Четвертое июня. Пекин, площадь Тяньаньмэнь. Протесты - Джереми Браун
Глава 5
Требования и ответные действия
После того как в январе 1987 года Дэн Сяопин вынудил Ху Яобана уйти в отставку с поста генерального секретаря, недовольство народа усилилось. Возмущение вызывали коррупция, инфляция и репрессии. Сам Ху Яобан решил остаться членом Политбюро с понижением должности. Его присутствие в высшем партийном органе, возможно, вселяло надежду на возвращение относительно толерантной политики, которую он проводил ранее. В начале 1989 года демократический активист из провинции Аньхой посетил Шэнь Туна в Пекинском университете. Он задал вопрос: «Кого мы выдвинем на смену Дэн Сяопину, если нам удастся избавиться от него?» Затем он предложил Ху Яобана и Чжао Цзыяна как возможных кандидатов. Шэнь вспоминал: «Мы все согласились, что Ху Яобан, вероятно, был лучшим из предложенных» [Shen 1990: 159–160].
Но сбыться этому было не суждено. Во время заседания Политбюро по вопросам политики в области образования 8 апреля 1989 года Ху Яобан почувствовал себя плохо. Он встал, попросил Чжао Цзыяна извинить его и упал. Это был сердечный приступ. Ху Яобана срочно доставили в пекинскую больницу, где он, казалось, пошел на поправку[12].
По словам его сына, утром 15 апреля, после того как Ху Яобан выпил арбузный сок и позавтракал, случился еще один приступ. Ху умер через несколько мгновений.
Студенты, интеллигенция, рабочие и высшие лидеры Коммунистической партии по-разному отреагировали на смерть бывшего генсека. 15 апреля официально стало известно о смерти Ху Яобана. Шэнь Тун и его друзья вывесили перед окном общежития Пекинского университета плакат с надписью «Яобана больше нет. Мы скорбим». В тот же день чуть позже Шэнь столкнулся с группой студентов-журналистов из Народного университета и сказал им: «Смерть Ху Яобана может стать началом студенческого движения». В действительности движение уже началось. Один из студентов Народного университета сказал Шэню, что у них в кампусе «становится интересно… Кто-то нарисовал Ли Пэна в виде свиньи выставил на всеобщее обозрение» [там же: 167–168].
17 апреля У Жэньхуа, преподаватель Китайского университета политических наук и права принял участие в марше памяти (всего было около 500 человек). Марш начался около студенческого городка и шел и до площади Тяньаньмэнь. В тот день около четырех тысяч студентов Пекинского университета вышли на площадь и скандировали: «Долой коррумпированных чиновников!», «Да здравствует демократия!», «Да здравствует свобода!», «Омолодим Китай!» [У 2014: 20; Хэ 1989: 1]. У Жэньхуа рассказал мне, что его поразило, насколько молниеносно после смерти Ху студенты и преподаватели покинули кампус и вышли на площадь. До этого студенческие волнения ощущались только в студгородке, но в апреле студенты вышли на улицы, маршируя по 6–9 миль:
от университетов в северо-западной части города до площади Тяньаньмэнь в центре Пекина.
17 апреля на площади Тяньаньмэнь собралась небольшая группа рабочих. Рабочие говорили не столько о Ху Яобане, сколько выражали недовольство инфляцией, коррупцией и условиями труда. Эти рабочие, в частности Чжао Хунлян, и раньше обращались к правительству. 17 апреля Хань Дунфан, 25-летний рабочий с железнодорожной станции в пригороде Пекина, встал и выступил с речью о том, что рабочим не стоит полагаться на официальную Всекитайскую федерацию профсоюзов (ВФП), а нужно организовываться самостоятельно. В 1986 году Хань Дунфан обратился за помощью к представителю ВФП своего рабочего подразделения, но ответа не получил. Он сказал чиновнику: «Насколько я вижу, ВФП ничего не делает, кроме как время от времени организует кинопоказы и раздает мыло».
