Игорь Можейко - 1185 год Восток - Запад
Но вернемся к драматическим событиям, разыгравшимся в конце XII века в Японии. Однажды в пригородной усадьбе собрались несколько вельмож, в той или иной мере обиженных домом Тайра. К ним присоединились некоторые самураи. Заговорщики призвали к себе на совет императора-инока Госиракаву. Тот прибыл к ним и дал согласие участвовать в заговоре.
Между тем тяжело заболел Киёмори. Ему как раз исполнилось пятьдесят лет — возраст для средневековья солидный. Он дал обет, что если выздоровеет, то покинет греховный мир и уйдет в монахи.
Князь выздоровел. От обета отказываться было нельзя. Поэтому Киёмори постригся в монахи, но от дел удалился не более, чем император-инок, и остался в своей усадьбе Рокухара. Таким образом, помимо императора-инока появился еще и правитель-инок. Страной правили два царственных монаха, и трудно было найти в Японии двух других людей, столь далеких от буддийского смирения.
Приготовления к мятежу затянулись, ибо против правительства поднялись монахи одного из монастырей, недовольные тем, что император-инок отказался наказать не поладившего с ними вельможу. Они даже пошли на штурм Киото, и его с трудом удалось отбить, так как в столице было мало войск.
Время шло. У некоторых участников заговора появились сомнения в его успехе. И сильнее всех они одолевали вельможу, назначенного командовать армией.
Ночью, тайком главнокомандующий прибыл в Рокухару и сообщил главе рода Тайра о заговоре и о том, что его вдохновитель — не кто иной, как император-инок.
Киёмори созвал своих сыновей, а сыновей у него было семеро, да и внуки уже подрастали, поднял на ноги дворцовую стражу и приказал начальнику сыскного ведомства скакать к императору-иноку и заявить ему: «При дворе государя нашлись люди, задумавшие погубить род Тайра и ввергнуть государство в новую смуту. Всех заговорщиков намерены мы схватить, допросить и поступить с ними по закону, а государь да не будет причастен к этому делу». Затем отряды верных самураев схватили заговорщиков. Расправа была быстрой и, как было свойственно правителю-иноку, безжалостной.
Воспользовавшись показаниями мятежников об участии в заговоре самого Госиракавы, Киёмори решил арестовать его и заточить в загородном дворце. Однако этому воспротивился его сын Сигэмори, который понимал, что такой поступок будет лучшим подарком врагам: поднять руку на императора было бы святотатством, которое лишило бы дом Тайра поддержки нейтральных феодалов и горожан. Киёмори отказался от своего замысла, и на несколько лет в стране воцарился мир.
Шли годы, император Такакура вырос и стал, как утверждают, красивым юношей. И тут захворала его жена, дочь правителя-инока, которая была старше своего юного мужа на семь лет. Вскоре обнаружилось, что это не болезнь, что она просто-напросто ждет ребенка. Но беременность была тяжелой, боялись, что императрица не доживет до родов. В государстве поднялся переполох. Наследник престола был очень нужен Тайра как залог их благополучия.
В монастырях служили молебны за здравие императрицы, были помилованы и возвращены из ссылки некоторые второстепенные участники заговора.
Когда это не помогло, правитель-инок решил, что рождению внука мешают духи его врагов, погибших во время смуты двадцатилетней давности. Поэтому после консультации с покорным теперь Госиракавой был издан указ о возвращении императорского звания сосланному после смут и умершему в безвестности Сутоку, затем решено было умилостивить и дух министра Ёринаги Фудзивары, убитого самураями Тайра.
В торжественной обстановке был обнародован императорский эдикт о присвоении покойному министру второго ранга Ёринаге звания главного министра империи. После этого придворному летописцу велели отыскать могилу Ёринаги и довести эдикт до сведения его духа. Однако, когда тот приехал в деревню, возле которой двадцать лет назад стрела пресекла жизнь Ёринаги, обнаружилось, что самураи Тайра выкопали останки министра и разбросали кости вдоль дороги. Вот и пришлось придворному летописцу зачитать эдикт траве, которая росла в придорожной канаве.
Радикальные меры помогли. Молодая императрица родила младенца мужского пола.
Наступил 1180 год — ему было суждено стать поворотным в истории страны.
