Марк Твен - Личные воспоминания о Жанне дАрк сьера Луи де Конта, её пажа и секретаря
Правитель удалился смущенный и задумчивый, не зная на что решиться. Пока он размышлял, прошло несколько дней и наступило 14 февраля. Жанна пришла в замок и сказала:
- Ты слитком долго мешкаешь, Робер де Бодрикур, и наносишь ущерб делу. Сегодня наши проиграли битву у Орлеана и понесут еще большие потери, если ты не пошлешь меня немедленно.
Тот изумился и спросил:
- Сегодня, ты говоришь? Как ты можешь знать, что там произошло сегодня? Вести идут оттуда не менее восьми или даже десяти дней.:
- Это мне сказали мои Голоса, - значит, это правда. Сегодня было проиграно сражение, и ты в этом виноват - ты задерживаешь меня,
Правитель зашагал по комнате, бормоча что-то про себя и лишь время от времени ругаясь вслух; наконец он сказал:
- Вот что: иди с миром и жди. Если все окажется так, как ты сказала, я дам тебе письмо и пошлю к королю, но не прежде того.
Жанна сказала с жаром:
- Благодарение Богу! Дни ожидания приходят к концу. Через десять дней ты дашь мне письмо.
Жители Вокулёра уже подарили ей коня и полное вооружение. Ей некогда было учиться ездить, ибо она прежде всего считала необходимым не отлучаться со своего поста и говорить со всеми, кто к ней приходил, укрепляя в них надежду и готовя себе помощников в предстоящем освобождении и возрождении родины. Это занимало все ее время. Но не беда. Не было на свете такого искусства, которому она не могла бы научиться, и притом в самый короткий срок. Ее коню предстояло убедиться в этом с первого же раза. Тем временем ее братья и я по очереди брали коня и обучались верховой езде. Кроме того, нас учили владеть мечом и другим оружием.
20 февраля Жанна собрала свой маленький отряд - обоих рыцарей, своих братьев и меня - на военный совет. Впрочем, советом его, пожалуй, не назовешь, - она не совещалась с нами, а просто отдала приказания. Она наметила путь, которым намеревалась ехать к королю, и притом так, словно обладала обширными познаниями в географии; она наметила, сколько проезжать за день и как миновать наиболее опасные места, - а это показывает, что политическую географию она знала не хуже физической, хотя никогда ничему не училась. Я был удивлен, но подумал сначала, что ее наставляли Голоса. Однако это оказалось не так. Из ее упоминаний о разных людях, от которых она узнала то или другое, я понял, что она неутомимо расспрашивала своих многочисленных посетителей и набралась у них этих ценных сведений. Оба рыцаря не могли надивиться ее здравому смыслу и сметливости,
Она велела нам быть готовыми ехать ночью, а днем спать в укрытиях, ибо почти весь наш долгий путь пролегал по местности, занятой неприятелем. Она приказала также хранить в тайне день нашего отъезда, так как хотела уехать незаметно. Иначе нам предстоят пышные проводы, о которых непременно узнает неприятель, и тогда на нас будет засада и нас возьмут в плен. В заключение она сказала:
- Теперь мне остается только сообщить вам день нашего отъезда, чтобы вы успели как следует подготовиться и ничего не оставляли до последней минуты Мы выступим двадцать третьего в одиннадцать часов вечера.
С этим она нас отпустила. Оба рыцаря были крайне озадачены. Сьер Бертран сказал:
- Даже если правитель и даст ей письмо и охрану, он может не поспеть это сделать к указанному ею сроку. Как же она решилась назначить этот срок? Это ведь большой риск - назначать точный срок, когда еще ничего не известно наверняка.
Я сказал;
- Раз она назначила двадцать третье, мы можем на нее положиться. Должно быть, ее оповестили Голоса. Нам остается повиноваться.
Так мы и сделали. Родителей Жанны мы просили прибыть до двадцать третьего, но из осторожности не сообщили, почему назначаем именно этот срок.
Весь день двадцать третьего она с надеждой подымала глаза на каждого входившего, но родители ее все не появлялись. Она не теряла надежды. Когда стемнело, она не могла уже дольше надеяться и заплакала, но тут же отерла слезы и сказала:
- Что ж делать, видно так уж мне суждено. Придется стерпеть и это.
Желая ее утешить, де Мец сказал:
- Ведь и правитель что-то не идет к тебе; родители твои могут еще приехать завтра...
Тут она перебила его и сказала:
- К чему мне это? Ведь мы едем сегодня в одиннадцать.
Так и оказалось. В десять часов явился правитель со стражей и факельщиками; он доставил ей конную охрану, а также лошадей и оружие для меня и ее братьев, и вручил ей письмо к королю. Затем он снял с себя меч и сам опоясал им Жанну, говоря:
- Ты была права, дитя мое. В тот день мы действительно проиграли битву, как ты предсказала. И вот я сдержал свое слово. Поезжай, и будь что будет.
