История Коллектив авторов - Наследник встал рано и за уроки сел… Как учили и учились в XVIII в
Я прибыл во Францию через 15 или 16 месяцев после того, как Дамиень[63] попытался в начале 1757 года убить Людовика XV. Это преступление было последствием общего настроения умов в пользу парламентов, уже начинавших довольно открыто вступать в борьбу с двором… В гостиницах, в которых мне приходилось останавливаться и которые очень хороши, хотя довольно дороги, даже жены трактирщиков не говорили мне ни о чем другом, как об их уважении к парламенту, о принце Конти[64], который, по их словам, был друг народа и защитник привилегий их парламента, и о том, что их доброго короля, который в ту пору еще был любим, все обманывают.
Я слушал их, но не противоречил им. Если обратить должное внимание на тогдашнюю склонность в умах разгорячаться и увлекаться, нетрудно будет открыть в ней зародыш того, что случилось впоследствии. Однако в ту пору еще не было речи о чем-либо враждебном к престолу и церкви…
Однако парламенты, и в особенности парижский парламент, приобретали с каждым днем все более и более доверия и уважения в глазах народа. Даже изгнания, которыми их иногда наказывали, были им благоприятны, потому что усиливали народное к ним расположение. Изгнания парламентов, к которым двор прибегал, когда был выводим из терпения оказанным ему сопротивлением, были непродолжительны, потому что законники, адвокаты и прокуроры отказывались от ведения тяжебных дел, так что отправление правосудия приостанавливалось, и король в конце концов снова призывал парламент и даже делал ему в некоторых статьях уступки. Вот в каком положении находилось внутреннее управление Франции во время моего прибытия туда…
Уже было около 8 часов вечера, когда я прибыл в Париж; однако я все-таки решился тотчас отправиться к нашему послу и с этою целью попросил хозяина доставить мне наемную карету и наемного лакея. Затем он спросил у меня, не нужен ли мне портной, чтоб одеть меня так, как одеваются в Париже, на что я согласился…
Узнав из афиш, что в этот день давали «Заиру»[65], я попросил у гр. Бестужева позволения отправиться в театр, сказав ему, что я горю нетерпением увидеть, как играют на парижской сцене. Он согласился на это и приказал Хотинскому[66] сопровождать меня. Я был удивлен и поражен этим представлением и в особенности игрой Лекена[67] и Саразена[68], исполнявшего роль Люзиньяна. Этот актер был уже очень стар и играл на театре в последний раз. Девица Госсен, хотя и немолодая женщина, очень хорошо исполняла роль Заиры, внесла в нее много чувствительности и вызывала — аплодисменты. Зала, в которой давалось представление, некрасива, находится в узенькой улице и недостойна такого большого города. Кроме Французской комедии, в Париже был еще Итальянский театр[69], на котором давались пьесы с арлекинами и даже французские пьесы без арлекинов, а также комические оперы. Там были очень хорошие актеры, в особенности знаменитый Карлен[70]. Была еще Большая опера или, как ее называли, Академия музыки; там давались спектакли, производившие впечатление балетами, декорациями, хорами, увертюрой оркестра и множеством действующих лиц, появлявшихся на сцене. Актеры исполняли свои роли в совершенстве, точно будто они разыгрывали какую-нибудь трагедию, а либретто было всегда составлено с большим тщанием, не так, как в больших итальянских операх. Тем не менее этот спектакль мне не понравился: и французская музыка, и вскрикивания певцов драли мне уши; я стал ходить туда только тогда, когда давали оперу Ж. Ж. Руссо «Le Devin du Village»[71]…
Послы обыкновенно ездили по вторникам в Версаль, чтоб представляться королевскому семейству и совещаться с министром иностранных дел, у которого они обедали. Наш посол намеревался свезти меня туда, чтоб представить меня аббату Берни и переговорить с ним касательно моего поступления в школу chevaux légers; но в первые два вторника моего пребывания в Париже король ездил на охоту, и потому прием послов был отложен до другого времени. Тем временем я старался познакомиться с Парижем, много ходил пешком, посещал лавки и книжные магазины. Огромное число этих последних поразило меня. Кроме улицы Сен-Жак, которая вся наполнена книжными магазинами, нет почти ни одной большой улицы, где бы их не было…
Меня натурально очень поразила и громадность Парижа, и многочисленность его населения, и предприимчивая деятельность жителей. В нем есть очень красивые кварталы или по меньшей мере целые улицы, где нет других зданий, кроме больших отелей. В Сен-Жерменском предместье большая часть домов имеет с одной стороны двор, а с другой сад. В старом городе улицы узки, однако есть также большие и красивые, как, например, улицы Сент-Оноре, Сент-Антуан и некоторые другие. Городские площади и сады, как, например, Тюльерийский, Пале-Рояля, Люксамбургский и при Арсенале, чрезвычайно хороши. Сад князя Субиза, примыкающий к его отелю, также открыт для публики. Некоторые набережные вдоль Сены красивы; там много больших отелей, точно так же и на бульварах, где к отелям примыкают сады; таков, например, отель маршала Ришелье…
