Константин Бадигин - Покорители студеных морей (Главы 16-27)
- Я послал воинов во главе со стариком Минаевым разведать, откуда идет огонь, - сказал Амосову вождь карелов. - Только Минаев может спасти нас.
Смертоносное дыхание пожара уже явственно ощущалось. Едкий дым закрыл солнце, и его оранжевый круг едва просвечивал сквозь густую мглу. Дым разъедал глаза, дышать стало трудно.
В конюшне забились, заржали лошади, в хлевах заревели коровы, заметались овцы. Собаки, подняв головы на блеклое, немощное светило, жалобно выли. Прижавшись к Дмитрию,
горько плакала Варенька. А великану и утешить ее было нечем. Он гладил ее золотистые волосы и говорил:
- Обойдется, Варенька, пронесет мимо пожарище. Вот те крест - мимо пронесет!
- Пожар близко, - возвратись, сказали карельские воины. - Огонь идет прямо на нас, большой огонь, много леса горит.
- Идемте со мной, - сказал старик Минаев, - все идемте! Я знаю, как остановить пожар. Берите топоры, готовьте факелы!
Лихорадочно собирались люди, зажгли смоляные факелы, из склада Котова прихватили несколько бочек с варом и толпой двинулись в лес за Минаевым.
Старый карел выбрал большую поляну в трех верстах от двора Степана Котова. У края поляны под большими соснами люди стали складывать в кучи хворост, мох, сухие сосновые и еловые шишки. Некоторые рубили хвойные ветви, другие поджигали костры. В разгоравшийся огонь бросали вар. Дмитрий валил и таскал к кострам целые высохшие деревья. Огонь разгорался все больше и больше. Ветер буйно раздувал его, жар становился невыносимым. Раскаленный воздух, устремляясь ввысь, уносил с собой горевшие листья - огненными бабочками закружились они в воздухе.
На новый лесной пожар, полыхавший у поляны, издалека стала действовать могучая сила горевшего впереди леса.
Большой лесной пожар, как гигантские мехи, всасывал в себя воздух, притягивая только что разгоравшийся огонь. Пожирая лесные гиганты, свирепея все больше и больше, молодой огонь двинулся навстречу большому пожару.
Люди, спасаясь от раскаленного воздуха, с другого конца поляны наблюдали за разбушевавшейся стихией.
- Спасены! - закричал Котов. Он был весь в смоле и саже. - Дай-кось я тебя расцелую, дедушка!.. - И он принялся обнимать Минаева. - Уйдем отсюдова, ребята, - добавил он, опустив отбивавшегося старика, - не то дым глаза выест!
- Теперь можно уйти, други, - отозвался Минаев. - Мы послали брата против брата - они пожрут друг друга. А там, - указал он рукой на юг, - дорогу огню закроет озеро.
На второй день после страшных событий ушли домой карелы. Воины дружески распростились со всеми обитателями двора Котова, искренне поблагодарившими их за спасение.
- Лес поджег свейский карел, собака Кеттунен, - прощаясь, сказал вождь карелов. - Мы в этом уверены. Мы рады, что карел Минаев сумел разрушить подлый замысел предателя. . Но злодей не уйдет от наших рук! - добавил вождь.
Еще через день знахарь отыскал Амосова, сидевшего на берегу реки и гревшего на солнышке старые кости.
- Господине, - сказал он, неожиданно появившись из кустов, - будет здрав Савелий.
Амосов вздрогнул и оглянуля.
- А, это ты? Спасибо тебе, старче. Хочу назавтрие в поход Савелия взять. Можно ли?
- Я питье приготовил на двадцать ден, - не поднимая глаз, ответил знахарь. - Все выпьет, про болесть забудет. Десять ден ему вставать не мочно. Лежачим берите.
С этими словами знахарь незаметно исчез, как и появился.
Посидев еще немного на берегу, Труфан Федорович пошел в избу.
- Покличь ко мне знахаря, - сказал он повстречавшемуся дружиннику.
- Ушел знахарь, сказал: домой идет, - ответил показавшийся в дверях Петруха Рубец.
Назавтра Труфан Федорович собрался в путь. Прощание было тягостным. Хотя время, проведенное вместе, было коротким, но опасность и совместная борьба сблизили людей. Прощаясь с невестой, Дмитрий снял со своей руки перстень с жу-ковиной и, надевая его на палец девушке, сказал:
- Береги, Варвара, кольцо! Заместо обручального дарю. Наконец прозвучала команда Амосова. Дружинники сели на весла, и карбасы двинулись по реке.
Глава XXII ПЛАВАНИЕ ЧЕРЕЗ ПОРОГИ
Не доходя одной версты до порога Маточного, на лесистом берегу Выга стояла почерневшая от времени часовенка - простой сруб, крытый на два ската; рядом небольшая избушка и еще какое-то хозяйственное строение: не то баня, не то хлев. В избушке приютилась новгородская семья, бежавшая на север этим летом.
