Фаина Гримберг - Династия Романовых. Загадки. Версии. Проблемы
Но как же все-таки интерпретировать эти сложнейшие и трагические процессы? Вероятно, прежде всего следует свести к минимуму понятие «оценки» и, по возможности, не пользоваться оценочными примитивизирующими терминами наподобие: «освобождение» или «захватническая политика»…
Итак, несомненны военные успехи России при Алексее Михайловиче. За счет чего они достигались, какова была российская армия? К сожалению, мы привыкли мыслить стереотипами оценочными, такими, например: «они победили, потому что были храбры», или: «они победили, потому что сражались за родину», или еще: «они победили, потому что весь народ поднялся на борьбу…» Подобные формулировки не только ничего не объясняют, но даже словно бы исключают напрочь применение таких понятий, как «тактика», «стратегия», «устройство армии». Итак, начнем с простого вопроса. Какой армией располагал Алексей Михайлович? Еще той, созданной в начале второй половины XVI столетия Иваном Грозным, – стрелецким войском. Это была армия кантонистская, то есть она основывалась на институте военного поселения; стрельцы селились слободами, компактно, занимались помимо военной службы ремеслом и торговлей; «профессия» стрельца уже переходила «по наследству» от отца к сыну. Для поступления в стрельцы «стороннему лицу» требовалось нечто вроде рекомендации; поручительство заслуженного стрельца и согласие стрелецкого полка.
В конце XVII века уже не было возможности вести европейские войны, применяя армию такого рода. Более того, «кантонистский принцип» превращал стрельцов опять же в некое «военное государство в государстве». Именно в этом качестве стрельцы и выступали уже при детях Алексея Михайловича, оказывая поддержку тому или иному претенденту на престол. Такое устройство армии уже не только не помогало вести внешние войны «на европейском уровне», но и было опасно для правителя. Помещики на военной службе получали «командные должности» в зависимости от степени знатности своего рода. Между тем в Западной Европе уже активно применяется более рациональное устройство армии, основанное на нивелирующем сословные различия наборе-призыве, законодательно-принудительном; или же на применении «контрактной системы» – «оплачиваемая военная служба». В основу военной реформы уже при Петре и была положена система принудительного набора, кантонистский принцип оставлен был лишь для казачьих окраин (впоследствии «призыв» на регулярную военную службу был введен и для казаков). В результате нивелировка сословных различий начала происходить (уже при Анне Иоанновне мы ее можем заметить), в армии появились «выслужившиеся» и «дослужившиеся до». При Петре появляется солдат – бывший крепостной, он из крепостной зависимости переходит в зависимость армейскую, срок его службы фактически не укладывается в рамки реальной протяженности человеческой жизни, он в армии – навсегда. Человек, «взятый» в армию, в полной мере лишался гражданских прав. В дальнейшем армия очень мало реформируется. Уже в условиях СССР сокращались сроки службы, но при этом все более ужесточались условия «набора-призыва». Понятия же гражданских прав солдата, возможности альтернативной службы еще и по сей день просто-напросто не воспринимаются психологически. Любопытно, что фактически первым в Европе внедрить нечто вроде регулярной армии, в которой основной силой является пехота, попытался уже Александр Невский, положив в основу ордынскую модель «народа-войска». С этой целью он проводит «число» (перепись населения) и осуществляет набор на русских территориях в ордынскую армию. Вероятно, ничто не пропадает: именно модель «народ-войско», «народ-армия» легла в основу окончательного устройства советского государства…
Но вернемся к внешнеполитическим успехам Алексея Михайловича. Если его армия уже не годилась для ведения войны в Западной Европе, то на «востоке», против военной силы, устроенной аналогично, русская армия вполне могла действовать победоносно. Внешнеполитические успехи России на Востоке несомненны. Симптоматичен, например, переход на русскую службу картлийского («грузининского») царевича. Продолжается колонизация Севера (Сибири).
О Сибири следует сказать чуть подробнее. Уже при Иване Грозном Сибирь, населенная чрезвычайно отсталыми в культурном и социальном отношении, «неоформленными» народностями, становится ареной борьбы. Там создаются кантонистские (казачьи) поселения русскими мигрантами, которых теснят на север социальные процессы. Начинается борьба между Китаем и Россией за «огосударствление» этих обширных северных территорий. При Алексее Михайловиче Российское государство прибирает к рукам значительное число земель. Впрочем, не дремлет и Китай: приобретает «спорный» Амурский край. Обширные северные территории так и не были освоены в полной мере ни Китаем, ни Россией и служили местом ссылки в обоих государствах.
