зимний день морозный снится мне свирель,
В знойный полдень лета - снежная метель...
Во дворцах мечтаю о тиши лачуг,
В тишине - о звонком серебре кольчуг...
Я капризней моря... Мне закона нет...
Не судите строго, люди, я - поэт!
Она была принята в литературных кругах. Среди ее знакомых называют Куприна, Игоря Северянина, Городецкого, Крученых; Маяковский посвятил ей стихотворение. Умерла рано от туберкулеза.
Отец мой тоже учился в Санкт-Петербурге. Они снимали комнату с братом Гришей, которая стоила недешево. В Питере, по его словам, уже тогда отношение к южанам было настороженное, можно было встретить объявление: "Сдается комната. Евреев и кавказцев просят не беспокоиться". Для провинциалов, привыкших к строгим нравам, столичная жизнь представляла много соблазнов. Выдаваемые дедом деньги на жизнь и учебу прокучивались быстро. Несколько дней жили за счет старшей сестры, потом и она снимала их с довольствия. Оставалось обратиться за кредитами к банкиру-армянину, который должен был, по поручению родителя, субсидировать их в крайнем случае.
Устроили совет и решили, что нужно подъехать к его дому с шиком. На последний рубль наняли извозчика в двухстах метрах от банкирского дома. Подлетев, нарочито замедленно рассчитывались с кучером, чтобы быть увиденными хозяином. Тот действительно увидел или ему доложили. На просьбу о займе сказал:
- Раз вы разъезжаете на рысаках, чего сам я не могу себе позволить, то, видимо, не бедствуете. Вот когда действительно не на что будет хлеба купить милости прошу, приходите, помогу.
Когда грянула революция, отец вызвался добровольцем в красную дружину. Надел повязку, получил винтовку, с которой не знал, как обращаться, под командой матроса-балтийца ходил арестовывать какого-то генерала. Генерал был явно раздосадован, увидев, что за сопляк будет брать его под стражу. Подошел к отцу.
- Студент?
- Да.
- Вам бы учиться, а не в солдатики играть. В руках у вас, молодой человек, не шампур для шашлыка, а боевая винтовка. Ее надо держать прямо.
- Ну, ну, не трожь юнца, - вмешался матрос. - Научится.
Учиться военному делу отцу не пришлось, в Красную Армию его не взяли. Видимо, он принадлежал к той части интеллигенции, которая приняла новый, революционный порядок без особого восторга, но и без враждебности, просто как реальность, к которой нужно как-то приспособиться. В Петрограде было голодно, пришлось возвращаться домой. А там - коммуна, мусаватисты, дашнаки, англичане, турки. Вспышки хаотических военных действий без четко обозначенной линии фронта - от того еще более тягостных для населения, не знающего, откуда ждать спасения. Необходимость, едва устроившись, бежать от резни, оставляя на разграбление жилье и имущество.
Когда после всех этих мытарств установилась твердая власть, отец обзавелся семьей и устроился в адвокатуру в Махачкале. Дипломированных юристов в Дагестане насчитывались единицы, он был неплохим оратором и участием в нескольких крупных процессах составил себе имя. В 20-е годы газеты щедро отводили полосы для отчетов о судебных заседаниях, особенно имевших воспитательное значение. Целую неделю сообщался в подробностях, с изложением выступлений прокурора и защитника, ход процесса над 13 милиционерами, которых обвиняли в изнасиловании и убийстве горянки, задержанной по подозрению в воровстве. Всем 13 был вынесен смертный приговор. Обжаловав приговор, отец сумел доказать, что его подзащитные не принимали непосредственного участия в убийстве. Верховный Суд СССР заменил казнь различными сроками тюрьмы. "Рейтинг" отца после этого пошел в гору, у него не стало отбоя от клиентов.
Начинала налаживаться в дагестанской столице и культурная жизнь. Родители регулярно посещали театр, у нас собиралась компания: завсегдатаи - врач Клычев, юрист Коркмасов - после "пульки" засиживались за бутылкой вина, обсуждали мировые события. Тогда я впервые услышал и запомнил имена: Сталин, Молотов, Гитлер, Геринг, Чемберлен, Рузвельт, Барту...
Несмотря на относительное материальное благополучие, родителей потянуло к близким. Обменяли трехкомнатную квартирку в Махачкале на одну комнату в Баку. Отец устроился в юридическую консультацию, мама вносила свою долю в семейный бюджет, работая секретарем-машинисткой.
Политических разговоров в доме у нас не вели. Если говорили о чем-то отец с матерью на эти темы, то шепотом, чтобы не слышали мы с сестрой. Человек он был законопослушный, принимал власть во всех ее проявлениях как неизбежное зло, с которым нужно мириться. Чтобы не мозолить глаза дворянским происхождением и не попасть под классовую чистку, стал вместо МеликШахназарян писать в паспорте просто Шахназаров.
Однажды я застал его врасплох за странным занятием. Возвращаюсь из школы, смотрю, сидит у печки, держит в руках прекрасно изданную "Историю гражданской войны", вырывает лист за листом, бросает в огонь и печально смотрит на пламя. Не знаю уж как, то ли по радио, то ли в газете сообщили, что все, кто приобрел эту книгу, должны ее сдать. Отец предпочел сжечь, сочтя, что, если пойдет сдавать, сам факт ее приобретения может быть поставлен ему в вину. Он не стал объяснять мне, что книгу велено изъять из-за "троцкистского содержания", да я бы и не понял. Помню только, у меня остался неприятный осадок из-за самого факта. Не мог понять, как можно сжечь книгу.
Мои родители не писали по-армянски да и разговаривали крайне редко. Учить меня армянскому языку пыталась одна только бабушка по отцовской линии. Она происходила из известного рода Пирумовых, была родной сестрой Даниэль Бека, который командовал армянскими войсками в битве против турок при Сардарабаде. И она, и другая моя бабушка по материнской линии одевались неизменно в черные платья и носили на голове традиционный головной убор армянских женщин. Им, как и всему нашему многострадальному народу, досталась нелегкая жизнь. Разрушение армянской части Шуши, резня, бегство, потеря близких - чего только не пришлось испытать моим родным на своем веку. Тем не менее отец и мать сохранили добрый нрав, жили достойно. До последних дней верили, что грядут лучшие времена.
Теперь вошла в моду так называемая наука выживания. Сочиняются учебники, ведутся даже разговоры о необходимости преподавать такую дисциплину в школах. Родителей никто не учил этой науке, зато у них в генах был опыт выживания, копившийся предками на протяжении столетий. Какая-то его толика досталась по наследству и мне.
Когда говоришь о себе "родился и вырос в семье адвоката", это как бы "по определению" предполагает принадлежность к некоему среднему классу, по крайней мере - зажиточному сословию. Возможно, с точки зрения статистики так оно и было в 30-40-е годы. А вот если судить по собственному опыту, это была трудная, в некоторых отношениях убогая жизнь, какая, по нынешним понятиям, даже в "постдефолтовской" России расценивалась бы по категории "ниже черты бедности".