Трудно установить точную последовательность событий, но вернее всего сначала умер мудрый Сигэмори — старший сын правителя-инока. Это был единственный человек, к мнению которого прислушивался Киёмори. Сигэмори заболел после того, как съездил на богомолье в монастырь Кумано. Впоследствии японские моралисты утверждали, что в монастырь князь отправился неспроста: он молил богов даровать ему смерть, чтобы не быть свидетелем злодеяний, совершаемых его отцом. Версия более чем сомнительная, потому что за годы, прошедшие после раскрытия заговора, никакими чрезвычайными злодействами правитель-инок не отличался, а суровость характера отца и его строгость в управлении страной вряд ли могли повергнуть Сигэмори в крайнее уныние. Возможно, то было отражением ходивших в столице слухов о неладах в семействе Тайра, а может быть, благочестивая выдумка авторов, желавших доказать доверчивому читателю, что даже близкие не одобряли поступков Киёмори.
Сигэмори отказался принять знаменитого китайского врача, которого выписал отец. Мотивировал он это чисто патриотическими соображениями: «Мне не хотелось бы быть обязанным жизнью какому-то иностранцу».
Узнав о словах доблестного Сигэмори, правитель-инок прослезился и заявил: «Наша маленькая Япония — слишком тесное вместилище для столь великого духа». После этого вернулся к себе в усадьбу и больше сына не навещал.
На восьмой день болезни князь Сигэмори умер, оставив пятерых сыновей, старшим из которых был весьма популярный в японской истории Корэмори.
После смерти сына правитель отбыл в дальние вотчины, и несколько недель о нем не было слышно.
Внезапно разнеслась весть, что Киёмори Тайра возвращается в столицу во главе нескольких тысяч вооруженных солдат.
Трепетавший от страха император-инок Госиракава послал к Киёмори монаха, который был причастен к заговору, но уцелел, потому что заговорщики его не назвали.
Приехав утром в усадьбу Киёмори, монах уселся у веранды в ожидании, когда его примут. Ему пришлось просидеть целый день. Лишь поздно вечером князь Тайра принял монаха и изложил ему свои претензии к Госиракаве.
Во-первых, император-инок не соблюдал траура по Сигэмори и еще до истечения срока траура устроил праздник с музыкой. Во-вторых, отобрал у сыновей Сигэмори земли, которые были за службу подарены ему на вечные времена. В-третьих, отдал высокую должность не зятю Киёмори, как было договорено, а сыну своего канцлера Мотофусы. К тому же Киёмори напомнил об участии императора в заговоре.
Когда монах пересказал эти слова императору-иноку, тому нечего было возразить: обвинения Киёмори были справедливы.
На следующий день по распоряжению правителя-инока сорок три высокопоставленных чиновника были лишены должностей, канцлер Мотофуса сослан.
Еще через четыре дня наступил последний акт драмы. С утра самураи окружили дворец императора-инока, и разнесся слух, что они намерены сжечь заживо всех его обитателей. Госиракава сидел в тронном зале и ждал смерти.
В зал вошел Мунэмори, второй сын правителя-инока, ставший теперь наследником. Он был в латах и шлеме.
— Носилки ждут у дворца, — сказал он. — Прошу вас немедленно пройти туда.
— Но я не знаю за собой никакой вины! — попытался возразить император-инок.
— Вам ничто не грозит, — ответил Мунэмори. — Вы сейчас проследуете в загородную резиденцию. И будете там находиться, пока в государстве не наступят тишина и порядок.
Лишь один слуга да старуха кормилица осмелились сопровождать императора-инока. Там, оторванный от всех, он проводил месяц за месяцем. Грустную картину этого заточения рисует «Повесть о доме Тайра»:
«Миновала уже половина зимы, лишь громкий посвист зимней бури в горах доносился в усадьбу, да ясным светом сияла луна в заледеневшем саду. Снег плотной пеленой заносил сад, но никто не оставлял следов на белом покрове; пруд сковало льдом, исчезли птицы, прежде стаями летавшие над водой… Морозной ночью издалека чуть слышно долетал к изголовью веявший холодом стук валька, да на рассвете за воротами раздавался в отдалении скрип повозок, ломавших хрустевшие под колесами льдинки. По дороге спешили путники, ступали вьючные лошади — это зрелище жизни, по-прежнему совершавшейся в бренном мире, навевало печаль на государя. Вооруженные до зубов воины днем и ночью сторожили ворота».
Той же весной 1181 года наступила очередь юного императора Такакуры. Его не спасло даже то, что он был женат на дочери правителя-инока. Тому были известпы связи Такакуры с враждебными вельможами, влияние на него Госиракавы. Император Японии должен был быть абсолютно послушен дому Тайра, а этого можно было достичь лишь одним — сменой императора. Ведь Антоку, сыну Такакуры, внуку Киёмори, уже исполнилось три года. Возраст достаточный, чтобы стать императором.