Так как король находился в Версале, то члены дипломатического корпуса ездили туда. Наш посол взял меня с собою для того, чтоб представить меня двору и министру иностранных дел. Мы выехали из Парижа по великолепной аллее, которая носит название Cours de la Reine; затем мы проехали две мили по великолепной набережной, идущей вдоль Сены; вся эта дорога до самого Севра окружена непрерывным рядом хорошеньких деревенских домиков и других жилищ. Затем становятся издали видны дворец и часть садов Сен-Клу. От Севра остается еще две мили до Версаля по очень хорошему шоссе, но эта дорога печальна и монотонна. Приехавши в Версаль, мы остановились у министра иностранных дел. Посол представил меня аббату Берни, который тотчас послал записку к первому камер-юнкеру касательно моего представления королю. Члены дипломатического корпуса отправились во дворец в комнату, которую называют залой послов и в которой они обыкновенно отдыхают в ожидании приема у короля… Очень скоро вслед затем отворилась настежь дверь, и дипломатический корпус вошел в спальню короля, где также находилось множество французских вельмож. Лица, ожидавшие чести быть представленными, стали у дверей. Это та самая спальня, которую занимал Людовик XIV; в ней оставалась вся его мебель, равно как и в больших дворцовых апартаментах. Но король Франции обыкновенно жил в маленьких апартаментах, которые были меблированы со вкусом и изяществом.
Члены дипломатического корпуса, войдя в спальню, составили кружок вокруг короля…
После обеда мы возвратились в Париж. В карете Бестужев сказал мне, что он говорил г-ну Берни о том, что я послан во Францию для поступления в школу chevaux légers. Берни отвечал, что король был в свое время уведомлен об этом своим послом в России, что он испросит приказаний у его величества и уведомит о том. Когда я заговорил о всей этой версальской сцене и о всех разъездах, Бестужев признался мне, что все это надоело ему и даже было утомительно для его лет и что он очень желал бы окончить свои дни на каком-нибудь более спокойном посольском месте.
Через две недели после поездки Бестужева в Версаль он получил от аббата Берни письменное уведомление, что г-жа Помпадур писала по приказанию короля директору школы chevaux légers герцогу Шольнесу, что все готово для моего поступления туда и что я могу поступить, когда захочу. Сделав все нужные приготовления, я дней через 8 или 9 отправился в один из вторников в Версаль вместе с графом Бестужевым; мы обедали у аббата Берни, которому посол сказал, что сам отвезет меня в этот день в школу. Этот аббат был чрезвычайно любезен со мной и сказал мне, что мы оба будем теперь жителями Версаля и потому он просит меня считать его дом за мой собственный и приходить к нему обедать всегда, когда захочу. По выходе от министра иностранных дел наш посол сам свез меня в школу, отрекомендовал меня и сдал на руки полковнику Лаберзаку, который был инспектором школы под начальством герцога Шольнеса; затем Бестужев пошел осмотреть назначенное мне помещение. Он нашел его удобным, так как оно состояло из двух комнат, небольшой прихожей и антресолей для прислуги; все это было очень чисто. Посол пробыл несколько минут в этом помещении, сказал мне, что по праздникам и во время вакаций я могу иногда приезжать к нему в Париж, и затем простился со мной очень ласково.
Нетрудно себе представить, как мне было неловко, когда я очутился в среде почти 20 молодых людей и многих офицеров генерального штаба и инспекторов, совершенно мне незнакомых. Но я должен отдать справедливость любезности всей этой французской знатной молодежи, которая была так предупредительна со мной, что через два дня я уже был там как дома, точно будто я прожил там несколько месяцев. Помещение, занимаемое школой chevaux légers, было обширно; оно находилось в одной из версальских улиц, неподалеку от дворца. Король велел скупить для оного много домов и павильонов, которые и были обнесены одной оградой. Действительно, нужно было много места, чтоб поместить 120 воспитанников, офицеров, инспекторов, учителей, директора — школы, его помощника, одного майора и около 50 легких кавалеристов, принадлежавших к полку, но не входивших в состав школы; сверх того, там были очень большие комнаты для классов, столовые, больница, манеж и большой пруд, в котором учились плавать. Школа была наполнена молодежью, принадлежавшей к высшему французскому дворянству; не было во Франции ни одной провинции, которая не прислала бы туда воспитанников, так что, живя там, можно было составить себе понятие о духе различных провинций. Некоторые из воспитанников сохраняли свой провинциальный характер и в школе, как, например, бретонцы, которые были большею частью горячие головы. Годовая плата была в 4000 ливров; за эти деньги мы имели помещение, освещение, учителей, ежегодно новый мундир, сюртук и мытье белья. Стол был приличный, чистый и хороший; по пятницам и субботам ели постное…
