Виктор Жигунов - Текст книги doc
Правда, удивительна всеобщая осведомлённость: не только автор «Слова» знает Буса, но и готские девы знают тоже, и читатели поэмы должны были его помнить. От Игоря до нас прошло даже меньше восьми веков, но он был бы известен лишь немногим специалистам, если бы не поэма о нём. И мы ведь не идём с пением «Слова о полку Игореве» мстить за князя.
Не было ли половецкого хана с похожим именем? Или бусово значит «серое» (в поэме есть бусови вороны и такой же волк).
Перебирая текст, замечаем, что равенство, кончающееся как раз на сомнительном слове, может создаться, если одно и-ы или у-ю исправить на е. Ищем, где это сделать… и поправить оказывается нечего, кроме как Бусово на бесово.
Всего-то! Полученное слово в произведении есть: Дети бесови кликомь поля прегородиша. Кстати, по поводу выражения бусови врани тоже выдвигалось предположение, что они бесовы. А перепутаны они ещё хуже, в мусин-пушкинском издании стоит босуви.
Получилось равенство 8 8 8 4 4. А дальше остаётся Лелеють месть Шароканю – а мы уже, дружина, жадни веселья! – цельная фраза с логичным противопоставлением. Предпоследнее слово в ней говорит не о жадности, а о жажде. Намёк на равенство присутствует, а-я и е по 6. Правда, с другими гласными беспорядок. Напишем веселия, и-ы и у-ю окажется по 4. но повисает одно о…
Казалось, ничего лучшего уже не найти. И всё же почему о лишнее? После новых поисков возник другой вариант. Разделив текст, как было с самого начала, получим в первой его части 10 10 10 4 6, только надо того же Буса написать через о. Рядом написан через о и Шарукан.
Но последняя строка остаётся без равенства. Не считал ли поэт достаточным, чтобы она держалась на одних согласных: уЖе, друЖина, Жадни? Это не выглядит для него естественным. И вдруг замечаем, что слово веселья желательно бы чуть-чуть изменить: А мы уже, дружина, жадни веселью (3 – 3 3 3). Получился особый падеж – дательный цели. Сравните в «Слове»: избивая гуси и лебеди завтроку, обеду и ужине, то есть к завтраку, обеду и к ужине (это слово было женского рода). Перевод: дружина стремится к веселью, жаждет его. Или же здесь родительный падеж: воины хотят чего? – веселья, только окончание редкое (как «хочу чаю», а не «чая»). Похожее сочетание есть в том же отрывке – на брезе синему морю (на берегу синего моря).
Как быть в данном случае – считать ли вероятной такую вольность?
Наконец, как делить текст на стихи, если подряд стоят два равенства (а то и больше), которые в сумме тоже составляют равенство? Например, И съ хотию на кровать, и рекъ (2 2 1 3 1): «Дружину твою, княже, птиць крилы приоде, а звери кровь полизаша (4 4 3 7 3). Вместе выходит 6 6 4 10 4. Вдобавок здесь одно из самых тёмных мест «Слова», первый стих читают ещё и так: исхоти юна кровь или и схоти юнакъ рова, и понимают по-разному – «с любимой на кровать», «вытекла юная кровь», «захотел юнак могилы».
Если попадается равенство на малых числах, так оно могло возникнуть случайно, и не входят ли создавшие его слова в более длинную фразу? Отрывки, не соблюдающие стихотворной формы, тоже иногда заставляют сомневаться в окружающем тексте. Надо думать, их прояснили бы особенности языка, которые ныне забыты (или неизвестны мне), или причиной грубого искажения была просто чья-то невнимательность – а на неё законов нет, лучше не гадать.
Каждое сомнение требует отдельного разбора. Не все принятые решения бесспорны, а целиком привести здесь обоснования невозможно. Данная глава и так, наверно, самая неудобочитаемая в книге, это понадобилось для того, чтобы вносимые в поэму изменения не подтолкнули кого-нибудь к скоропалительным вмешательствам в неё. «Слово» и без того порой выпускалось с сотнями исправлений. Скажем, Уже понизить стязи (опустите стяги) свои, вонзить свои мечи вережени (повреждённые) – уже бо выскочисте из дедней славе! (2 6 10 10 2) – в нескольких изданиях последнего времени этот отрывок напечатан с 10-12 поправками. Равногласию потребовалась одна, обычное и заменить на десятеричное. Кроме арифметики, уточнения подкрепляются древнерусской или старославянской грамматикой, обычными для рукописей той эпохи диалектными отклонениями, историческим смыслом текста, звукописью, перекрёстным рассмотрением самого «Слова». Тем не менее сомнения остаются. Для сравнения в конце книги воспроизводится издание 1800 года (без устаревших ныне примечаний и перевода). Пусть читатель, встретив непривычное толкование, не спешит говорить, будто оно нелепо.
