Барбара Такман - Загадка XIV века
Ни один врач и ни одно лечение во время последующих приступов Карлу не помогли. Неухоженному шарлатану со злыми глазами и псевдомистическим именем Арно Гийом позволили лечить Карла. У Арно была книга, которую Бог якобы дал Адаму, с помощью этой книги человек мог преодолеть все болезни, произошедшие от первородного греха. (Был в истории похожий человек по имени Распутин — тот, заручившись расположением царицы и придворных, утверждал, что болезнь цесаревича вызвана колдовством, однако, не сумев справиться с высшими силами, был убит.) Обращались и к другим знахарям, были использованы все средства, но ничто не помогало. Привлекали даже врачей из Парижского университета, которые должны были разоблачить и наказать «колдунов». Два августинских монаха, не добившись результатов от магических заклинаний и жидкости, полученной из истертого в порошок жемчуга, предложили сделать на голове короля надрезы. Когда это им запретили, монахи обвинили королевского цирюльника и консьержа герцога Орлеанского в колдовстве, а после того как те были оправданы, перенесли свои обвинения на самого герцога. В результате монахов привлекли к суду и пыткам, и те сознались в своей лжи, сказали, что они колдуны и прислужники дьявола. Их лишили клерикального статуса, передали в гражданский суд, после чего казнили.
Одержимость колдовством в случае с Карлом показала усиление веры в оккультные науки. Тревожные времена способствуют распространению веры в торжество зла, а в XIV веке верили в то, что зло с помощью дьявола творят отдельные люди или группы людей. Из этого же разряда и повышенное внимание к «ведьмам». К 1390-м годам инквизиция официально признала колдовство равносильным ереси. Церковь защищалась, ее разрывала схизма и осаждали несогласные, требовавшие реформы. Словно обычный человек, она чувствовала себя окруженной недобрыми силами, среди которых колдуны и ведьмы виделись посредниками, исполняющими волю дьявола. В это время, в 1398 году, теологи из Парижского университета торжественно объявили, что для колдовства нужен договор с дьяволом и что черная магия отравляет общество.
Жертвой таких настроений стал бедный сумасшедший король. «Во имя Иисуса Христа, скажите, — кричал он во время одного из приступов, — есть ли среди вас человек, кто в заговоре со злом, от которого я страдаю? Прошу вас, не мучайте меня, дайте мне умереть». После этого жалобного призыва, надеясь усмирить гнев небес, правительство издало распоряжение, грозившее богохульникам серьезными наказаниями и разрешавшее духовникам исповедовать осужденных на смерть заключенных. Парижские «Ворота ада» (Porte de l’Enfer) были переименованы в ворота Сен-Мишель.
В последующие годы приступы короля непредсказуемо приходили и уходили. В 1399 году он пережил шесть атак, каждая из которых была сильнее предыдущей; однажды король от страха забился в угол: Карл вообразил, что он стеклянный и его могут разбить, в другой раз он рыскал по коридорам и выл, словно волк. В перерывах между приступами Карлу хотелось вести себя, как подобает королю, хотя бы в церемониальных представлениях. В эти времена, говорят, он восстанавливал супружеские отношения с Изабо, и между 1395 и 1401 годами она родила четверых детей, хотя и не существует доказательства относительно их отцовства.
Кокетливая и чувственная, так и не избавившаяся от сильного немецкого акцента, униженная пренебрежением сумасшедшего супруга, Изабо оставила Карла на пажей и на девушку, занявшую ее место. Это была дочь королевского конюшего, Одетта де Шандивер, она была похожа на Изабо, и народ прозвал ее «маленькой королевой». Изабо же полностью отдалась удовольствиям и адюльтеру, но в то же время не брезговала политическими интригами и страстным поиском денег. Во Франции она чувствовала себя неуверенно, а потому занялась приумножением личного состояния и помощью своей баварской семье. Она добилась от Карла — неизвестно, в здравые моменты или в помутнении рассудка — выделения средств на свое имя и на имена своих детей в виде земель, домов и отдельных счетов. Сундуки с драгоценностями она держала в разных хранилищах. Ее поведение становилось все экстравагантнее и лихорадочнее, декольте все откровеннее, амуры скандальнее, празднества все пышнее. Двор при королеве стал двором любви, где оба пола брали на себя роли адвокатов и судей и, по словам скептически настроенного современника, обсуждали «на этом смехотворном трибунале самые смехотворные вопросы».
Придворная жизнь может привести к скуке и отвращению даже королеву. Из ностальгии по деревенской жизни, за четыреста лет до Марии-Антуанетты, Изабо построила Hotel des Bergeres (пастушеский дом) у себя в деревне Сент-Уан, здесь были сады, поля, амбар, конюшня, овчарня, голубятня, и Изабо разыгрывала из себя пастушку — работала в поле, кормила кур и домашних животных. Короля со временем совсем забросили, он ходил грязным и даже голодным, оконные рамы в его апартаментах были сломаны, в комнаты влетали голуби и гадили на полы. Однажды, когда к нему вернулся рассудок, он арестовал управляющего и временного любовника королевы, заковал в цепи, допросил под пытками и велел тайно утопить в Сене.
