Юрий Корольков - Кио ку мицу !
Хидетаро обивал пороги правительственных учреждений, просил, унижался, уверял всех, что род Одзаки происходит от прославленного сегуна Токугава, но с Хидетаро никто не хотел разговаривать. Единственное, чего смог добиться старый японец, - ему разрешили свидание с сыном в тюрьме Сугамо.
Оба они старались скрыть волнение при последней встречи. Хидетаро торжественно развернул пакет, принесенный с собой, и передал Ходзуми церемониальное кимоно - черное с белыми иероглифами на рукавах и спине. Такие кимоно люди надевают перед смертью. Хидетаро заказал его в мастерской, перед тем как посетить тюрьму Сугамо. Иероглифы на кимоно обозначали знак древнего рода сегуна Токугава, к отдаленной ветви которого принадлежал осужденный на смерть Ходзуми Одзаки.
Время свидания было ограничено, и Хидетаро торопился сказать сыну самое главное. Он убеждал его, что ради жены и ребенка Ходзуми должен делать все, чтобы прожить хотя бы лишний день. Весть о смерти Ходзуми причинит им жестокую боль. Нужно отдалить этот час. Пусть Ходзуми подаст прошение на высочайшее имя о помиловании или обжалует приговор. Ходзуми пообещал отцу выполнить его просьбу, хотя не верил, что это может изменить приговор суда.
Прощаясь с отцом, Ходзуми просил его заехать к Эйко, взять у нее письма, которые писал ей из тюрьмы. В них сказано все, что хотел он сказать близким.
Время истекло, и тюремщик сказал, что свидание закончено.
Приговоренного к смерти Ходзуми Одзаки увели обратно в камеру. Он растер тушь на каменной дощечке, капнул несколько капель воды, взял кисть и начал писать. Ему хотелось запечатлеть на бумаге последнюю встречу с отцом.
"Наконец мне разрешили встречу с отцом, - писал он. - С торжественным чувством, с каким предстают перед верховным судилищем, стоял я перед отцом. Я надеялся, что смогу держаться спокойно, но при виде отца меня охватило волнение, с которым я не мог справиться. Я попросил у отца прощение за причиненное горе и пожелал ему здоровья и долгих лет жизни.
Зная, что это последняя наша встреча, я пристально глядел на него, не отрывая глаз. Он показался мне еще довольно бодрым, и это успокоило меня. Мне доставило маленькую радость, что ему подошло мое пальто, которое я отдал ему, понравился галстук, который ему подарил. Волосы у отца стали совсем седые, но слышит он еще хорошо. Мне вспомнилось, как на Формозе всегда хвалили его слух и говорили, что хороший слух - признак благополучия и долголетия.
Я провожал глазами согбенную фигуру отца, пока он не скрылся за дверью, сопровождаемый тюремными надзирателями".
Прошло еще полгода, и кассационный верховный суд утвердил приговор, не найдя смягчающих обстоятельств. Все эти месяцы отец Ходзуми Одзаки жил в столице. Он истратил все свои деньги, голодал, ждал. Теперь иссякла последняя надежда. Когда божественная принцесса Коноя Модзакура-химэ пришла с юга, превратив бутоны на деревьях вишни в прекрасные цветы, когда для всех наступил праздник сакура, в эти дни разбитый непомерным горем Хидетаро вернулся в свой одинокий дом на Формозе. Здесь тоже праздновали большой матсури - праздник вишни, но, вместо ветки цветущей сакуры, на калитке своего дворика Хидетаро увидел надпись: "Отец врага народа, изменника родины"...
Он молча вошел в дом, снял с плеча дорожную корзину, поднял крышку, достал пакет, в котором лежали копии писем сына к невестке Эйко, и принялся их перечитывать. Письма успокоили его. Нет, сын не может быть изменником родины! У него было большое сердце, переполненное любовью. Пусть люди прочтут эти письма, и они узнают, каким был Ходзуми! Хидетаро издаст эти письма и назовет их словами Ходзуми, обращенными к Эйко: "Любовь, подобная падающей звезде". А если боги не дадут ему сил осуществить задуманное, пусть это сделает младший сын - Ходзуки... Так решил старый Хидетаро Одзаки.
А в тюрьме Сугамо после утверждения приговора снова потянулись томительные дни. Каждый день для осужденных на казнь мог быть последним. И так продолжалось много месяцев.
Рано утром 7 ноября 1944 года в одиночную камеру Ходзуми Одзаки вошел начальник тюрьмы. Одзаки что-то писал, склонившись над дощатым столом. Он поднял голову. Позади начальника тюрьмы он увидел стражу и все понял.
- Себун?1- спросил он.
1 Себун- казнь
- Да, - ответил начальник тюрьмы.
- Могу ли я дописать письмо?
- Я подожду...
