Курс новой истории - Сергей Михайлович Соловьев
Необходимым приготовлением преобразовательной деятельности было путешествие Петра за границу. Оно послужило благодетельным средством к занятию его духа; но, с другой стороны, трактирная жизнь на больших дорогах тогдашней Западной Европы не могла отучить Петра от привычек, приобретенных в московской Немецкой слободе, не могло отучить его от них и близкое знакомство с Августом Саксонским (и Польским), этим германским султаном XVIII века. Но надобно соблюдать справедливость и в отношении к султанам: никакой султан не мог решиться на такие безнравственные удовольствия, какие позволял себе Август. По возвращении из-за границы началась неслыханная деятельность, но вместе с тем и страшная внутренняя борьба, обыкновенно сопровождающая великие перевороты, и борьба эта не могла способствовать к очищению, исправлению испорченной уже в молодости природы; раздражение, ожесточение постоянно поддерживались и усиливались. Разделение, внесенное в общество новым началом, преобразовательным движением, начавшимся еще до Петра, это разделение, усиливаясь, пошло, как обыкновенно бывает, по самым крепким связям, пошло между мужем и женою, между братом и братом, между отцом и сыном. Резко прошло оно в семействе царском и надолго оставило глубокие следы. Дело царевича Алексея было только прологом к драме, и, когда Петр терзался в предсмертных мучениях, две партии стояли одна против другой, готовые к борьбе.
Еще при жизни Петра вопрос о том, кто будет его наследником, сильно волновал общество; для многих и многих это был вопрос о жизни и смерти, по крайней мере политической. Петр взял на себя право назначить преемника по своему усмотрению — страшное решение, наносившее новый сильный удар уже и без того раскачавшемуся в перевороте зданию; но надобно признать, что это отчаянное решение было для Петра единственным выходом уже потому, что давало возможность подумать, подождать. Он мог надеяться долго еще жить, устроить дочерей, видеть, как вырастет сын Алексей и на кого будет похож, на отца или деда? А между тем страшный вопрос висел над всеми черною тучею: тревожились не одни русские люди, тревожились министры иностранные, ибо могущество новой империи заставляло европейские кабинеты с напряженным вниманием смотреть на Восток. Всякий слух, всякая особенная милость к какому-либо близкому лицу производили волнение, заставляли предугадывать выбор зятя наследника. Особенно волновался министр австрийский: для Австрии важно было, чтобы престол русский перешел ко внуку Петра, племяннику императрицы по матери. Однажды кто-то ему наговорил, что Петр хочет выдать старшую дочь Анну за Александра Нарышкина и объявить его наследником, а младшую Елизавету выдать за герцога Голштинского. Встревоженный посол обратился с жалобою, что «великий князь (Петр Алексеевич) не имеет подобающей эдукации (воспитания), но, между женами только в палате держимый, может быть ни к чему годный сотворится, от чего явно показуется, что его императорское величество не хочет его за наследника объявить, чему никакой добрый воспоследовать имеет конец, а наипаче-де, что союзства постановление (то есть российского двора с австрийским) и твердость более в наследствии великого князя состоится».
Но у Петра были другие замыслы относительно судьбы одной из своих дочерей: ему хотелось иметь своим зятем короля французского Людовика XV; это желание не осуществилось в правление герцога Орлеанского: маленького короля сосватали на инфанте испанской, которая и была уже привезена во Францию. Не осуществилось и сватовство за сына герцога Орлеанского. Но русский посол князь Куракин нашел во Франции другого жениха для цесаревны: то был новый правитель Франции герцог Бурбон, хотевший посредством этого брака получить польский престол; маршал Тессе прямо объявил Куракину о желании герцога Бурбона и об условии: «Что-де есть та корона (польская) весьма в руках и воле вашего величества, кому-де соизволите отдать, тому и будет»[18].
Разумеется, при этих сношениях о делах семейных не могла быть забыта политика. Сердечное согласие Франции с Англией, которое установил знаменитый регент герцог Орлеанский и как будто бы завещал своей фамилии, — это сердечное согласие сильно не нравилось Петру, по прежним столкновениям не ладившему с королем Георгом I и потому желавшему переворота в Англии в пользу Стюартов. Франция по смерти герцога Орлеанского продолжала держаться его политики относительно Англии; но Куракин, предлагая герцога Бурбона в женихи цесаревне, дает знать, что эта политика должна измениться. «Помянутый дюк, — пишет Куракин, — весьма сильным есть к интересам вашего величества, также и все первые министры, а особливо бискуп Фрежис, учитель королевский, и маршал Девиларс, и от первого теперь все зависит, понеже короля в руках своих имеет; и при сем кратко донесу об одном его разговоре со мною, что между других разговоры о ситуации дел ныне в Европе рассуждая, сказал, что король-де французский по своей консиенции (понятию) и для интересу Франции поздно или рано оставить не может кавалера св. Георгия (претендента Стюарта). Из сего понять можно, какой он партии и намерения, и что все те первые персоны согласно ничего так не желают, чтоб дружбу твердую восставить с гишпанским королем, также и тесные обязательства учинить с вашим величеством». Куракин настаивал на необходимости привязать к себе правителя — герцога Бурбона: «Напоминаю на прежнее мое доношение о супружестве желаемом дюка де Бурбона, что ежели на то вашего величества склонности не будет, мое мнение есть, чтоб его, дюка, содержать при себе склонна, обещать ему корону польскую, к чему он завидость имеет, и ежели на то вашего величества соизволения не будет, чтобы по последней мере, тем его флатировать (прельщать) и негоциацию (сделку) ту продолжать, дабы тем его склоннее к интересам вашего величества содержать, как и Англия покойного дюка д’Орлеанса короною здешнею при себе в склявстве (рабстве) содержала. И понеже ныне прислан указ вашего величества и велено здесь при дворе предложить и соглашаться о той короне польской, дабы не допустить наследником быть сына короля Августа и прочее, того ради к сему случаю он, дюк де Бурбон, будет более охоты своей иметь»[19].
Но в то же время Куракин сообщил Петру известие, которое должно было помешать делу Бурбона и затруднить положение русского посланника в Париже: Куракин донес, что свадьба короля на инфанте испанской не может состояться. Петр отписал ему по-своему коротко и ясно: «Пишешь о двух делах: первое, что дюк де Бурбон сватается на нашей дочери; другое, что король не хочет жениться на гишпанс-кой; того ради зело бы мы желали, чтоб сей жених нам зятем был, в чем гораздо прошу все возможные способы к тому употребить».
Куракин должен был употреблять все способы. «Что