И избушку и часовенку построили новгородские торговые и промышленные люди, идущие вниз, к морю. Здесь они отдыхали, готовясь к опасному переходу через пороги. Если шли против течения, держа путь на Великий Новгород, с северным товаром - мехами, моржовым зубом и солью, то в избушке поджидали отставших товарищей, парились в бане и грузили карбасы, готовясь в долгий путь по рекам и озерам.
В жаркий полдень к покосившемуся, замшелому кресту, одиноко стоящему на песчаном холмике, подошли амосовские карбасы. И сразу же пустынные места огласились удалыми криками и веселым разговором.
Солнце палило неимоверно. Вступившие на берег дружин
ники сбрасывали с себя доспехи и оружие. Скоро на фиолетовом ковре из вереска, сплошь покрывавшем берег, выросла куча из щитов, пик, рогатин, луков, шлемов и кольчуг.
С прилипшей к спине рубахой вышел на берег разомлевший Амосов. Прежде всего Труфан Федорович зашел в часовню поклониться Николе Мокрому. В полутемном помещении он с трудом нашарил серебряную лампадку и зажег огонек. При тусклом свете Амосов разглядел давно знакомую ему обстановку: две-три иконы без окладов, грубой работы, и несколько куриных яиц, подвешенных к потолку, - приношение христиан-карел. Заправленная на тресковом жире лампадка горела ровно, без копоти.
У часовни Труфана Федоровича дожидалась женщина в старой, заплатанной одежонке.
- Господине, мучки не дашь ли? Детишки много ден хлебца не видели, трое ведь. Солью в обмен отдам, не даром! - Женщина с мольбой смотрела на морехода.
- Никита, - крикнул Труфан Федорович, - отнеси-ка в избу кису с мукой! Пойдем, голубушка, - ласково обратился он к женщине и вместе с ней зашагал к жилью.
Неумолимый в борьбе, жестокий на расправу, купец был справедлив - жалел и любил детей.
- Ребята твои где? - обратился мореход к обрадованной женщине. - Не видать в избе-то... - Он обвел глазами стены курной избы, темный образ в углу и жалкие лохмотья на глиняной печи.
- У ручья озоруют, - отозвалась женщина, - сладу сними нету. Отец охотой промышляет - всё в лесах да в лесах, а мне совладать тяжко.
- Пойдем посмотрим, каковы разбойники. - Труфан Федорович и женщина направились к ручью, впадающему в Выг неподалеку от избы. На берегу, усыпанном крупной галькой, угрюмо торчал обугленный ствол спаленной молнией сосны, а возле него виднелись три белесые головки, склонившиеся над ручьем.
- Одной масти ребята, - пошутил Амосов.
Ребята рассматривали искусно сделанную из бересты модель большой морской лодьи.
- Что делаете, озорники? - нарочито строго спросил Амосов.
- Вот лодыо спускать будем, - подняв голову, ответил старшин мальчик, лет двенадцати. - Хороша ли на воде будет?
-- Посмотрим, какова лодейка, - заинтересовался купец. - А кто делу го.::ова?
- Я, Егорка! - с гордостью ответил старший. - Я тебе какой хоть корабль сотворю.
Он поднял лодью, осмотрел ее и с торжеством бросил в воду. Суденышко стремительно закачалось, потом выпрямилось и, подхваченное течением, уверенно двинулось вперед. Младший из братьев, держа в руках веревочку, прикрепленную к корме лодьи, побежал по берегу вслед за судном.
- И впрямь хороша лодья! - залюбовался Труфан Федорович. - Кто же тебя научил, Егорий, корабли строить?
- Дед его, мой отец, - ответила мать. - Дед-то, он в кормщиках по морю ходит и по строению сведущ. В Новгороде у нас позапрошлую зиму гостил, так всё лодьи да корабли с Егорием строил.
- Кормщиком, говоришь, плавал? А прозвище ему как?
- Конев Иван. Слыхал, может?
- Конев?.. Нет, не слыхивал. Да разве всех кормщиков новгородских узнаешь! Где уж там... - Амосов махнул рукой. - Продай мне лодью, Егорий! - Купец вынул из кармана продолговатый кусок серебра с клеймом на конце. - Рубль не пожалею за твое художество.
- Что ж, бери, мне не жалко - я другую себе сделаю. - Он посмотрел на серебро в руках купца. - А только ты вместо рубля лучше бы мамке хлебца дал.
Купец расхохотался:
- От рубля отказывается. Сплоховал парень, небось отец не отказался бы. Он протянул рубленый кусок матери.
- Не понимает он, глуп еще, где ему цену знать. Я и то слыхать слыхивала, а видать таких денег не видывала.
- Как отец с охоты вернется, - голос купца посуровел, - пусть мальца в Сорока отвезет, к Ермолаю Карпову, знакомцу моему, на подель. Карпов твоего Егорку научит, как всамделишные суда строить. Купец Амосов старшой, скажешь, велел... А лодью твою у мамки оставлю, ужо в обрат пойду - захвачу. - Он лукаво сверкнул глазом. - Ты не сомневайся, бери лодейку, - когда хочешь, мне не жалко... Смотри учись хорошо, из заморья вернусь - узнаю, - обернулся еще раз к Егорию Амосов и заторопился к своим дружинникам, возившимся у большого котла над костром.