Ходзуми склонился над последней страницей недоконченного письма. "Я хорошо знаю, - писал Одзаки, - что родные сетуют на меня. Они считают, что я совершил нечто дикое и невероятное, что с моей стороны жестокий эгоизм не только перестать думать о себе, но и пренебречь счастьем жены и ребенка. Возможно, они по-своему правы. Но я слишком отчетливо видел недалекое будущее, я был так поглощен этим, что у меня не оставалось времени заботиться о себе и своей семье. Точнее даже, я не считал это нужным. Я был глубоко убежден, что, посвятив себя служению идее, выдвинутой жизнью нашего поколения, я служу высшим интересам - и своим и своей семьи.
Я хочу повторить снова: "Раскройте шире глаза, вглядитесь в нашу эпоху!"
Кто сможет понять веление времени, уже не станет ни завидовать другим, ни вздыхать о несчастье своей семьи. Моя работа позволяла мне увидеть будущее, постичь его, и это было самым близким и дорогим моему сердцу. Пусть меня этим и помянут. Это я и прошу вас передать всем".
Ходзуми Одзаки поднялся из-за стола. Он облачился в черное, церемониальное кимоно с белыми иероглифами.
- Я готов, - сказал Одзаки.
Начальник тюрьмы поклонился и пропустил осужденного вперед. Его увели. Начальник тюрьмы прошел в одиннадцатую камеру на втором этаже. Поклонившись узнику, он деловито спросил: правильно ли он называет имя заключенного - Рихард Зорге?
- Да, я Рихард Зорге. - Он поднялся с табурета, на котором сидел с книгой в руках.
- Сколько вам лет?
- Сорок девять.
Начальник тюрьмы уточнил адрес, по которому Зорге жил в Токио до ареста, и, удостоверившись официально, что перед ним именно он осужденный на казнь, церемонно поклонился еще раз.
- Мне вменили в обязанность, - произнес он, - передать вам, что вынесенный вам смертный приговор по распоряжению министра юстиции Ивамура сегодня будет приведен в исполнение... От вас ждут, что вы умрете спокойно.
Снова традиционный поклон, на который Зорге ответил кивком головы.
- У вас будут какие-либо распоряжения? - спросил начальник тюрьмы.
- Нет, свою последнюю волю я изложил письменно.
- Вы хотите сделать последнее заявление?
- Нет, я уже все сказал.
- В таком случае прошу следовать за мной.
- Я готов, - спокойно ответил Зорге.
Это была мелкая, подлая месть - казнить коммуниста в день его большого праздника...
Рихард вышел из камеры. В гулких коридорах тюрьмы удалялся топот его тяжелых ботинок. В тюрьме Сугамо наступила тишина...
Рихарда провели через двор в тесный кирпичный сарай. Здесь его ждали прокурор, палач и буддийский священник. Рихард Зорге сам стал под виселицу на люк, сделанный в полу. Он поднял по-ротфронтовски над головой кулак и громко произнес по-русски:
- Да здравствует Советский Союз!.. Да здравствует Красная Армия!..
Палач накинул петлю.
Было десять часов тридцать шесть минут утра по токийскому времени. В Москве - на шесть часов меньше. На предрассветных улицах советской столицы проходили войска Красной Армии, орудия, танки подтягивались к Красной площади для участия в Октябрьском параде.
Близилась победа Вооруженных Сил Советского Союза над германским фашизмом, победа Красной Армии, в рядах которой состоял и коммунист-разведчик Рихард Зорге...
Было 7 ноября 1944 года.
Тело казненного Рихарда Зорге зарыли на кладбище Дзасигатани кладбище невостребованных трупов, как называли это мрачное, заброшенное место на окраине Токио.
А прах Ходзуми Одзаки передали его жене. Позже, вспоминая этот ужасный день, Эйко написала в своих воспоминаниях:
"В темноте, под проливным дождем, я в одиночестве брела домой, прижимая к груди теплый ящичек с еще не остывшим прахом... Когда я пришла на вокзал Сибуя, поезда не ходили. На линии Токио - Иокогама случилась какая-то авария, и мне пришлось ждать поезда почти два часа. Наконец я втиснулась в битком набитый вагон и доехала до храма Ютондзи. Дом наш был погружен в полный мрак. На ощупь открыла ключом дверь, вошла в комнату и зажгла свет. И вот я снова в нашем доме, куда ты так хотел вернуться. Я вошла в твой кабинет, который ты так любил. Обливаясь слезами, я шептала какие-то слова и поставила урну с прахом на письменный стол... А за окном все лил и лил дождь..."
Через два дня, уже после казни, пришла открытка, написанная рукой Ходзуми. Он писал: "Становится все холоднее... Но я надеюсь собраться с духом и победить холод. Меня согревают чувства. Наша любовь подобна падающей звезде, летящей в вечность..."
Любовь подобна звезде, летящей в вечность!
