Марк Батунский - Россия и ислам. Том 2

239 Появилось очень много людей с потребностью «особливого мнения», в частности, заявляющих: «… турки лучше болгар… я люблю турок» (Там же. С. 175).

240 Впрочем, в ряду идейных противников Достоевского были и такие великие писатели, как Лев Толстой и Иван Тургенев. В «Дневнике писателя» за июль – август 1877 г. Содержится непосредственная полемика с Толстым, поскольку тот устами Левина («Анна Каренина») усомнился в сознательном отношении темной народной массы к Восточному вопросу. Отдельные реплики персонажей «Нови», характеризующие их негативное отношение к тому же Восточному вопросу, Достоевский оценивает как непонимание Тургеневым (часто ратовавшему за «интересы европейской цивилизации») великой нравственной идеи всечеловеческого служения, лежащей в основе народного движения в защиту славян, т. е. непонимание «всеотзывчивости» русского народа, как национальной идеи, гениально угаданной Пушкиным. Тут, однако, Достоевский был несправедлив. Осуждая официальную политику России на Балканах, Тургенев в то же время горячо сочувствовал национально-освободительной борьбе южных славян («Крокет в Виндзоре», «Памяти Ю.П. Вревской» и др.). См. подробно: Назарова Л.H. И.С. Тургенев и Ю.П. Вревская // Русская литература. 1958, № 3; Никитина Н.С. Крокет в Виндзоре // Тургеневский сборник. T. III. Л., 1967; Велчев В. Тургенев и Болгария. София, 1961; Величкина И.И. И.С. Тургенев и война за освобождение Балканских стран // Вопросы русской литературы. М., 1970; Волгин И.Л. Нравственные основы публицистики Достоевского (Восточный вопрос в «Дневнике писателя» // Известия АН СССР. Отд-ние литературы и языка. 1971. T. XXX; Вилъчинский В.П. Славянская тема в русской литературе 1870-х годов // Русская литература. 1973, № 3.

241 Там же. С. 173–174.

242 «Вспомнили бы, однако, Магометов рай, чтобы уже совсем восполнить свое убеждение в чистоте турецких понятий о единстве Божием» (Там же. С. 175).

243 Там же. С. 174.

244 Более того: для Достоевского (в «Преступлении и наказании») не только Наполеон, но и Магомет (так он назван в размышлениях Раскольникова) олицетворяет собой бессовестно манипулирующее людьми и обрекающее их на гибель во имя своих узкокорыстных целей, антигуманное, мрачное и порочное начало.

245 Недаром для Достоевского русский солдат Фома Данилов, зверски замученный турками, но не отрекшийся от своей веры (о его героической смерти Достоевский узнал из газет), символизирует русский народ, его необъятные духовные силы. Это «проблема России, всей той самой России, в которой циники и премудрые наши отрицают теперь великие мысли и великие чувства» (Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30 томах. Л., 1972–1982. Т. 25. С. 14).

246 Достоевский Ф.М. Дневник за 1881 г. С. 449.

247 Там же. С. 450. (Курсив мой. – М.Б.)

248 Там же.

249 И поныне еще не утихают – и вряд ли когда-нибудь утихнут – споры о том, поддается ли мировоззрение Достоевского систематизации. А может быть, различия в подходах детерминированы различными типами сознания интерпретаторов: одни склонны дифференцировать, другие интегрировать? Короче говоря, это разные уровни осмысления. Можно говорить о «философии Достоевского» как о целостной системе на уровне единого и о ее различных, нередко диаметрально противоположных, вариантах на уровне тех или иных его отдельных произведений. Закончим этот наш тезис типично толерантной формулой: «одно другому не противоречит».

250 Впрочем, все это лишь в тогдашней России могло быть сочтено каким-то супероригинальным заявление. А между тем в Западной Европе немало представителей интеллектуалистского бомонда куда раньше Достоевского демонстративно гордо указало на азиатское происхождение европейцев, и фразы об Азии как «колыбели человечества» были всеобщим достоянием. К тому же, как помним, русский человек – это, по Достоевскому, представитель «великого Арийского племени», всего более имеющий, стало быть, основания претендовать на «истинно-азиатский» (= «арийский») дух. Иное, впрочем, дело, что на уровне массового (или, как любил говорить Достоевский, «лакейского») сознания слово «азиат» действительно воспринималось как одно из самых оскорбительных ругательств.

251 Достоевский Ф.М. Дневник за 1881 г. С. 450. (Курсив мой. – М.Б.)

252 Там же. С. 451.

253 Там же. С. 451–452.

254 Там же. С. 453.

255 Там же. (Курсив мой. – М.Б.)

256 Там же. С. 454. (Курсив мой. – М.Б.)

257 Там же. С. 455. (Курсив мой. – М.Б.)

258 Там же. (Курсив мой. – М.Б.)

259 Там же. С. 456. (Курсив мой. – М.Б.)

