Виктор Безотосный - Все сражения русской армии 1804‑1814. Россия против Наполеона
Венский этап – вершина дипломатического искусства Талейрана. Этот чрезвычайно умный и аморальный политик сыграл очень запоминающуюся роль во время Венского конгресса и заставил других считаться с побежденной Францией. Фактически «большая четверка» на конгрессе превратилась в «большую пятерку». Он виртуозно сыграл на разногласиях и соперничестве между ведущими европейскими государствами, а его тактика принесла свои плоды: слабости тогдашней Франции превратились в ее сильные стороны. Сначала он добился для Франции равноправного положения на переговорах (как‑никак, старейшая монархия в Европе, исходя из принципа легитимизма), потом, учитывая раскол между союзниками на два лагеря, кулуарно договорился о секретном военно‑политическом союзе Австрии, Великобритании и Франции, направленном против России и Пруссии. Договор этот был подписан за спиной России 22 декабря 1814 г. (3 января 1815 г.), а затем к нему присоединились Голландия, Бавария, Ганновер и Гессен‑Дармштадт. Этим шагом (договором от 3 января 1815 г.) королевство Франции меняло свое положение побежденной страны на статус пятого партнера в компании великих держав. Победоносная коалиция фактически на тот момент распалась, а бывшие союзники уже оказались на волосок от войны друг с другом. Державы начали грозить войной друг другу. В воздухе явно запахло порохом. Уже стали составляться планы военных действий, происходило передвижение войск, среди участников конгресса поползли слухи о возможной войне. Дипломаты готовили ультимативные ноты. В обстановке взаимных прений никто не хотел отступать и с великим трудом шли на компромисс. В литературе даже утверждалось, что из‑за интриг вокруг польского вопроса Александр I чуть ли не вызвал на дуэль австрийского канцлера К. Меттерниха, и тот вынужден был оправдываться перед российским императором (606) .
Справедливости ради скажем, что до войны бы скорее всего дело не дошло, поскольку стороны пошли на взаимные уступки друг другу и уже стали договариваться. Но крайне опасную ситуацию в отношениях союзников кардинально изменила внезапная высадка Наполеона 17 февраля (1 марта) 1815 г. на южном побережье Франции в бухте Жуан с небольшим отрядом из своей гвардии (1 тыс. человек) и последовавшие его знаменитые «сто дней». Опальный император еще раз крайне поразил всю феодальную Европу, верный самому себе, он вновь оказался там, где его не ждали. Удивительные события во Франции развивались очень быстро. Посланные французские войска без единого выстрела и без пролития единой капли крови переходили на сторону низвергнутого императора. Людовик ХVIII со своими придворными вынужден был срочно бежать в бельгийский Гент под защиту английских штыков, а Наполеон 8(20) марта после десятимесячного отсутствия въехал в Париж. Так начался последний, почти сказочный акт Наполеоновских войн, именованный затем историками как «полет орла». Слова были взяты из обращения Наполеона к своим соратникам: «Солдаты! Орел с национальным знаменем полетит от одной колокольни к другой до башен Собора Богоматери в Париже!» (607) . Действительно, его победоносный полет до Парижа во Франции уже никто остановить не смог. Королевские лилии против наполеоновских пчел оказались практически бессильны. Режим реставрации рухнул, как карточный домик.
Новое единение Европы против Наполеона в 1815 г.
Причин этого нового появления Наполеона на европейской арене можно назвать несколько. Бурбоны, считая, что они ответственны лишь перед Богом, как будто нарочно подчеркивая дворянский и клерикальный характер проводимой абсолютно бестактной и близорукой политики, за очень короткий период своей деятельностью смогли восстановить против себя основные слои населения. Особое недовольство проявило крестьянство (опасалось, что эмигранты заберут доставшиеся после революции земельные наделы) и армия (вдвое уменьшили численный состав, уволили или перевели офицеров на половинное жалование, отдавали приоритет эмигрантам, назначая на командные должности). Большая часть ветеранов Наполеоновских войн оказалось на пороге нищеты, причем в армии, до этого считавшейся гордостью нации, находилась большая часть бонапартистов, поэтому нечему было удивляться ее столь быстрому переходу на сторону беглого императора. Бурбоны просто подталкивали военных в объятия Бонапарта.