* * * * *
Есть несообразность в переводах “Слова” на русский язык. Оно ведь и так написано по-русски. Здрави, князи и дружина, побарая за христьяны на поганыя пълки! – разве это восклицание для нас темно? Грамматика устарела, но корни слов остались те же самые. Если же какое-то выражение забыто, так его можно истолковать по окружающему тексту. Поскепаны саблями калеными шеломы оварьскыя – ясно, что поскепаны значит “повреждены, разбиты в щепки”. А отдельные слова непонятны даже специалистам, и ничего, удаётся обойтись.
Как ни хороши некоторые переложения поэмы, они мало разъясняют её. Переводчик обязан следовать оригиналу, и, скажем, затмение должно у него занять примерно столько же места, сколько у древнего поэта. Современный читатель и не заметит этих двух-трёх строк или, во всяком случае, не увидит, каким тревожным светом они озаряют поэму. Не будет понято, кто такие «великий Всеволод» и «юноша Ростислав», что за события отразились в стихе Се у Римъ кричать подъ саблями половецкими, а Володимеръ подъ ранами, туга-тоска сыну Глебову и так далее.
Первые издатели «Слова» разместили текст и перевод параллельно, разделив их вертикальной чертой, внизу на каждой странице дали пояснения. Так поэма печатается и по сей день, только «научный аппарат» разросся, и чтение теперь состоит в непрерывном листании книги вперёд и назад: предисловие, текст, перевод, пояснительный перевод, комментарии; всё в разных местах, но читать надо одновременно.
Поступим иначе. Если стих потребует раскрытия, оно тут же и последует. Конечно, не годилось бы прерывать своими рассуждениями чужой текст. Но прежний способ предполагает то же самое, только ещё с перелистыванием. А кто захочет прочесть поэму без посторонних вмешательств, так она очень заметно выделена.
Древнерусский текст набран с «ятем» (читается как е) и с и десятеричным (означает мягкий знак или короткое и). Но в пояснениях то и другое заменено современными буквами. Исправлены некоторые неточности, явно допущенные переписчиками, – в частности, путаница между ъ и ь. Рядом с каждым стихом дан подсчёт гласных в прежнем порядке: а-я, о, е (вместе с «ять»), и-ы, у-ю, и после запятой указан вид равенства – двух-пятикратные римскими цифрами от II до V, двойные буквой Д, сложные – С. Цифры в скобках – равенства, оказавшиеся внутри других, более крупных. Когда равенство точно, причём для этого не потребовалось никаких поправок, обозначения видов подчёркнуты.
Слово о пълку ИгоревЂ,
Игоря, сына Святъславля,
внука Ольгова
7 7 2 3 2, III
Не лЂпо ли намъ есть, братiе,
начяти старыми словесы
трудныхь повестей о пълку ИгоревЂ,
Игоря Святославлича? 9 7 9 9 2, IV
Начати же ся той пЂсни
по былинамъ сего времени,
а не по замышлению Бояню. 7 5 7 7 2, IV
Трудныхъ – здесь «печальных, тяжёлых». По былинамъ понимают как «по былям, событиям» или «по рассказам». Автор хотя и вспомнил «старые словеса», но петь собирается о своём времени, поэтому как бы просит не ставить ему в вину, что отклонится от образцов.
Недаром и в названии поэмы указаны не только главный герой, но и его отец и дед. Уважение к предкам и предшественникам – испокон веков присущая нашему народу черта; мы носим отчества, а от прадедов достались фамилии. Поэт ещё во многих строках выразит восхищение своим учителем.
Боянь бо вЂщий,
аще кому хотяше пЂснь творити,
то растекашеться мыслiю, 6 6 6 4 2, IV
аки мысiю по древу,
сЂрымь вълкомь по земли,
сизымь орломь подъ облакы. 2 7 3 7 2, III