260 Там же. С. 457.

261 Достоевский Ф.М. Т. 11. Дневник писателя. М.-Л., 1929. С. 32. (Курсив мой. – М.Б.)

262 Полемизируя со славянофилами, Грановский провозглашал общность исторического развития России и Западной Европы. Но, принимая диалектику Гегеля, он в то же время подчеркивал, вопреки немецкому философу, и историческую роль славянства и необходимость изучения жизни народов Востока. (См. подробно: Грановский Т.Н. Сочинения. М., 1900; Письма Грановского // Звенья. 1935, № 5; 1936, № 6; Лекции по истории позднего средневековья. М., 1971; Лекции Т.Н. Грановского по истории средневековья. М., 1961.

263 Цит. по: Достоевский Ф.М. T. II. С. 347. (Курсив мой. – М.Б.)

264 См. там же.

265 Там же. «Дневник». 1876, сентябрь. (Курсив мой. – М.Б.)

266 Там же. С. 397.

267 Там же. С. 397–398.

268 Там же. С. 398–399. (Курсив мой. – М.Б.)

269 Цит.: Там же. С. 402–403. (Курсив мой. – М.Б.)

270 Там же. С. 404. (Курсив мой. – М.Б.)

271 «Нет-с, не нам с вами(либералами из «Вестника Европы». – М.Б.) учить народ (русский. – М.Б.) веротерпимости… В этом отношении он и вас, и всю Европу поучит» (Там же. С. 407).

272 Там же. С. 406. (Курсив мой. – М.Б.)

273 Ухтомский Э. От калмыцкой степи до Бухары. С. 8.

274 Там же. С. 9.

275 Там же. С. 12. (Курсив мой. – М.Б.)

276 Там же. С. 37.

277 Там же. С. 158.

278 Там же. С. 63.

279 Там же. С. 59–60.

280 Там же. С. 57.

281 Там же. С. 58.

282 Ухтомский Э. К событиям в Китае. С. 3–4.

283 Там же. С. 4.

284 Там же. С. 5.

285 Ухтомский, с сочувствием ссылаясь и на высказанное еще в 20-е годы XX в. мнение английского епископа Хебера, пишет: «Наше (т. е. русское. – М.Б.) прошлое и прошлое самой типичной восточной страны (Индии) до мелочей сходны и родственны, одинаково смутны и печальны в материальном отношении, в совершенно равной мере заключают в себе залог обновленного будущего и уверенной борьбы за свои исконные права» (Там же. С. 1).

286 Там же.

287 Там же.

288 Там же. С. 2. (Курсив мой. – М.Б.)

289 Там же. С. 5.

290 Там же. С. 4. (Курсив мой. – М.Б.)

291 Там же. (Курсив мой. – М.Б.)

292 Там же. С. 6.

293 Там же. (Курсив мой. – М.Б.)

294 Там же. С. 7–8. (Курсив мой. – М.Б.)

295 Там же. С. 8.

296 Там же. (Курсив мой. – М.Б.)

297 Там же. С. 9. (Курсив мой. – М.Б.)

298 Там же. (Курсив мой. – М.Б.)

299 Там же. (Курсив мой. – М.Б.)

300 Там же. С. 9.

301 «Запад нас умственно дисциплинирует, но в общем лишь тускло отражается на нашей жизненной поверхности. Все под ней и в недрах народного быта проникнуто и дышит глубоко восточными умозрениями и верованиями, овеяно жаждою высших форм бытия и широкими человечными стремлениями совершенно иного вида, чем в корне убиваемое материализмом миросозерцание современных европейцев среднего уровня. Азия бесчисленное число раз затопляла Русь своими ордами, крушила своим натиском, претворяла (Россию. – М.Б.) в нечто однородное с Персией и Туркестаном, с Индией и Китаем. Мы до сих пор не имеем, да и не можем найти за Каспием, Алтаем и Байкалом ясно очерченного рубежа, естественно точной демаркационной линии, за которой бы кончалось собственно «наше». Оттенки перехода особенно от русских владений к китайским, настолько неуловимы (Ухтомский напоминает, что среди уральских и донских казаков есть буддисты, имея в виду калмыков. – М.Б.), что выразить нельзя (хотя ниже Ухтомский предупредит о том, как опасно для России активно вторгаться в Китай. – М.Б.)» (Там же. С. 48. Курсив мой. – М.Б.). Далее следует не менее интересный пассаж: «Грандиозная панорама, представляемая природою наших старинных восточных окраин, совершенно соответствует той, среди коей складывались характеры недостаточно истолкованного историками «забайкальца» Чингисхана, выдающихся созерцателей и аскетов монгольской крови, но с чисто индийским миросозерцанием, наконец, также олицетворявших собою русско-инородческую удаль и мощь «казаков-завоевателей Востока» (Там же. С. 48–49. Курсив мой. – М.Б.)