Жанна поблагодарила его, и он вернулся к себе.
Проигранная битва, о которой она говорила, известна в истории под названием Селедочной битвы[10].
Все огни в доме тотчас погасили, и немного погодя, когда на улицах стало темно и тихо, мы крадучись выехали из города через западные ворота, а там поскакали во весь опор, подгоняя коней шпорами и хлыстами.
Глава III. Паладин кряхтит, но хвастает
Нас было двадцать пять хорошо вооруженных всадников. Мы ехали по двое; Жанна с братьями-в середине колонны, Жан де Мец - в голове, а сьер Бертран - в хвосте. Рыцари разместились таким образом, чтобы предупредить бегство кого-либо из солдат, возможное в начале пути. Через два-три часа мы должны были оказаться на вражеской земле, и там уж никто не решился бы дезертировать. Скоро в нашей колонне послышались вздохи, стоны и проклятия. Мы обнаружили, что шестеро из наших воинов были деревенскими парнями, которые впервые сели на лошадь и теперь с трудом держались в седле, испытывая жестокие страдания. Правитель включил их в отряд в последний момент, для ровного счета, и поместил рядом с каждым опытного солдата, чтобы придерживать новичка в седле, а при попытке бегства - убивать на месте.
Несчастные терпели, пока были в силах, но боль стала столь невыносима, что они больше не могли сдерживать стонов. Мы уже ехали по неприятельской земле, так что у них не было выхода, и они поневоле должны были ехать дальше, хотя Жанна сказала, что они могут вернуться, если не боятся попасться врагу. Они предпочли остаться с нами. Теперь мы ехали медленно и осторожно, и новичкам было приказано сносить свои муки молча и не подвергать нас всех опасности своими стонами и воплями.
На рассвете мы углубились в лесную чащу, и скоро все, кроме часовых, уснули мертвым сном, не чувствуя, что спят на холодной земле.
В полдень я пробудился от крепкого сна и сперва не мог сообразить, где я и что со мной происходит. Потом в голове у меня прояснилось, и я все вспомнил. Перебирая в памяти необычайные события последних двух месяцев, я с удивлением обнаружил, что одно из пророчеств Жанны так и не исполнилось: где же Ноэль и Паладин, которые должны были присоединиться к нам в последний час? Как видите, я успел привыкнуть к тому, чтобы каждое слово Жанны сбывалось.
Смущенный этими мыслями, я открыл глаза - и что же: рядом со мной, прислонясь к дереву, стоял Паладин и глядел на меня сверху вниз. Так бывает часто: стоит подумать или заговорить о ком-нибудь, и он уж тут как тут, - а вы и не подозревали, что он так близко. Похоже, что именно его приближение заставляет вас подумать о нем, а вовсе не случайность, как полагают. Как бы то ни было, Паладин стоял возле меня, ожидая моего пробуждения. Я очень ему обрадовался, вскочил и пожал ему руку, а потом отвел в сторону - он сильно хромал, - предложил сесть и спросил:
- Откуда ты? Как ты здесь очутился? И почему в солдатской одежде? Рассказывай все по порядку.
Он ответил:
- Я ехал с вами всю ночь.
- Да что ты! - А про себя я подумал: половина пророчества все-таки сбылась!
- Да. Я спешил из Домреми, чтобы присоединиться к вам, и чуть не опоздал. То есть я опоздал, но я так просил правителя, что его тронула моя любовь к родине, - он так и сказал, - и он позволил мне ехать.
"Врет, - подумал я, - это, как видно, один из шестерых, которых правитель в последний момент завербовал силой. Недаром Жанна говорила, что он присоединится к нам в последний час, но не по своей охоте". Вслух же я сказал:
- Очень рад, что ты с нами. Это святое дело, и сидеть дома в такое время стыдно.
- Сидеть дома? Удержать меня дома было так же невозможно, как удержать молнию в грозовой туче.
- Хорошо сказано и похоже на тебя.
Это ему понравилось.
- Я рад, что ты меня понимаешь. Не то что другие. Но дай срок - узнают и они!
- Я тоже так думаю. В опасном деле ты всегда сумеешь себя показать.
Он пришел в восторг и раздулся, как бычий пузырь. Он сказал:
- Насколько я себя знаю, - а уж, кажется, я себя знаю! - я в этой кампании еще не раз оправдаю твои слова.
- Надо быть дураком, чтобы в этом сомневаться. Уж я-то знаю.
- Конечно, простому солдату трудно отличиться, но страна услышит обо мне. А будь я там, где мне подобает, - скажем, на месте Ла Гира, или Сентрайля, или Дюнуа... Но я лучше промолчу, - я, слава Богу, не из хвастунов, вроде Ноэля Рэнгессона. А ведь это и впрямь было бы новым и неслыханным делом: чтобы простой солдат прославился больше их и затмил их имена.
