Рим и эллинизм. Войны, дипломатия, экономика, культура - Александр Павлович Беликов
Многие вслед за Полибием (VI,14) преувеличивают влияние на царя Деметрия Фаросского[282], внушившего Филиппу мечты о мировом господстве (Polyb. V.102.1; V.108.5). Молодой монарх вёл себя подчёркнуто независимо и вообще был маловнушаем. Он никогда не был игрушкой в руках Деметрия или Арата, как уверяет Полибий[283]. Утверждения Полибия, что род Антигонидов всегда мечтал о мировом господстве (V.102.1), голословно. Во времена Филиппа мировое господство ещё мыслилось только в рамках державы Александра[284]. В своей произвольной конструкции Полибий игнорирует существование Селевкидов и Карфагена, с которыми Македония не могла соревноваться на равных, они не допустили бы её усиления, и, очевидно, царь это прекрасно понимал. Высказывания автора об амбициях Филиппа риторически приукрашены[285]. Интересы царя никогда не распространялись за пределы Балкан и Эгеиды. Воспитанный на политике баланса сил, он не знал войны на уничтожение, что так рано познал Рим, вообще не склонный к компромиссам и идущий на них только вынужденно.
Нет смысла преуменьшать агрессивность Филиппа. В его политике постоянным и наиболее важным элементом была война. 42 года его правления дали всего восемь лет мира: 221, 196, 194–192, 188, 185, 182 гг. до н. э.[286] Однако в предстоящем столкновении с римлянами цели царя были весьма скромными – отнять Иллирию, воспользовавшись их затруднениями, что было вполне в духе эллинистической политики. Вытеснить римлян из Иллирии стало для него буквально вопросом жизни[287]. К большему он не стремился, что и подтвердили дальнейшие события.
Мир, заключённый в Греции летом 217 г. до н. э. на условиях сохранения статус-кво (Polyb. V.103.7), позволил Филиппу начать войну со Скердилаидом, совершившим набег на Македонию (Polyb. V.108.2). К весне 216 г. до н. э. было построено 100 лемб, «чтобы переправить на них войска в Италию» (Justin. XXIX.4.1)[288], но Полибий пишет лишь, что Филиппу для его «замыслов» нужны были суда (V.109.1). Будь это десант в Италию, автор не преминул бы об этом сообщить. Даже Ливий нигде не говорит, что уже в это время царь хотел высадиться в Италии. Лембы – малые суда с одним рядом вёсел и без тарана[289] – вмещали 50 человек (см.: Polyb. II.3.1).
Типологически лембы близки камарам, на которых пиратствовали в Понте жители Западного Кавказа. Небольшая лёгкая камара несла 25–30 человек[290]. Если продолжить типологический ряд, то от лембы через камару мы придём к ладье князя Олега и казачьей чайке запорожцев. Все эти судёнышки были небольшими и беспалубными. Максимальное число воинов, которое могли принять 100 лемб, – 6000 человек[291].
С такими силами царь никогда бы не рискнул на вторжение в Италию: союз Ганнибалом ещё не был заключён, к тому же пуниец находился далеко от побережья, в любом случае до его подхода отряд был бы уничтожен. А если бы в открытом море эта лёгкая флотилия встретила несколько римских трирем – они без труда потопили бы всю сотню лемб. На пути к Аполлонии Филипп узнал, что римский флот стоит в Сицилии (Polyb. V. 109.5). Море было свободно, но царь двинулся не в Италию, где мог без помех высадиться, а к Иллирии. Ещё раньше Филипп захватил Закинф (Polyb. V.102.10) – прекрасную морскую базу южнее Акарнании, откуда без труда мог достичь Италии. Наконец, обогнув Пелопоннес с востока (этим путём он и шёл в 216 г. до н. э.), царь всегда мог беспрепятственно плыть к италийскому побережью.
Следовательно, в 216 г. до н. э. Филипп даже и не думал ударить по Италии – его спор с римлянами мог быть решён только в Иллирии и нигде больше. Лембы нужны были для переброски войск к Аполлонии и осады с моря. Римляне, извещённые Скердилаидом, послали 10 кораблей, царь, решив, что на него идёт весь флот, бежал. Полибию страх Филиппа кажется неоправданным (V.110.7), но это только доказывает, что его суда были слишком малы и не годились для морского сражения.
После катастрофического поражения римлян в битве при Каннах царь решил заключить союз с Ганнибалом и продолжить операции в Иллирии. Летом 215 г. до н. э. возвращающееся домой македонское посольство попало в руки римлян, успевших принять меры (Liv. XXIII.38). Первый раз послов задержали ещё по пути к Ганнибалу, но тогда им удалось уйти, заявив, что они плывут заключать союз с Римом (Liv. XXIII.33). Отсюда идут два недоразумения: Г. Бенгтсон, опираясь на Юстина (XXIX.4.3–4), полагает, что послов отпустили из великодушия, и неизвестно, узнали ли римляне о целях посольства[292]; а К. Нич считал: послы должны были заключить союз сначала с Римом, потом – с Карфагеном[293]. Источники однозначно гласят, что целью посольства был союз с Ганнибалом против Рима. Филипп потерял время, и ему пришлось отправить к пунийцу второе посольство (Liv. XXIII.39).
Царь торопился, ему казалось, что война в Италии близится к концу – любое эллинистическое государство после сокрушительного поражения в генеральном сражении просило мира. Он спешил быть включённым в мирный договор, что давало гарантии на будущее. Однако Филипп слишком плохо знал римлян. По римской ментальности – чем хуже обстояли дела, тем твёрже нужно держаться. Они и не думали капитулировать. Помог им и богатый опыт войн в Италии. Как справедливо отмечает Э. Брэдфорд, римляне глубоко усвоили, что отдельная битва ещё не обеспечивает завоевания страны[294]. Им случалось проигрывать сражения, но одно – завершающее – они всегда выигрывали.
Инициатором союза был царь, противоположные мнения[295] ошибочны. Утверждение Корнелия Непота «Филиппа он (Ганнибал. – Примеч. А.Б..) заочно втянул во вражду с Римом» (XXIII.2) неверно вдвойне: 1) враждебность к римлянам царь испытывал уже давно; 2) именно Филипп прислал послов к Ганнибалу, но не наоборот! Аппиан неубедительно объясняет союз жаждой Филиппа расширить свою власть, утверждая, что ранее царь не испытал от римлян никаких обид (Mac. IX.1). Старая историография полагала, что Антигонид вмешался в войну, верно оценив опасность Рима для восточных государств[296]. Здесь явно преувеличивается широта политического кругозора царя: он думал только о себе, судьбы Востока его ничуть не занимали. Справедливее мнение, что Филипп стал союзником Ганнибала, понимая опасность появления Рима на Балканах[297]. Он надеялся разделить с Баркидом плоды победы[298], видя благоприятные условия для изгнания римлян из Иллирии, царь и вступил в союз с ним[299]. Безусловно, главной его целью было вытеснение римлян из Иллирии[300]. Причина войны – утверждение римлян на Балканах[301], но отнюдь не «экспансия
