Оксана Захарова - Генерал-фельдмаршал светлейший князь М. С. Воронцов. Рыцарь Российской империи
Михаилу Семеновичу перевязали рану прямо на поле, извлекли пулю и повезли в небольшой крестьянской телеге, одно колесо которой было сбито пушечным ядром. «Таким манером мне удалось добраться до моей собственной коляски, которая была в обозе армии, и здесь я очень скоро увидел множество генералов и офицеров, легко и тяжело раненных; некоторые из них были моими близкими друзьями. Там же я в последний раз видел генерал-лейтенанта Тучкова и моего храброго командира князя Багратиона, которые вскоре оба скончались от ран. Эти два человека в молодости были друзьями по оружию, затем соперниками, наконец, врагами; они сухо приветствовали друг друга накануне сражения, а затем вскоре увиделись вновь в этом месте, чтобы скоро встретиться в мире ином»[124].
Раненых постепенно перевезли в Можайск, где каждый дом превратился в госпиталь, но, узнав, что М. И. Кутузов решил отступать, двинулись в путь по направлению к Москве. По дороге к М.С. Воронцову присоединились его близкие друзья: генерал-майор Э.Ф. Сен-При (1776–1814) и генерал-майор Н.В. Кретов (1773–1839), раненные: первый — в грудь, другой — в кисть руки. Затем к ним прибавились другие офицеры из дивизии М.С. Воронцова и из Нарвского полка; некоторые были смертельно ранены. К счастью, здесь оказался главный хирург дивизии, слегка раненный мушкетным выстрелом в кисть руки. Через трое суток М.С. Воронцов и его товарищи прибыли в Москву. Рана, нестерпимо болевшая в течение 24 часов после ранения, перестала мучить Михаила Семеновича, и, хотя он еще не мог вставать, он почувствовал себя намного лучше и более был обеспокоен самочувствием своих товарищей. «Это может показаться невероятным, что даже при тех серьезных обстоятельствах, а возможно, отчасти вследствие их волнующего значения, мы были почти всем довольны, веселы и даже ели с большим аппетитом. На самом деле критическая ситуация нарастала, и все мы предчувствовали, что этот кризис может сыграть благоприятную роль в судьбе нашего Отечества; мы осознавали, что так сражались, что французы не могли похвастаться выигранной победой, если бы не обстоятельства, вынудившие нас отступить и покинуть древнюю столицу»[125], — рассказывал М.С. Воронцов в своих «Записках».
1 сентября, за день до того, как русская армия покинула Москву, граф М.С. Воронцов с ранеными друзьями отправляется в старое родовое имение Воронцовых — Андреевское. Воронцов не сообщает подробностей этого отъезда, вскользь лишь замечая: «Значительное количество моих друзей и товарищей по несчастью согласились поехать со мной, и мы добрались туда на своих собственных лошадях и на 3-й день»[126]. А.Я. Булгаков в своих воспоминаниях отмечал: «Привезен будучи раненый в Москву, граф Воронцов нашел в доме своем, в немецкой слободе, множество подвод, высланных из подмосковной его для отвоза в дальние деревни всех бывших в доме пожитков, как-то картин, библиотек, бронз и других драгоценностей»[127]. Но, узнав, что в соседних домах и больницах находится большое число раненых, многие из которых не получают необходимую помощь, М.С. Воронцов приказал оставить в доме все вещи, а подводы использовать для перевозки раненых воинов в Андреевское. Это поручение было возложейо на адъютантов Воронцова — Николая Васильевича Арсеньева и Дмитрия Васильевича Нарышкина. Им поручалось также предлагать всем раненым, которых встретят на Владимирской дороге, отправляться в Андреевское, ставшее в то время госпиталем, где впоследствии находилось до 50 раненых генералов, штабс- и обер-офицеров и более 300 человек рядовых[128].
Среди раненых были генералы — начальник штаба 2-й армии, уже не раз упоминавшийся в книге граф Э.Ф. Сен-При и шеф Екатеринославского кирасирского полка Николай Васильевич Кретов; а также командир Орденского кирасирского полка полковник граф Андрей Иванович Гудович, лейб-гвардии Егерского полка полковник Делагард, полковой командир Нарвского пехотного полка подполковник Андрей Васильевич Богдановский и многие другие, обагрившие своей кровью Бородинское поле. «Все сии храбрые воины были размещены в обширных Андреевских палатах, самым выгодным образом. Графские люди имели особенное попечение за теми, у коих не было собственной прислуги. Нижние чины были размещены по квартирам в деревнях и получили продовольствие хлебом, мясом и овощами, разумеется, не от крестьян, а на счет графа Михаила Семеновича; кроме сего было с офицерами до ста человек денщиков, пользовавшихся тем же содержанием, и до ста лошадей, принадлежавших офицерам; а как деревни графа были оброчныя, то все сии припасы и фуражи покупались из собственных его денет»[129], — писал А.Я. Булгаков.
