Эдуард Перруа - Столетняя война
Если бы представилась возможность, очень похоже, что все бы боролись как раз за право наследования по женской линии — за неимением наследника мужского пола. Знаменитый салический закон[36], в котором легисты Валуа, и то очень поздно — только при Карле V, откопают давно забытые статьи для подкрепления юридических позиций своих хозяев, был не более чем музейным экспонатом, давно утратившим силу, и насчет этого никто не заблуждался. Зато в обычаях всех провинций Французского королевства закон о женском наследовании в отсутствие прямого наследника мужского пола утвердился настолько, что пришлось измыслить множество изощренных приемов, чтобы владелицы фьефов, попавших в женские руки, предоставляли сеньору воинов для несения службы, которой требовало феодальное право. А юридическая мысль времен феодализма не делала различий между законами частного и государственного права. Для большинства подданных и для самих суверенов государство было таким же наследием, как всякое другое, к которому относились те же законы и те же обычаи. Настояв на обратном, юристы короны, глубоко усвоившие римское право, введут в обычай новшество, к великому возмущению современников. С другой стороны, делая это, они поставят авторитетную французскую монархию выше всех прочих королевств, вознесут ее над коронами своего времени. Поскольку французская корона, по их мнению, — слишком выдающееся достояние и дает слишком значительную власть, чтобы принадлежать обычной женщине, эта корона ставится на один уровень с короной императора и папской тиарой, которые также могли доставаться лишь мужчинам, хотя императора и папу избирали. Во всех остальных местах короны, став наследственными, подчинялись тем же законам наследования, что и частные владения, то есть могли передаваться женщинам, — как в Англии и в Шотландии, так и в Португалии, в Наварре, в Кастилии или в Арагоне, на Сицилии, равно как в Польше и Венгрии. Чтобы во Франции приняли иной закон, мало было заявить о таком превосходстве этого королевства над всеми остальными, пока его признавал лишь узкий круг оплачиваемых легистов; нужно было и особое стечение обстоятельств, которое нам предстоит рассмотреть.
Из долгого ряда капетингских королей Людовик X первым не оставил сыновей. От первой жены, Маргариты Бургундской, трагически исчезнувшей из мира после безобразного скандала в 1314 г.[37], который затронул всех трех невесток Филиппа Красивого, у него была дочь Жанна, в 1316 г. еще несовершеннолетняя; однако коль скоро мать ее обвинили в беспутстве, ее легитимность могла быть оспорена. Вторая его жена, Клеменция Венгерская, была беременной, когда овдовела раньше времени. Если она родит сына, младенец станет королем — в этом никто не сомневался. Если это будет дочь, невозможно предвидеть, какое мнение в конечном счете одержит верх. В ожидании родов было решено установить регентство, на которое могли претендовать либо Карл Валуа, дядя последнего короля по отцу и старший из принцев крови, либо герцог Эд IV Бургундский, дядя Людовика по матери и официальный опекун юной Жанны Французской. Но оба этих кандидата пропустили вперед второго сына Филиппа Красивого, брата покойного короля — Филиппа, графа Пуатевинского, единственного из последних Капетингов, кто как будто обладал энергичным характером и чертами выдающейся личности; он захватил пост регента обоих королевств, Франции и Наварры, наследие его покойного брата от отца и матери, купил у нуждающегося Карла Валуа согласие снять кандидатуру за обещание денежной компенсации и, наконец, успокоил тревоги Эда Бургундского, подписав с ним соглашение, гарантировавшее до еще далекого совершеннолетия права его подопечной на то и другое наследство. Став фактически полновластным правителем, граф Пуатевинский уже более чем наполовину выиграл партию. Пять месяцев регентства, которого никто не оспаривал, закончились 13 ноября 1316 г. родами королевы, которая произвела на свет сына. Ребенок стал бы королем — и действительно многие генеалогии внесли его для порядка в список суверенов Франции под именем Иоанна I Посмертного — если бы не умер пяти дней от роду. Это неожиданное событие привело сторонников Жанны в замешательство. Тем не менее многие считали, что девочка в конечном счете должна наследовать отцу. Но они не были готовы с оружием в руках преградить дорогу властолюбивому регенту. Так, когда Филипп потребовал корону, в рядах баронов обнаружились несогласные — крупнейшие из феодалов выражали возмущение, что с королевством собираются поступить наперекор обычаям, которые были законами для их фьефов. С помощью темных сделок, подробности которых нам неизвестны, регенту удалось поочередно преодолеть все препятствия; он заставил замолчать сначала Карла Валуа, а главное — своего младшего брата Карла, графа Маршского, выказавшего себя сколь рьяным, столь и шумным защитником прав племянницы. Наконец, 9 января 1317 г. Филипп V организовал свою коронацию в Реймсе. Но большинство из светских пэров — герцоги Бретонский, Гиенский, Бургундский и граф Фландрский — воздержались от появления на традиционной церемонии, словно лишь скрепя сердце приняли свершившийся факт. Рядом с новым королем увидели лишь двух пэров Франции, позже всех ставших таковыми: его дядю Карла Валуа и его тещу Маго д'Артуа.
