Генри VII - Милла Коскинен
Томас Пенн в своей книге “Winter King” совершенно справедливо заметил, что во времена Генри VII никому и в голову не приходило даже заикнуться о том, что кто-то может на него влиять, или даже «держать в руках». Покойный король всегда держал дистанцию даже с самыми близкими к трону придворными. Его сын казался всем более непосредственным, оживленным и, поэтому, более понятным — «своим парнем», можно сказать. «Своим парнем» Гарри никогда для своих подданных не был, свой статус он осознавал очень хорошо, просто не имел привычки размахивать им как дубиной, чтобы видеть своих приближенных более или менее в естественном настроении ума, и делать выводы.
Посему никто не придал никакого особого значения тому, что молодой король, «свой парень», не теряя времени припахал к работе большое количество разнокалиберных дворян в качестве «комиссаров» по выяснению ситуации во всех концах королевства, включая самые глухие его углы. Причиной были обозначены «дошедшие до Нас слухи», что в королевстве чиновники поголовно коррумпированы, а законы совершенно не соблюдаются, или выворачиваются в пользу власть и мамону имущих. Большим господам просто не пришло в голову, что комиссары будут раскапывать не только случаи коррупции, но и их причины.
Тем более, что коррупция действительно пронизала всю систему. Сосредоточившись под конец царствования на финансовой эффективности функционирования государства, Генри VII совершенно не озаботился контролем того, какими методами такая эффективность достигается. Возможно, он слишком полагался на ближайших помощников и отлично функционирующий аппарат осведомления. Скорее же всего, ему просто было всё равно — понятный эгоизм одинокого человека, который знает о том, что умирает. Да, человек может ответственно думать и заботиться о благе династии, и испытывать при этом странное безразличие к тому, что будет после него.
Так что найденные комиссарами многочисленные нарушения бросали тень в первую очередь на покойного короля, чего там. Ведь от короля почему-то ожидают сверхчеловеческих способностей парить над обычными человеческими слабостями и быть золотым эталоном всех совершенств. Поэтому Дадли и Эмпсона, назначенных на роль козлов отпущения за грехи прошлого режима, судили отнюдь не за злоупотребления. Ведь скрыть, что причиной злоупотреблений послужили приказы верховной власти, было бы абсолютно невозможно. Их судили… за попытку нарушить спокойный переход законной власти. На белый свет были вытащены распоряжения стянуть стражников туда и отправить их сюда — всё, что Дадли и Эмпсон предпринимали, пытаясь погасить волны беспорядков и грабежей, вызванных амнистией уголовников. Теперь этих двоих обвиняли в планах пленения молодого короля и правления от его имени. Будучи юристами, оба пытались построить себе грамотную защиту, но быстро поняли, что их никто не слушает, никто не желает слушать, и никто не будет слушать — включая их вчерашних коллег.
Дадли, впрочем, хотя и понимал, что происходит, не понимал в принципе, отчего его деятельность во славу королевской казны внезапно сочли нежеланной и даже незаконной. Он же знал, что законодательно всё было совершенно правильно! Наивный человек, он перечислил все разобранные им дела и тех, кто собирал ему по этим делам информацию! Видимо, Фокса и Ловелла Дадли оценивал незаслуженно высоко, аргументируя к их здравому смыслу. Или недостаточно высоко, это как посмотреть. В действительности эти двое были, несомненно, счастливы получить как сжато изложенный нормальным языком, без юридических выкрутасов, перечень того, что именно и как можно делать в рамках закона, да ещё и список людей, умеющих собирать информацию, и знающих, какая именно информация нужна для подобных дел. Не прошло много месяцев, как все подчиненные Дадли и Эмпсона были выпущены из заключения и помилованы. И продолжили свое дело уже под началом новых функционеров.
Собственно, у самого молодого короля было бы, возможно, что сказать в защиту Дадли и Эмпсона, потому что вряд ли у него были сомнения как минимум в отношении Дадли. Он не мог не знать, что Дадли никогда не выходил за рамки законности, хотя, похоже, не очень интересовался тем, насколько в рамках законности работают те, кто работает на него. Но в работе короля буквально с первых дней его правления была заложена определенная схема, от которой он потом не отступал почти никогда. Он, как и его отец, до самой смерти был в курсе всего происходящего в королевстве. Но Генри VIII, в отличие от Генри VII, не имел вкуса к обкатыванию каждой мелкой детали этого происходящего. Скажем так, что у него было слишком много интересов и слишком мало времени на каждый из них. К обязанностям короля он относился тоже чрезвычайно ответственно, но вся процедура представления информации королю изменилась.
Генри VIII требовал, чтобы ему предоставляли уже полностью расследованные и изученные кейсы, компактно изложенные в письменном виде, из которых он смог бы быстро получить представление о деле, и наложить свою резолюцию. Собственно, в своем шестнадцатом веке он работал как эффективные управляющие больших корпораций в наши дни. Уязвимость этой системы в том, что она полностью зависит от добросовестности и наличия стратегического ума у представляющего дела на резолюцию. Тем не менее, данная система практиковалась как минимум в английском правосудии издавна: выездные судьи, как правило, только накладывали резолюции на уже разобранные в деталях местными органами власти дела. Исключение составляли дела, по какой-то причине привлекшие внимание высших инстанций персонально.
В случае Дадли и Эмпсона, молодой король мог быть в курсе причин, по которым ситуация в государстве нуждалась в громком и шокирующем финальном аккорде закончившегося царствования, или мог не иметь об этом никакого представления. Во всяком случае, лето 1510 года он проводил вне Лондона, и в детали судебного процесса над советниками своего отца не вникал. Неизвестно, кто и в какой форме ему результаты представил, но резолюцией короля графу Оксфорду для исполнение было краткое «казнить». Правда, как показало будущее, этот король никогда не был в действительности «не в курсе». И никто, никогда не смел переворачивать представляемые ему факты с ног на голову. Так что, подозреваю, именно так и обстояли дела в случае Дадли и Эмпсона. Приговор был приведен в исполнение 18 августа.
Впрочем, недолго у власти остались и Фокс с Ловеллом, да и архиепископ Ворхэм. Уже на следующий год началось быстрое продвижение на первые роли Томаса Волси, который, в конечном итоге, «съел» Фокса и Ворхэма, чтобы самому оказаться отброшенным
