Павел Милюков - История второй русской революции
Рядом с шатаниями меньшевистского центра это была по крайней мере определенная позиция. Люди, которые ее заняли, не смущались противодействием и не могли быть смягчены уступками. Они знали, куда идут, и шли в одном, раз принятом направлении к цели, которая с каждым новым неудачным опытом «соглашательства» становилась все ближе. Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов уже стал прочной базой их в этой борьбе. Туда они шли с резкой критикой «штемпелеванных союзников Корнилова» в демократическом совещании (так называлась «коммерческая демократия» кооперации), там принимали желательные им резолюции против «соглашателей» и оттуда приносили их на трибуну Александринского театра. Петроградский Совет и петроградские рабочие — это была та галерея, для которой они устраивали свои спектакли на «демократическом совещании».
Временное правительство формально шло своим путем при реконструкции кабинета. Мы видели, что Керенский уже 20 сентября считал переговоры с «цензовыми элементами» Москвы законченными и 21-го собирался опубликовать список членов нового правительства. Но фактически ему приходилось выжидать результатов совещания, так как ни Церетели не считал допустимым формирование власти так демонстративно независимо от совещания, ни москвичи не решались вновь ехать в Петроград, пока не были устранены по крайней мере принципиальные препятствия к их вступлению. К таким препятствиям относились и платформа 14 августа, и ответственность перед новым представительным органом, выбранным совещанием. Для А. Ф. Керенского неприемлемо было только второе условие.
Церетели и Чхеидзе приехали в Зимний дворец. В их толковании принятая ночью резолюция ни в чем не противоречила намерениям Керенского и оставляла ему полную свободу для продолжения переговоров с москвичами. Они обнадежили Керенского, что «ответственность» перед «предпарламентом» может быть истолкована не в политическом смысле «парламентарной» ответственности, а в более общем смысле моральной ответственности и подотчетности только партийной. На почве, таким образом расчищенной, уже были мыслимы дальнейшие переговоры. По новому приглашению Керенского, москвичи согласились выехать в Петроград на 22-е.
«Настроение» цензовых элементов. В пятом часу дня в Малахитовом зале Зимнего дворца собрался полный состав правительства, представители демократического совещания в лице Чхеидзе, Церетели, Гоца, Авксентьева, городских голов двух столиц, Шрейдера и Руднева, представителя земской группы Душечкина и представителя кооператоров Беркенгейма, четверо приглашенных москвичей: кандидаты в министры и двое членов ЦК партии народной свободы Набоков и Аджемов. В своей вступительной речи А. Ф. Керенский сформулировал задачи собрания так, как их понимали и представители «цензовых элементов». Задачи правительства лицом к лицу с возрастающими внешними и внутренними затруднениями — самые элементарные: поднятие боеспособности армии, устранение экономического распада и борьба с анархией. В своей деятельности правительство руководствовалось только программами, выработанными в его собственной среде, комбинируя интересы всех элементов населения. Опубликование новых пространных деклараций — работа тщетная: нужны не декларации, а осуществление определенных мероприятий. Постановления демократического совещания имеют огромное значение как показатель настроения широких общественных слоев. Но они так же необязательны для правительства, как и постановление предварительного совещания московских общественных деятелей. Источник власти один: он в революции 27 февраля и в традиционной передаче полномочий от созданного революцией правительства. Власть, как и революция, ее создавшая, общенациональна, суверенна, ни от кого независима. Назначение нового правительства принадлежит только ей одной. Ввиду трудности положения она сама, по своему почину, решила подкрепить себя временным совещанием, с которым постарается действовать солидарно. Но, конечно, она не может быть ответственна перед этим совещанием, которое ею же и организуется из представителей разных партий, классов и групп населения и будет иметь лишь совещательное значение. Временное правительство полагает, что спасение страны возможно лишь при прочном и тесном блоке буржуазных и демократических элементов, с чем согласно и большинство совещания. Правительство такого состава должно быть организовано сейчас же, немедленно, и завтра должен быть опубликован его состав.
