Лев Гумилёв - Древняя Русь и Великая степь
В определении начальной точки отсчета этногенеза не обязательно стремиться к точности до года. Нашими наблюдениями могут быть установлены только инкубационный период вызревания нового поведенческого стереотипа и организация новой структуры, ломающей обветшалые рамки старой. Этой степени точности достаточно, чтобы установить тождество мутаций атомарных, молекулярных, клеточных и популяционных. Но место организменных, т. е. персональных, норм поведения следует уточнить.
187. Законы природы и «полоса свободы»
Как непредсказуемо движение единичного атома в камере Вильсона или характер реакции одноклеточного организма на изменение вмещающей среды, будь оно термическим, химическим или электромагнитным, так вариабельно и поведение высших млекопитающих на организменном уровне, а людей — на уровне персональном. Во всех случаях в вероятностных изменениях существует «полоса свободы».
Для микроорганизмов свобода выбора из двух и более вариантов реакции на изменение среды является способом внутривидового отбора, потому что ошибка ведет организм к гибели. Для высших позвоночных дело обстоит примерно так же. На этом принципе основана охота хищников, истребляющих тех животных, которые дают себя поймать и съесть. Но если бы не появлялись время от времени «неуловимые» зайцы и олени, то их виды были бы давно уничтожены лисами и волками, после чего эти последние передохли бы от голода.
Этот феномен описан давно и исчерпывающе, но биографии отдельных животных изложил только Сетон-Томпсон в книгах «Жизнь гонимых» и «Животные-герои». По сути дела, этот замечательный натуралист применил к зоологии метод, которым пользуется история «великих людей», по какой-либо причине заслуживших внимание исследователя.
Однако теперь уже не нужно доказывать, что ряд биографий не объясняет крупных исторических перемен. Дела людей очень талантливых и энергичных включаются в деяния масс — крупных популяционных целостностей, и последствия подвигов сглаживаются общим этническим развитием, а это последнее — общечеловеческим становлением, запрограммированным в планетарных масштабах. При этом та часть исторической науки, которая изучает поступки отдельных людей — персон, — не бесплодна. Она дает уточнения, которые позволяют понять, что линия этногенеза не плавная, а ломаная, состоящая из многих зигзагов, взаимно компенсирующихся на длинных отрезках времени.
Это наблюдение имеет большое практическое значение, потому что зигзаги развития соразмерны с биологической жизнью отдельных людей. А ведь человеку, тому или иному, совсем не безразлично, в какую эпоху он живет: в тихую, мирную или, как сказал поэт, «в минуты роковые». Как к тому, так и к другому применяться необходимо, но, оказавшись в «полосе свободы», человек может найти либо ошибочный, либо правильный выход. Конечно, мы знаем, что на результат грандиозного процесса индивидуальное решение повлиять не может, но для тех десятилетий, а иногда двух-трех веков отдельные поступки отнюдь не безразличны. Например, тот дурак, который выпустил в Австралию пару кроликов, нарушил биологическое равновесие целого континента, а Бертольд Шварц, открыв порох, дал возможность европейским королям расправиться с феодалами.
Можно сказать, что порох был бы все равно открыт и применен, что для глобальной истории техники дата его открытия не важна, но для людей XIV в. она была сверхзначима, ибо от нее зависели судьбы и столиц, и замков, а тем самым — деревень. Короче говоря, зигзаги, даже недолговечные, оставляют на теле человечества, да и всей биосферы, неизгладимые рубцы. Это нельзя назвать ни хорошим, ни плохим, ибо это закономерность природы.
Само собой понятно, что делить зигзаги на прогрессивные и реакционные бессмысленно. Если прогресс идет по ходу времени, как и этногенез, то конец этногенеза — затухание и распад — надо считать явлением прогрессивным, что логично, но противоречит общепринятому восприятию самого понятия прогресса. Выход из этой контроверзы предлагает закон отрицания отрицания. Например, на месте сгнившего дуба из опавших желудей появилась дубовая роща и стадо кабанов, поедающих желуди.
Но это не зигзаг, а просто дискретность систем одного порядка, направление же импульса, дающего зигзаг, будет перпендикулярно ходу развития. Поэтому вопрос о прогрессивности или реакционности зигзагов неправомерен. Однако общий интерес читающей публики именно к зигзагам истории оправдан. Число, вернее, плотность зигзагов показывает уровень пассионарного напряжения систем и характеризует их контакты на суперэтническом уровне. При отрицательной комплиментарности в результате зигзагов образуются химерные целостности, обычно нестойкие, а при положительной — слияние и образование новых этносов, ничуть не более «прогрессивных», чем прежние. Поэтому сам вопрос оценки, ныне именуемый аксиологией, здесь неуместен. Ученый вправе только констатировать, что дело обстоит так, а не как бы ему хотелось. Законы природы в одобрении не нуждаются.
