Павлюченков Алексеевич - «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.
Второе русло критической кампании децистов, как «истинных» демократов, задрапированных в тоги из зеленого сукна губернско-уездного покроя, было направлено против «спецов». Вполне обоснованно опасаясь их соперничества на предмет деловых качеств и знаний, ораторы из лагеря «демократических централистов» всячески подчеркивали ту опасность заражения бациллами бюрократизма, которую несет с собой практика привлечения в советский аппарат чиновников и специалистов старого режима. У партийных деятелей вызывало большую тревогу то обстоятельство, что «спецы» имеют возможность «крутить» комиссарами, а также то, что сплошь и рядом назначение и смещение партработников совершалось именно под влиянием «спецов». На этом направлении децисты быстро нашли общий язык со сложившейся к VIII съезду т. н. «военной оппозицией», которая выступила против широкого использования старых военных специалистов на командных должностях в Красной армии. Дело даже вылилось в недопустимый инцидент, когда на заседании военной секции съезда троцкист Сокольников «съездил» по физиономии дециста Осинского (будто бы за подтасовки при подсчете голосов и оскорбительные выпады).
Судьба оппозиционеров на VIII партсъезде была одинакова. Восторжествовала тенденция к развитию государственного централизма и строительству профессионального регулярного аппарата государственной власти. «Партия находится в таком положении, когда строжайший централизм и самая суровая дисциплина являют- ся абсолютной необходимостью», — указывалось в решениях съезда[77]. Впоследствии видный децист К.К. Юренев писал: «На 8-м съезде партия, как мы ее привыкли знать — капитулировала перед государством». Переход партии к государственному строительству и «есть начало ее болезни: государство, даже самое "советизированное", имеет свою логику и соприкосновение с ним, а тем более строительство его не может пройти для партии бесследно»[78].
Децисты, или сапроновцы; как их еще стали называть по имени наиболее непримиримого лидера, председателя московского губернского исполнительного комитета Т.В. Сапронова, не представляли собой организационно оформленной, постоянно действующей фракции. Наиболее активный период их деятельности приходится на 1919 год — время массированного наступления центральной власти на провинциальную анархию и существенного урезания самовластия местных начальников, доставшихся советской республике в наследство от 1918 года — пика государственного полураспада России.
Выражая интересы большой прослойки средних партийных и советских функционеров, недовольных существенным ограничением своей власти на местах со стороны московских ведомств, децисты были весьма сдержанны в выборе своих средств. Раскачивание социально-политической ситуации в стране, даже в целях борьбы с самодержавием Кремля, было отнюдь не в интересах провинциальной бюрократии. Поэтому, избегая искушения вынести свои разногласия на суд широкой рабоче-крестьянской массы, главной ареной своей деятельности децисты избирали камерные аудитории из работников и активистов губернского и городского уровня, подготавливая генеральные выступления к съездам и конференциям всероссийского масштаба.
Ленин всегда отдавал должное способностям представителей оппозиционного течения, наличие которых, собственно, и заставляло их шумно протестовать против связывания им рук центральными ведомствами. Лидеров децистов Сапронова и Осинского Ленин называл «высокоценными» работниками, которые, тем не менее, «перед каждым партсъездом ("кажинный раз на эфтом самом месте") впадают в какой-то лихорадочный пароксизм, стараются крикнуть обязательно громче всех ("фракция громче всех крикунов") и торжественно садятся в калошу»[79].
Здесь в полемическом задоре Ленин отчасти пошел против истины. Не всегда Сапронов и К° садились в калошу. Потерпев поражение на VIII партсъезде, децисты в конце 1919-го и начале 1920-го года, опираясь на усилившееся недовольство политикой центра, повели наступление и выиграли кампанию против Цека.
На VIII партийной конференции, состоявшейся в декабре 19 года, Сапронов выступил от имени московской губернской партконференции с платформой «демократического централизма» против официальной платформы Цека. Он утверждал, что отношения с периферией — есть самый важный и злободневный вопрос. «Нет двойной зависимости, есть сплошной диктат центра»[80]. Делегаты с мест в подавляющем большинстве выступали против утвердившейся сверхцентрализованной системы управления. В прениях по докладам отмечалась атрофия Советов и их исполнительных органов, начиная с сельсоветов и кончая Президиумом ВЦИК. Одобренная большинством конференции, платформа Сапронова предусматривала частичное возвращение советским органам реальной власти на местах и ограничение произвола московских ведомств.