B. Д. Набокову оставалось только согласиться со всем тем, что сказал министр-председатель. Но, соглашаясь, он указал, однако, что между точкой зрения Керенского и взглядами демократического совещания продолжает существовать огромная разница. Он отметил и три основных пункта этого отличия: 1. Источник власти, по мнению правительства, есть традиционная передача власти от революции 27 февраля, тогда как демократическое совещание считает себя источником власти. 2. Программа 14 августа, с точки зрения Керенского, есть лишь программа отдельных групп населения: по мнению совещания, она должна быть обязательна для правительства и 3. Предпарламент, по мнению министра-председателя, должен быть лишь совещательным органом, а демократическое совещание требует ответственности министров перед этим органом. В. Д. Набоков просил представителей совещания сообщить, как смотрит «революционная демократия» на все эти вопросы.
Ответ Церетели отличался его обычной изворотливостью. Вопрос об источнике власти, отвечал он, теперь стоит так же, как и прежде. И прежде, и теперь власть создавалась соглашением цензовых и демократических органов (это, конечно, юридически неверно). Только теперь нужно уже не одно соглашение этих классов, а соглашение всей страны, что может быть достигнуто осуществлением «яркой демократической программы». Это и есть программа 14 августа, дополненная программой Верховского в вопросе о боеспособности армии и требованием «безотлагательного сношения с союзниками относительно приближения мира на основе целости и независимости России и в духе идей русской революции». О предпарламенте тоже нечего спорить: «мы его уже создали»; правительству остается «санкционировать» его и дополнить цензовыми элементами. Предпарламенту «должны быть предоставлены функции контроля власти, право вопросов и выражения доверия или недоверия к правительству». Главным препятствием к соглашению является возможное недоверие. Цензовые элементы не верят любви демократии к родине, а демократия не верит любви цензовиков к революции. Стоит устранить это, и тогда создать коалицию будет нетрудно.
C. Н. Третьяков правильно указал, что Церетели не дал ясного и определенного ответа на вопросы Набокова. Нужно сперва перекинуть мост между пропастью, отделяющую взгляды Церетели и Керенского, особенно на предпарламент — тогда можно говорить о соглашении. Последующие ораторы пытались «перекинуть мост». Аджемов, Авксентьев, Беркенгейм, Прокопович, Никитин, Коновалов убеждали собрание отказаться от излишнего формализма, признать разногласия только словесными и искать точек соприкосновения в духе взаимного доверия. Ответственности признавать не нужно, но ведь, конечно, при вотуме недоверия предпарламента правительство выйдет фактически в отставку. Нужно ли правительству объявлять, что оно будет руководствоваться программой 14 августа, или достаточно привести в декларации ее отдельные пункты? — намекал Керенский. Конечно, соглашался далее Руднев, демократическое совещание «не имеет права создать власть», ибо оно есть орган, выражающий политическое мнение демократии, а совсем не всенародную волю. После часового перерыва Церетели сделал уступку Керенскому: дело не в том, чтобы в декларации правительства была непременно ссылка на программу 14 августа: достаточно, чтобы правительство осуществляло перечисленные там меры, — меры, надо прибавить, на осуществление которых понадобились бы не месяцы, а годы. В ответ Аджемову, что предпарламент есть «антидемократический суррогат парламента», Церетели доказывал, что предпарламент нужен для подготовки «психологии масс» к парламентаризму. Он вызвал этим саркастическое возражение Набокова, что вряд ли к парламентаризму может готовить учреждение, нарушающее элементарные начала демократического представительства, и с этой точки зрения худшее даже, чем булыгинская Дума. В. Д. Набоков восстановил также чистоту государственно-правовой позиции, затемненной «соглашательством» многих предыдущих ораторов. Если бы была признана ответственность правительства перед предпарламентом, это значило бы, что произошел новый государственный переворот. Правительство из суверенного, каким оно было до сих пор, превратилось бы в простой орган исполнительной власти, уступив свои суверенные права учреждению, которое никоим образом не может выражать волю народа, а только мнение отдельных групп населения.