При этом стол был для всех общий, но согласно желанию каждый мог обедать с графом или в своей комнате. Два доктора и несколько фельдшеров непрерывно наблюдали за ранеными. Как и все прочее, покупки медикаментов и всего необходимого для перевязок производились за счет М.С. Воронцова. А.Я. Булгакову стало известно от одного из домашних графа, что затраты составляли 800 рублей ежедневно и продолжались с 10 сентября примерно четыре месяца, то есть до полного выздоровления всех. М.С. Воронцов заботился не только о высших офицерских чинах, в Андреевском находилось более 300 рядовых, каждый из которых после выздоровления получил денежные средства и амуницию. Воронцов снабжал каждого выздоравливающего рядового бельем, тулупом и 10 рублями, затем, сформировав небольшую команду, отправлял их с унтер-офицером в армию. В дальнейшем мы увидим, насколько внимательно относился М.С. Воронцов к положению в армии нижних чинов, стараясь защитить их от бессмысленной жестокости, принимал меры для обучения солдат основам элементарной грамотности.
Представляет интерес замечание А.Я. Булгакова, что он намеренно не пишет, как М.С. Воронцов поступил с поправившимися офицерами, полагая, что Михаил Семенович будет недоволен и предыдущим рассказом. Душевная доброта его сочеталась со скромностью. «Несмотря на то что Воронцов не мог передвигаться без костылей, он каждое утро навещал всех своих гостей, интересуясь их здоровьем и всем ли они довольны. Как было сказано, каждый мог обедать за общим столом или один в своей комнате, но все, кому позволяли раны, предпочитали обедать с графом. После обеда вечером занимались все разговорами, курением, чтением, бильярдом или музыкой. Общество людей совершенно здоровых не могло бы быть веселее всех сих собравшихся раненых»[130]. Умение сохранять спокойствие, поддерживать окружающих в трудных ситуациях, внушая своим поведением и поступками уверенность в хорошем исходе, были присущи М.С. Воронцову на протяжении всей его жизни. Его поведение во время чумы и голода в Новороссийске в 30-х гг. XIX в, а также в период проведения операций на Кавказе подтверждают это.
А.Я. Булгаков, находясь с графом Ф.В. Ростопчиным, старым другом графа С.Р. Воронцова, во Владимире, часто приезжал в Андреевское, по его словам, чтобы развеяться и узнать для Ф.В. Ростопчина о здоровье М.С. Воронцова. Но для этих визитов была и другая причина. М.С. Воронцов часто посылал в Москву переодетых адъютантов или смелых и сообразительных из числа своих дворовых и крестьян, которые, проникая в Москву, разведывали, что там происходит, узнавали о действиях неприятеля и доносили все графу. «Я (Булгаков. — 0.3.) составлял обыкновенно из сведений их записочки, кои граф Федор Васильевич часто отсылал к Государю. Таким образом узнали мы, например, о приготовлениях, кои делались французами в Кремле для подорвания оного перед выходом из Москвы. Первое известие о Тарутинском сражении дошло до нас также из Андреевского»[131].
В один из приездов Булгакова в Андреевское, когда все сидели собравшись у камина, в гостиную вошел М.С. Воронцов и сообщил, что, объезжая свои передовые посты, внезапно встретились Мюрат и Милорадович: «Узнавши друг друга, они перекланялись очень учтиво и обменялись несколькими фразами, я воображаю, прибавил граф смеючись, как они пускали друг другу пыль в глаза. Мюрат успел на что-то пожаловаться, как пишет мне, а Милорадович: O, ma foi, vous en verrer bien d’autres, sire![132]» Этот рассказ М.С. Воронцова немало развеселил собравшееся общество. Погостив в Андреевском до вечера, А.Я. Булгаков вернулся во Владимир, Ф.В. Ростопчин уже почивал, Булгаков спать не хотел, он взял перо и начал вымышлять разговор между любимцем Наполеона и любимцем Суворова, желая несколько позабавить приболевшего графа. Утром Булгаков явился к Ростопчину и сообщил, что на аванпостах встретились случайно Мюрат и Милорадович, состоявшийся между ними разговор был записан, и Михаил Семенович дал Булгакову его читать: тот, в свою очередь, специально переписал его для графа. Но Ф.В. Ростопчин понял розыгрыш. «Выдумка эта хороша, — прибавил граф. — Знаете ли, что мы сделаем? Пошлите это в Петербург: пусть басенка эта ходит по рукам; пусть читают ее; у нас и у французов она произведет действие хорошее. Переписывайте и отправляйте»[133].