Несколько дней спустя точка зрения децистов одержала победу и на VII Всероссйском съезде Советов, где развернулась основная борьба против «бюрократического централизма» за «демократический централизм». В ходе прений по проектам постановления, после того как совершенно ясно определилась позиция большинства съезда, проект, одобренный ЦК партии, был снят представлявшим его замнаркома внутренних дел Владимирским еще до самого голосования.
Однако, несмотря на формальную победу, одержанную оппозицией, трудно было рассчитывать, что в сложившейся системе власти, при фактической диктатуре Цека партии, решения какого-то съезда Советов будут реально проводиться в жизнь. Это отметил Сапронов уже в конце марта 1921-го года, в выступлении на IX съезде РКП(б). Он возмущался тем, что «постановлениями VII съезда Советов играли и совершенно с ними не считались». «По-прежнему отдельные наркомы, на что они не имеют никакого права, продолжали угрожать, — иногда и приводить в исполнение, — арестами целых губернских исполкомов»[81]. Сам Совнарком абсолютно игнорировал постановление ВЦИК о том, что вся хозяйственная работа ведется при участии местных совнархозов, а местные совнархозы должны подчиняться местным исполкомам Советов. В полемическом запале Сапронов своими резкими словами не раз вызывал немалое изумление делегатов съезда. «Сколько бы ни говорили об избирательном праве, о диктатуре пролетариата, о стремлении ЦК к диктатуре партии, — гневно бросал он в зашумевший зал, — на самом деле это приводит к диктатуре партийного чиновничества»[82].
С точки зрения децистов IX съезд партии стал несомненным шагом назад даже по сравнению с предыдущим VIII съездом. Узаконив и расширив практику назначения политотделов вместо выборных партийных комитетов в армии и ударных отраслях экономики, IX съезд, по их выражению, дошел до «геркулесовых столпов бюрократизации». Процесс бюрократизации был закреплен в официальных документах партии на высшем уровне.
Провал всяческих усилий и безрезультативность внешних успехов в борьбе против руководства Цека партии заставили децистов замахнуться на «непогрешимость» вождей и заговорить о «маленькой кучке партийной олигархии»[83]. В 1920 году их ведущие теоретики перешли от бесконечных комплиментов в адрес главного вождя пролетарской революции к обострению критического анализа сложившейся системы власти в республике и роли самого Ленина в «наметившемся процессе перерождения партии в бездушный, механически действующий иерархический аппарат»[84].
В кулуарах Кремля и Воздвиженки накануне IX сентябрьской конференции РКП(б) ходил документ децистов, с полным основанием приписывавшийся Осинскому. В этих «Тезисах по вопросу об очередных задачах партии»[85] сложившаяся система государственной власти была охарактеризована по форме как «пролетарское единодержавие». Говорилось, что обычным следствием развития единодержавных форм и системы крайней вертикальной централизации является бюрократическое перерождение верхушки правящего аппарата. В свою очередь на почве бюрократической централизации происходит оседание вокруг партийных и советских центров особой категории людей из «деловых» работников, опытных в интригах, примкнувших к партии в годы успеха, которые сформировали особый контингент так называемых «кремлевских коммунистов», чуждых духу идейно-пролетарской среды. И в этом процессе большую роль играют личные свойства вождей.
Далее следовали откровенные нападки на Ленина: «Личность общепризнанного, бессменного и неоценимого руководителя российской и мировой революции тов. Ленина, — звучало в тезисах, — не может не играть здесь роли. У вождя пролетарской диктатуры политические интересы и способности подавляюще господствуют над организационными. Забота об обеспечении политически преданными и послушными людьми, чисто "деловыми фигурами" руководящих мест, господствовала у тов. Ленина еще в эмигрантскую эпоху и особенно проступила за последние годы». Поэтому происходит подбор людей, связанных эмигрантскими и кружковыми связями, а также безыдейных, легко подчиняющихся работников. В такой среде возникает не только разложение нравов верхушки, но, главное, начинается «омертвление центрального советского и партийного аппарата».