Любопытно, что Романовская концепция пользовалась в отношении северных земель целым «букетом» определений: «завоевание», «освоение», «присоединение» и, наконец, в последнее время наиболее нейтральным и точным термином – «колонизация». Достаточно ясно, что казаки не так просто подчинились этому «огосударствлению» севера; оно и понятно: люди двигались на север в поисках свободы, освобождения от государства, а оно протянуло свои нежные ежовые лапы и сказало: «А вот и я!» Однако Романовская концепция не намеревается показывать нам процесс колонизации Севера во всей противоречивости и трагической сложности. Так, например, замалчиваются многочисленные свидетельства военных столкновений мигрантов-казаков с «московскими ратными людьми». Именно Китай, с одной стороны, и казачьи кантонистские поселения – с другой, являлись основными противниками «Москвы». Миграция населения на северные земли усиливается в «смутное время» и при первых Романовых (нестабильность в государстве, шаткость династического положения Романовых). Однако Романовская концепция склонна изображать казаков-мигрантов в виде таких «разведчиков боем», добровольно прокладывающих путь государственным чиновникам; при чтении исторических сочинений может возникнуть впечатление, будто мигранты «специально для государства» завоевывают эти земли и даже чуть ли не посланы «официально» этим самым государством…
Итак, при Алексее Михайловиче определяется «восточное направление» расширения Российского государства. В этом направлении Россия движется естественно; на этом пути она встречает противников, которых возможно реально победить, противника более «отсталого», более «архаически» организованного в социальном, военном, культурном отношении (рудименты феодальной раздробленности, родо-племенной уклад). Польша, территории, населенные малороссами и белорусами, Крым, Кавказ, далее Азия, северные земли… Но даже в этом «восточном» направлении нельзя расширяться, не заручившись военными и дипломатическими контактами в Западной Европе. Фактически история уже поставила для России «ребром» жесткое условие, которое на день сегодняшний актуально для государственных образований всего мира: государство не может существовать, не будучи «европейски устроенным», не заключая в себе хотя бы некоторые важные элементы этого самого «европейского устройства». Так уж складывается историческая реальность, что именно развитие европейского устройства приводит к наиболее гуманному в отношении личности устройству государственному, и – более того – просто-напросто формирует личность как таковую, способствует вычленению личности из «рода», «клана», «общины», «семьи». Всякое уклонение от «личностного устройства» приводит к достаточно тягостным последствиям. В сущности, вопрос и сегодня поставлен остро: «примат личности и ее свободного выбора» или же «род», «племя», «народ», «нация», «религиозная, конфессиональная общность»… Для того чтобы стать «личностью», необходимо стать «европейцем», необходимо начать развиваться «по-европейски»; все варианты «самобытного развития» оборачиваются всего лишь «задержкой развития» как такового, попытками консервации «антиличностных» укладов… И в России это осознали раньше, чем в Китае, Японии, на Балканах… Личность, избирающая свой путь, или перемалывающие тебя в «массу», не сообразуясь с твоим согласием или несогласием, «род», «народ», «нация», «религиозная общность»?..
Однако возвратимся к «тихому царствованию» Алексея Михайловича. Успехи во внешней политике не стимулировали внутригосударственную стабильность. Попытка государства ввести в обращение монеты, не изготовленные из ценных металлов, «медные деньги», вызывает рост цен и активные выступления, известные как «медный бунт» (1662–1663). То есть государство вело активную военную «внешнюю» деятельность, не имея достаточных внутренних ресурсов. По-прежнему продолжается миграция на Дон, практически неподконтрольный государственной власти. Эту миграцию Романовская концепция трактует как «бунт низов». Однако даже самый поверхностный анализ так называемого «Разинского движения» выявляет явно нечто иное. Перед нами вовсе не крестьянское восстание, а, пожалуй, настоящая война с «Москвой», продлившаяся около четырех лет (с 1666—67 по 1670). К мигрантам-кантонистам присоединяются «беглые» бояре и дворяне со своими отрядами, среди них интересен процент непосредственно «московских» аристократов. Любопытно, что собранное «войско» подчиняется некоему Степану Разину, ведет под его началом независимую от государства внешнюю политику, совершает походы в Персию. Сама личность Разина загадочна в достаточной степени. Во всяком случае, едва ли может идти речь о «народном вожде» и «предводителе голытьбы». Движение развертывается под антиромановскими и «антимосковскими» лозунгами. Однако «государственные кантонисты» – стрельцы – в конце концов одолевают «независимое кантонистское войско» Разина. Это, несомненно, была крупная победа Романовых. Сохранилось изображение Разина в богатом головном уборе восточного вида. За кого он мог выдавать себя?