Чтобы укрепить свою очевидно шаткую власть и свою сомнительную легитимность, новый король потребовал ее одобрения со стороны собрания нотаблей, созванного в Париже на ближайшее Сретение (2 февраля). Прелаты и бароны, к которым добавились буржуа крупнейших городов и доктора Парижского университета, не могли, естественно, выступить против коронованного короля. Какие аргументы приводились, чтобы убедить их? Нам об этом не сообщили. Во всяком случае, они заявили, дабы узаконить откровенную узурпацию графа Пуатевинского, что «женщина не наследует королевскую власть во Франции». Тем самым устанавливалось правило, чтобы больше к этому вопросу не возвращаться. Добавим, что, как откровенно неблагодарный дядя, Филипп ожесточенно оспаривал у своей племянницы наследство, которое должно было ей достаться от ее бабки Жанны Шампанской, а именно королевство Наварру и графства Шампань и Бри. Он, правда, признал за ней Наварру; но в ожидании ее совершеннолетия — ей было только семь лет — забрал себе и сохранил на все царствование титул короля Наваррского и управление пиренейским королевством; что касается Шампани, ее он придержал, обещая территориальные или денежные компенсации. У шампанской знати это вызвало «потрясение»: разъяренные откровенным грабежом, жертвой которого сделалась их законная графиня, они попытались — но тщетно — сбросить иго узурпатора. Заметим, что вся эта борьба велась только между Жанной и ее дядей Филиппом; ни разу в нее не вмешались другие возможные претенденты, чьи права в данном случае были бы очень слабыми. Конечно, Королевский совет Англии собрался было предъявить возможные права королевы Изабеллы, сестры Людовика X и Филиппа V; но дальше он не пошел, и Эдуард II признал нового короля, извинившись, что не может присутствовать на его коронации.
Ситуация 1316-1317 гг. создала такой прецедент в этих делах, что, когда после пяти лет царствования Филипп V Длинный в свою очередь 2 января 1322 г. умер, оставив только четырех дочерей от своей жены Жанны, дочери графа Бургундского, его младший брат Карл Маршский, тот самый, что некогда яростнее всех протестовал против лишения дочери Людовика X наследства, грубо отстранил всех своих племянниц и стал королем Карлом IV Красивым. Похоже, на этот раз никто не протестовал.
Но, равно как и двум предыдущим, царствованию Карла IV не было суждено долгое и блистательное будущее. 1 февраля 1328 г. в возрасте тридцати трех лет умер и последний Капетинг. Он был женат трижды: сначала на Бланке Бургундской, с которой развелся, заточив ее в монастырь, после скандала, о котором мы уже упоминали; потом на Марии Люксембургской, оставившей ему малолетнюю дочь, и наконец на своей двоюродной сестре Жанне д'Эврё, которая также была беременна в момент, когда преждевременная смерть короля сделала ее вдовой. Через одиннадцать с половиной лет вновь возникла ситуация, идентичная той, что позволила Филиппу V стать регентом, а потом и королем. На этот раз как будто на регентство могли претендовать три кандидата. Прежде всего молодой Филипп д'Эврё, в пользу которого говорили три обстоятельства: он был двоюродным братом трех последних королей и сыном Людовика д'Эврё, младшего и единокровного брата Филиппа Красивого; потом он был женат на Жанне Французской, дочери Людовика X, которую уже одиннадцать лет не подпускали к трону; и наконец, он был шурином последнего короля и, следовательно, естественным советчиком своей сестры Жанны и официальным опекуном ребенка, которого она вынашивала. Но из-за юного возраста, политической неопытности и бесцветного, как у отца, характера он не сумел ни настоять на своих правах, ни провести свою кандидатуру. Далее можно было думать об английском короле Эдуарде III, ближайшем кровном родственнике последних суверенов — сыне их сестры Изабеллы. Но он был далеко и не мог вовремя предъявить своих прав; он также был молод; можно ли было всерьез думать о том, чтобы доверить регентство над великим Французским королевством юнцу семнадцати лет, который на своем английском острове беспрекословно сносил мелочную и унизительную опеку своей матери, отвратительной «мегеры» с этого берега Ла-Манша? Наконец оставался Филипп Валуа. Его права как двоюродного брата покойных суверенов имели первенство над правами Филиппа д'Эврё; на него падал отблеск престижа отца — Карла Валуа, о котором скажут, что он был «сыном короля, братом короля, дядей трех королей и отцом короля, но никогда королем», и который до самой, довольно ранней, смерти в декабре 1325 г. оказывал весомое влияние на политику племянников. Конечно, этот кандидат хотя и был человеком бывалым — ему было почти тридцать пять лет, — но еще не показал, на что способен. Сначала он стал графом Мена — этот апанаж достался ему в наследство от матери, а потом, после 1326 г. — графом Анжуйским и Валуа; его знали как авантюриста, вроде его отца, и любителя дальних походов. Однако единственная его экспедиция — в Италию, куда он направился на помощь ломбардским городам, восставшим против Висконти, — имела не очень славный исход: рыцарственный принц просто-напросто пошел на то, чтобы купить успешное, но позорное отступление. Впрочем, сурово к нему не отнеслись: ведь собрание баронов, куда на сей раз не пригласили ни представителей городов, ни докторов университета, доверило сыну Карла Валуа регентство над королевством Францией, а сверх того и над королевством Наваррой, на которую он не имел никаких прав.