В политической борьбе Изабо примыкала к тем, у кого на данный момент была сила. Когда Людовика Орлеанского назначили регентом, она присоединилась к нему и тем самым выступила против герцога Бургундского. Все предполагали, что она стала любовницей Людовика. Когда же сын и преемник герцога Бургундского Иоанн Бесстрашный казнил герцога Орлеанского, Изабо тотчас переметнулась на его сторону и улеглась в постель убийцы Людовика. Франция барахталась в вакууме, который создал живой, но беспомощный король, а королева, неспособная что-либо сделать, стала орудием безжалостных сил — Бургундии и Англии. В Париже, отделенная географически и политически от дофина, неспособная оказать ему какую бы то ни было поддержку, она наконец согласилась на позорный договор, согласно которому наследником французского трона стал король Англии, а не ее сын. Она пережила своего мужа на пятнадцать лет, а жизнь ее описал маркиз де Сад, наделенный чересчур богатым воображением.
Двести лет спустя герцог де Сюлли, глава правительства при Генрихе IV, охарактеризовал правление Карла VI как «время, богатое мрачными событиями… похоронившее хорошие законы и мораль Франции».
ГЛАВА 25
УПУЩЕННАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ
В то время как в мае-июне 1393 года в деревушке возле Аббевиля шли мирные переговоры, де Куси совещался с папой Климентом в Авиньоне. Он уехал туда после того, как уладил савойскую ссору. Миссия его заключалась в том, чтобы в ближайшие два года посадить на римский престол Климента и отдать французам Папскую область, преобразованную в королевство Адрия. Решение обеих задач зависело от поддержки Джан-Галеаццо Висконти, чья заинтересованность в предприятии состояла не столько в судьбе папства, сколько в экспансии Милана. Хотя лично он и был религиозен, но, похоже, не привержен ни одному, ни другому папе, да и схизма волновала его лишь возможностью воспользоваться ею в собственных интересах. Заключив союз с Францией, он намеревался совместно подорвать могущество Флоренции и Болоньи.
Человек аналитического ума, богатый, меланхоличный Джан-Галеаццо был мастером средневековой реальной политики (realpolitik) в Италии. Он подчинил своей воле и власти весь итальянский север, включая Верону, Падую, Мантую и Феррару, нащупывал дорогу к Тоскане и Папской области, возможно, прицеливался к королевству Ломбардия и даже к объединенной Италии — либо просто пробовал силы за геополитической шахматной доской того времени. Что до схизмы, он лавировал между своими миланскими под данными, лояльными римскому папе, и французскими партнерами, что означало возвышение Климента. Как он надеялся проплыть между этими берегами, неясно. Однако именно он оживил идею, заключавшуюся в том, что Франции не следует отказываться от королевства Адрия во главе с его зятем Людовиком Орлеанским. Эту схему — которая и была целью миссии де Куси — раскритиковал семидесятилетний посол Висконти в Париже Никколо Спинелли, один из лучших дипломатов той поры. Спинелли говорил, что Папская область испытывает ненависть к папскому престолу. За тысячу лет с папского почина были развязаны самые яростные войны, но мира священники так и не обрели и вряд ли когда обрящут. Лучше будет, если они скинут с себя это ярмо, поскольку оно есть бремя не только для клириков, но и для всех христиан, особенно для итальянцев.
Убеждать в этом французов не требовалось, однако они хотели, чтобы королевство официально передали Людовику в качестве папского феода, прежде чем приступать к физическому завоеванию Адрии. Папа, однако, намеревался до поры удерживать под контролем всю Папскую область. Де Куси, признанный переговорщик и француз, лучше всех был искушен в лабиринте итальянской политики, а потому еще до похода именно ему поручили убедить Климента в выделении королевства из Папской области. В этой миссии де Куси сопровождал епископ Нуайона, член королевского совета, прославившийся ораторскими талантами, а также секретарь короля Жан де Сен, который вел протокол. Де Куси и епископ объяснили папе, что на чудо надеяться не следует и только интервенция Франции сможет покончить со схизмой, в одиночку Климент ничего не сделает. Если папа пожалует Людовику королевство Адрия, он сможет получать с этой территории твердый ежегодный налог, чего еще не бывало с тех пор, как папа переселился в Авиньон. Король Франции, сказали посланники, рекомендует на этот поход своего брата как человека, которому по силам осуществить завоевание, поскольку «он молод и здоров»; к тому же у него будет помощь герцога Миланского.
