Дмитрий Суворов - Все против всех. Гражданская война на Южном Урале
И последние бойцы урало–сибирского сопротивления приняли этот последний в своей жизни бой. Дрались отчаянно, яростно — в одном из боев погиб Хас–батор. Гибли от голода, холода, болезней и пуль, но не сдавались. Защищали уже не Родину, которую потеряли; не дом, который давно разорен; не жен и детей — они почти все уже полегли в монгольских и джунгарских степях. А что же тогда? Наверное, просто знали, что пощады от красных не будет. А может, гордая слава уральского казачества требовала, чтоб, как в песне «Врагу не сдается наш гордый…».
Но всему приходит конец. И когда кончились патроны, когда сопротивление стало абсолютно бесполезным — наступил последний, заключительный акт трагедии. Остатки Оренбургской армии складывали оружие на фоне картины, вызывающей евангельские ассоциации. По заснеженной монгольской степи навстречу красным пулеметам шел во главе своих повидавших все виды смерти воинов генерал Бакич с деревянным крестом в руке. Воистину, это был последний, крестный путь, ибо всех их ждал или расстрел (как самого Бакича), или ГУЛАГ. И они шли на свою Голгофу — казаки, крестьяне, офицеры белых армий и командиры повстанческих отрядов. Вечность уравнивает всех.
А мы в очередной раз вспомним, что произошло это не на русской земле (что еще как‑то можно было бы понять), а далеко за ее пределами. В забытых Богом степях Центральной Азии, куда занесло «цаган–орос» и «улан–орос» (по–монгольски — белых и красных русских), коим и родной земли оказалось мало для взаимного истребления.
Андреевский флаг над КамойМатросы и революция… Само это сочетание стало неразделимым. Действия лихой братвы на фронтах гражданской войны в рядах Красной Армии многократно описаны. Ранее они однозначно трактовались как подвиги. Ныне наблюдается тенденция столь же однозначно трактовать их как злодейства. Образ матроса Железняка стал, если хотите, символом нового мира. (Правда, именно образ из песни, а не сам реальный А. Железняков — последний вряд ли годится на роль «идола»). И со школьных лет мы привыкли повторять романтические строки Николая Тихонова о революционных матросах–балтийцах (мы были убеждены, что это именно о них): «Гвозди бы делать из этих людей — крепче бы не было в мире гвоздей».
Увы, и здесь нас ждут неожиданные открытия. Начнем со стихотворения, из которого взяты упомянутые строки. Мне кажется, никто не взял на себя труда внимательно прочесть весь его текст. А зря! Даже при первом, самом беглом знакомстве с ним возникают, мягко говоря, недоуменные вопросы. Вот более полный текст Н. Тихонова:
Спокойно трубку докурил до конца,Спокойно улыбку стер с лица.«Команда, во фронт!Офицеры, вперед!»Сухими шагами командир идет.И слова равняются в полный рост:«С якоря в восемь. Курс — ост.У кого жена, дети, брат, —Пишите: мы не придем назад.Зато будет знатный «кегельбан».И старший в ответ: «Есть, капитан!»А самый дерзкий и молодойСмотрел на солнце над водой.«Не все ли равно, — сказал он, — где?Еще спокойней лежать в воде».Адмиральским ушам простукал рассвет.«Приказ исполнен. Спасенных нет».Гвозди бы делать из этих людей —Крепче бы не было в мире гвоздей.
Ключевые, на мой взгляд, слова в «Балладе о гвоздях» Н. Тихонова позволяют восстановить истинных героев стихотворения. В самом деле, какие еще офицеры в Красном Флоте? В Красной Армии в те годы само слово «офицер» было почти ругательством, синонимом слова «белогвардеец». Можно ли представить матроса Железняка играющим в кегли? Да он, скорее всего, не знал вообще, что это такое. Наконец, что за адмирал? Как известно, генералы и адмиралы в Красной Армии появились только перед Великой Отечественной войной. Так о ком Тихонов писал свою балладу?
Получается, что не о «братве» — хотя бы потому, что фигурируют здесь «офицеры». Тогда о ком? Между прочим, стихотворение входит в цикл «Брага», датированный 1921–1924 годами. Неужели о «них», о классовых врагах? Белые офицеры вроде бы исключаются. Сам‑то Тихонов воевал в 7–й армии (красной) против Юденича. Тогда остается единственный ответ: речь идет о царском флоте времен первой мировой войны. Скорее всего, Н. Тихонов имел в виду конкретный подвиг русских эсминцев в водах Балтики в 1915 году. Но тогда ситуация обретает еще большую пикантность, ибо «адмирал», которому единственно мог «отстучать рассвет» в те дни, носил конкретное имя — Александр Васильевич Колчак…
Мы специально привели столь пространственный пример для того, чтобы показать, как стереотип может заслонить совершенно очевидные факты.