Но более того, «полоса свободы» не освобождает ни биологическую особь, ни личность от природных воздействий. Специфика «свободы» только в том, что человек может делать выбор между решением правильным или ошибочным, причем в последнем случае его ожидает гибель. Значит, свобода выбора — отнюдь не право на безответственность. Наоборот, это тяжелый моральный груз, ибо, находясь в социуме, человек отвечает не только за себя и свое еще не родившееся потомство, но и за свой коллектив, своих друзей, соплеменников, наследие предков, благополучие потомков и, наконец, за идеи, формирующие его культуру и даже идеалы, ради которых стоит жить и не жаль умереть.
Хорошо лягушке, которая, отложив икру, больше не вспоминает о потомстве, а только ищет, где пожрать. Трудно павиану, охраняющему своих самок и детенышей от леопардов. Но тяжелее всех людям: груз ответственности, лежащий на них, столь тяжел, что его может облегчить только сознательный отказ от совести, или, что то же, разрыв естественной связи с природой, отказ от долга перед ней. Тогда он будет выбирать заведомо ошибочные решения, например употреблять наркотики, или практиковать психологические извращения, или убивать ради убийства, но тогда его существование будет недолгим, не более двух-трех поколений, потому что природа отлучит его от себя.
Этот способ использования права на выбор решения порождает антисистемы, такие как катары, карматы, павликиане и им подобные. Они питаются той же пассионарностью, что и этносы, меняя только доминанту, или знак образуемых ими зигзагов.
Этническая история является, с одной стороны, функцией того или иного этногенеза, начавшегося с пассионарного толчка, а с другой — взаимопогашением энергии двух и более этносов при этническом контакте. Характер взаимопогашения зависит опять от двух факторов: фаз контактирующих этносов и комплиментарности — положительной или отрицательной.
За достаточно длинный отрезок времени устанавливается неустойчивое равновесие между этнокультурными системами. Современники этих «тихих» периодов считают их постоянными, а свою историю — устоявшейся. Когда же новый взрыв этногенеза потрясает очередной регион и вызывает волну причинно-следственных связей, они полагают, что в бурных событиях кто-то виноват и, значит, нужно искать преступника.
Таким бурным периодом был для всего Евразийского континента XIII век, когда крошечный сибирский народец вдруг произвел деяния, потрясшие все цивилизованные государства — от Желтого моря до Средиземного. А потом, в XIV в., этот этнос превратился в реликт, сколок с самого себя.
Для того чтобы понять это явление, необходимо рассмотреть, что ему предшествовало, как оно закончилось и чем сменилось, учитывая в то же время, что монголы были победителями. Тут уж потребуются индуктивный метод и большая точность. Так, чередуя степени приближения, можно обнаружить желанную цель — непротиворечивую версию.
188. Сила предвзятости
В.И. Вернадский, открывший биохимическую энергию живого вещества биосферы, отметил еще один феномен, как бы энергию с обратным знаком — «разум», точнее, «мысль», которая, не являясь формой энергии, тем не менее производит действия, как будто ей отвечающие.[1065] Производит-то производит, но какова совершаемая ею работа? Что она создает? И, наконец, каково ее соотношение с уровнем пассионарного напряжения системы, в которой она проявляется?
Ответить на это можно только с помощью этнологии, оперирующей понятиями суперэтносов и их контактов при изучении законченных процессов этнической истории, например того, каким является коллизия XIII в., когда романо-германский католический суперэтнос, находившийся в акматической фазе, стремился подавить ортодоксальное православие — Византию и Русь, инерция развития коих иссякла. Попытка крестоносцев создать Латинскую империю на месте Византии провалилась через год. Папские призывы подавить русских схизматиков были еще менее успешны, но в принятом нами аспекте важны не результаты, которые часто зависят от исторических случайностей, а тенденция деятельности, или доминанта выхода свободной энергии. А здесь она была выражена крайне отчетливо: папа призывал католиков к Крестовому походу против литовцев, русских и татар, руководствуясь не материальными расчетами и поисками выгод, которые легче было обрести в Тунисе и Андалузии, а чувством отрицательной комплиментарности к соседним культурам. А найти предлог для желанной войны всегда легко. Надо лишь выдвинуть свой тезис и заставить людей принимать его без критики. А дальше все покатится по инерции. И покатилось!