Да и его появление на французском берегу было во многом спровоцировано Бурбонами и союзниками. Французская королевская казна отказалась выдавать бывшему императору положенное ему годовое содержание в 2 млн франков. Наполеон же оплачивал государственные расходы маленького острова в значительной степени из своего кармана. Долго это продолжаться не могло, имевшиеся деньги скоро бы закончились, и к 1816 г. французский император остался бы полным банкротом. Венский кабинет сделал все возможное, чтобы воспрепятствовать встрече и воссоединению Наполеона с Марией‑Луизой и сыном. Естественно, оскорбленный отец и муж был возмущен коварством Венского двора и вмешательством в его личную жизнь. Кроме того, Людовик XVIII не оставлял попыток пересмотреть договоренности с русским царем и упрятать бывшего императора на какой‑нибудь отдаленный океанский остров подальше от Франции. А ведь проходивший Венский конгресс мог принять и такое решение, тем более что этот вопрос там поднимался, а о возможном удалении с о. Эльбы своевременно своего отчима, помимо информаторов, предупредил Э. Богарне. Существовала и прямая угроза убийства опального императора со стороны роялистов и французских властных структур (такие попытки предпринимались). Подстегивали к действию сорокапятилетнего Наполеона и поступавшие на остров сведения о недовольстве Бурбонами и настроениях, царивших во Франции. В целом правильно написал про мотивацию Наполеона в тот период английский историк Д. Чандлер: «Он считал, что еще может повернуть колесо Фортуны, пустившись в последнюю, решающую игру. Ему было мало что терять – и мог выиграть все» (608) .
Поэтому не стоит удивляться тому энтузиазму, с которым французские крестьяне и солдаты встретили своего бывшего императора (как живую легенду), его шествие к Парижу многим казалось почти фантастически нереальным, в то же время триумфальным. Собственно, власть ему обеспечил народный порыв и ненависть к Бурбонам. Правда, было бы неверно умолчать, что имелись районы с традиционно сильными роялистскими симпатиями, оказавшие большое сопротивление бонапартистам, например, Прованс, область долины р. Роны и Вандея. Также стоит отметить, что буржуазия без особого энтузиазма отнеслась к приходу Наполеона, предвидя неизбежную войну и боясь общественных катаклизмов, хотя была явно и не в восторге от Бурбонов.
Об умонастроениях в Париже, уже занятом «человеком с острова Эльба», написала 13(25) марта Александру I состоявшая в переписке с ним Гортензия Богарне: «Я уже давно предвидела, что так не могло долго продолжаться; Вы сами были того мнения, что Бурбоны понимают Францию совершенно превратно». Далее она попыталась оправдать Наполеона и выступить посланцем мира: «Народ всецело на стороне императора, но он хочет мира, и Наполеон, конечно, будет достаточно умен, чтобы руководствоваться в данном случае мнением огромного большинства, так как он уже испытал на себе, что нельзя оставаться на престоле, отделяя свое дело от дела народного; участь, постигшая Бурбонов, вполне подтверждает это». Ответ российского императора был очень жестким: «Ни мира, ни перемирия; с этим человеком не может быть примирения; вся Европа сливается в одном чувстве. Помимо этого человека, все что хотят, никому не отдается предпочтения; лишь только он будет устранен, о войне не будет речи» (609) . Еще раньше Наполеон попытался сам установить контакт с российским монархом. После возвращения в Париж в его руки попал второпях забытый королевскими сановниками в Тюильри оригинал тройственного договора от 3 января 1815 г. Заверенную копию он немедленно послал через русского дипломата П.С. Бутягина Александру I. Но французскому императору не удалось рассорить Россию с бывшими членами коалиции и вырвать ее из рядов противников Наполеона.
Царь, правда, уже слышал о существовании этого договора, но теперь получил реальное подтверждение двуличия своих бывших союзников. Он пригласил и показал его Меттерниху, а также спросил, знаком ли ему этот документ? Может, впервые в жизни изворотливый дипломат не нашел объяснений, он не знал, что ответить, и молчал. Тогда Александр I заявил ему: «Пока мы оба живы, об этом предмете никогда не должно быть разговора между нами. Нам предстоят теперь другие дела. Наполеон возвратился. Наш союз должен быть теперь крепче, нежели когда‑либо» (610) . После этого бросил бумагу в камин. Александр I оказался полностью солидарен и действовал в русле общего политического климата Европы. Талейрану российский император даже не стал упоминать о существовании договора. Правда, в разговоре с Нессельроде французский министр иностранных дел, в отличие от Меттерниха, оказался более находчивым: «Да, я знаю, о чем вы хотите сказать: об этом договоре; он был заключен без злого умысла. Что же касается меня, то я хотел только расстроить четверной союз!» (611) . Приход к власти Наполеона резко изменил позицию Баварии и Нидерландов. Понимая значение России, их представители попытались объясниться и принести свои извинения.