Да, из русских моряков действительно можно было «делать гвозди» — их стойкость и мужество вошли в легенду. Во всех войнах России — от Петра и до Первой мировой войны — люди под Андреевским флагом стояли насмерть. И не только на море — морские пехотинцы России выбивали французов из Неаполя и Рима в войне 1799 года, на Бородинском поле покрыл себя славой гвардейский морской экипаж. Тот самый, что 14 декабря 1825 года выйдет на Сенатскую площадь. На флоте существовали настоящие офицерские династии, представители которых служили России поколениями — от прадедов до правнуков. Как, например, Римские–Корсаковы. Из этой семьи, кстати, вышел и великий композитор Николай Андреевич Римский–Корсаков, также начинавший морским офицером. Члены династий служили честно всегда — начиная с гардемарина и кончая подчас адмиралом (такой путь прошел и А. Колчак). И что важно: между матросами и офицерством не было китайской стены в плане социальном. Многие выдающиеся деятели русского флота вышли из нижних чинов. Как, к примеру, герой обороны Порт–Артура Степан Осипович Макаров.
Уважение и страх, который внушали за рубежом эти люди, лучше всего иллюстрирует следующий эпизод. За несколько лет до рокового 1914 года русская эскадра шла через Адриатику, мимо хорватского берега (тогда — территория Австро–Венгрии). Дело было после резкого ухудшения отношений Вены и Петербурга. Причина его — захват Австрией Боснии и Герцоговины. Австрийские корабли демонстративно не ответили русским на приветствие. И тогда… Взбешенный русский командир приказал зарядить орудия боевыми. Перепуганные австрийцы немедленно отсалютовали русскому флагу. Спустя некоторое время австрийский командир, оправдываясь в Вене за свое малодушное поведение, сказал: «Но ведь это же был русский флот!» Вряд ли тут требуется комментарий.
Трагедия русского флота в 1917 году началась даже не в октябре, а в феврале. Свержение царя стало щелчком спускового механизма, выпустившего из бутылки джинна темных инстинктов «братвы». Убийства офицеров — зверские, зачастую массовые — как в Кронштадте, Хельсинки, Севастополе — стали обычным явлением. На своих кораблях, в замкнутом пространстве, офицерство было практически обречено. Большевики впоследствии — примерно к лету 1917 года — подметили, что эта страшная сила им явно на руку, и стали покровительствовать «братве» и льстить ей. «Краса и гордость революции» — это ведь Л. Троцкий сказал о матросах; впрочем, это не помешает В. Ленину и тому же Л. Троцкому утопить «братву» в чудовищной крови при подавлении восставшего Кронштадта.
И вот что показательно. Реакцией лучшей части офицерства — и офицеров, и рядовых моряков — стало не бегство, вполне уместное в данных условиях, и не попытки мстить, тоже по–человечески вполне объяснимые. Эти «железные люди» предпочли остаться на своих местах, сохранить верность присяге — не правительству (правительства меняются, как перчатки), но Родине — и продолжать в невозможных условиях защищать свои рубежи. Малоизвестный факт: буквально в считанные недели до октябрьского переворота германский «флот открытого моря» двинулся на Питер. И балтийцы в условиях надвигающейся политической катастрофы, не получая приказов, по сути дела брошенные и преданные всеми, на свой страх и риск, ведомые только офицерами, вышли навстречу врагу, приняли бой у Моонзундских островов в Эстонии и… наголову разбили немцев, потопив у них восемнадцать кораблей и потеряв только один! Германский флот был отброшен от акватории Петрограда, и город был спасен. Воистину прав Н. Тихонов.
И здесь мы подходим к самому важному. Гражданская война расколола флот, как и все общество. Далеко не все моряки готовы были подписаться под словами большевика Годуна из лавреневской пьесы «Разлом»: «Срывают Андреевский флаг — триста лет нас на нем распинали!» Находились (и тогда находились) люди, подобные Берсеневу из того же «Разлома», не желавшие уходить с капитанского мостика; люди, предпочитавшие служить России при любых политических пертурбациях. Таким был, к примеру, адмирал Щастный, который с огромными трудностями вывел из блокированного немцами Хельсинки Балтийский флот и привел его в Кронштадт зимой 1917–1918 годов. Это — так называемый Ледовый переход. Большевики его в благодарность… расстреляли: видите ли, адмирал «совершил свой подвиг для саморекламы». Так сказал на суде над Щастным Л. Троцкий. Пикантная подробность: в это время на очень короткий период в Советской России была отменена смертная казнь, и по этому поводу официальному обвинителю — им был Крыленко — один из членов суда задал недоуменный вопрос. Крыленко, не моргнув, ответил: «А мы не казним — мы расстреливаем!» Что называется, тонкая марксистская диалектика…