Чжао Хунляну понравились слова Хань Дунфана, с ними согласились и строитель Ван Дэнъюэ, повар Сяо Дэлун и котельный мастер Чжао Пиньлу. Мужчины договорились встретиться на площади на следующий день [Black & Munro 1993: 153–154, 158–159; Walder & Gong 1993: 1–2].
Ван Юань, которая после окончания Пекинского университета работала в пекинском офисе компании «Кэнон» (Canon), также вышла на площадь 17 апреля. Ван услышала, как студент говорил в мегафон, что Ху Яобан «умер от гнева и беспокойства» – после того как на заседании Политбюро 8 апреля узнал о нехватке бюджетных средств в сфере образования. Эти слова подразумевали, что государственные деньги, отпущенные на образование, присваивались коррумпированными чиновниками. Свою речь студент закончил призывом: «Свергнем казнокрадов! Искореним коррумпированных! Образование спасет нацию! Да здравствует свобода! Да здравствует демократия! Да здравствуют закон и порядок!»
Некоторое время толпа громко выкрикивала лозунги в ответ на призывы. Вскоре Ван Юань окружило плотное кольцо людей. Именно тогда кто-то попытался украсть ее дорогую японскую камеру. «Я закричала “Помогите!” и вцепилась в камеру. Мужчина отпустил камеру и убежал», – вспоминает она. Десять дней спустя, когда Ван Юань была в кампусе Пекинского университета, с ней произошел еще один неприятный инцидент. Двое молодых людей выхватили у Ван камеру и открыли ее, чтобы засветить пленку. Камеру они вернули только после того, как вмешался водитель компании, где работала Ван [Wang 2019: 136–137, 165–166]. Скорбь по Ху Яобану и требование демократических реформ преобразили людей. Когда пожилая пара показывала мне свою заветную фотографию площади Тяньаньмэнь, женщина рассказала, как весной 1989 года она однажды по рассеянности оставила фотоаппарат на багажнике велосипеда возле площади. Когда она вернулась, камера была на месте. Женщина считала, что люди в Пекине в это время настолько доверяли друг другу, что воровства не было совсем. Пожилая пара до сих пор хранит память об этом времени взаимного доверия. Такое восприятие отличается от более приземленного опыта Ван Юань, но это не значит, что какая-то из этих историй неточна. В ряде сообщений утверждается, что в мае 1989 года в Пекине царил такой порядок, что карманники перестали воровать. Напавшие на Ван Юань, видимо, не знали об этом.
Хотя никто не предполагал, что 15 апреля умрет Ху Яобан и что скорбь по нему приведет к движению за демократию, однако политическая активность наблюдалась уже в течение трех месяцев. Смерть Ху увеличила число борцов за демократию. Фан Личжи был исключен из КПК и переведен на работу в Пекинскую астрономическую обсерваторию. Но он не смог думать лишь об астрофизике. 6 января 1989 года Фан отправил Дэн Сяопину письмо следующего содержания:
1989 год – это и сороковая годовщина образования КНР, и семидесятая годовщина Движения Четвертого мая[13]. Ожидается, что многие мероприятия будут приурочены к этим двум годовщинам. Однако большинство волнует настоящее, а не прошлое. Люди связывают эти даты с новыми надеждами.
Фан предложил Дэну отметить особый 1989 год помилованием всех политических заключенных [Oksenberg & Sullivan & Lambert 1990: 166–167]. Вдохновленные письмом Фана, 16 февраля 1989 года 33 писателя и художника опубликовали открытое письмо с призывом к амнистии узников совести. Десять дней спустя группа из 42 ученых-естествоиспытателей и социологов написала длинное открытое письмо, призывающее к демократизации общества, свободе слова, освобождению политических заключенных и увеличению финансирования образования.
В конце концов Фан узнал, что Дэн Сяопин действительно прочитал его послание. «Однако, верный себе, он не подал вида: ни подтверждения, ни ответа», – писал Фан Личжи. По словам Фана, Министерство юстиции жаловалось, что «публичные письма о заключенных ставят под угрозу независимость судебной системы Китая». Сотрудники службы безопасности посетили подписантов и сделали
