Борис Горбачевский - Победа вопреки Сталину. Фронтовик против сталинистов
Прочитав очерк, я вспомнил крошечный эпизод в батальоне выздоравливающих, где я пробыл больше месяца после ранения в 1942-м подо Ржевом. Просматривая армейскую газету, я прочел статью под названием «Так надо воевать!». Под вечер, во время перекура, затеяли традиционный разговор «за жизнь». Оказалось, не обошли вниманием статью и другие солдаты. Любопытно, что газета эта попала к нам из другой армии: ее принесли раненые — из 220-й стрелковой дивизии. Попал я в медсанбат, а затем в батальон выздоравливающих из 215-й стрелковой дивизии.
О чем пошел разговор?
Первый солдат: «Уж больно неверно писаки обозначили статейку».
Второй солдат: «А ты, Иван, как бы ее обозначил?»
Первый солдат: «Ежели по правде, то я бы обозначил ее так: «Так — не надо воевать!»
Третий солдат: «Ишь, выдумщик!»
Кажется, на последнем восклицании беседа оборвалась. Да, честно говоря, всех больше интересовало известие о завтрашнем приезде из медсанбата врачей на предмет «выявления» годных к отправке на передовую.
Перед сном тогда я подумал: «Прав ли первый солдат? Какой здравый смысл побудил комдива забраться в танк? Разве он верил в то, что машина целехонькой доберется по непролазной грязи до Бельково? Неужели он предполагал, что лишь один его мужественный поступок, не лишенный серьезного риска, воодушевит бойцов и они проявят смелые и решительные действия?»
Свои неоконченные рассуждения о том событии я быстро позабыл. Напомнила о нем почти через 60 лет ржевская газета. Пройдя многие баталии, хлебнув их горькую чашу, я решил к нему вернуться и мысленно поддержал первого солдата из той давней беседы.
Чтение генеральских мемуаров, книг местных ржевских авторов, знакомство с материалами Тверского объединенного государственного и Ржевского краеведческого музеев позволяют представить картину знаменитого июльско-августовского наступления в 1942 году, так называемую Ржевско-Сычевскую операцию. В официальной историографии России, вплоть до сегодняшних дней, серьезных оценок ее нет. Военные историки стараются не касаться этого малоприятного факта в истории Великой Отечественной войны.
Полководцы, возглавлявшие ту операцию (И.С.Конев, Г.К.Жуков), в своих воспоминаниях о ней ограничиваются скудными строками. Впрочем, много ли известно случаев, когда сами полководцы рассказывали бы о своих поражениях? В историческом очерке о «Боевом пути 31-й армии», в составе которой воевала 220-я дивизия, — одни панегирики. Не говорю уж об академическом труде «История Второй Мировой войны 1939–1945». На страницах двенадцатитомного издания можно прочитать о победах Красной Армии, а вот о ее поражениях, вероятно, авторы решили, пусть расскажут потомки.
Мучительный вопрос, на который я пытался найти ответ, состоял в том, чтобы выяснить: были ли предприняты попытки изменить сроки наступления? Известно, что внезапно разбушевавшиеся нескончаемые дожди за короткое время превратили всю зону боевых действий в непроходимую трясину. Понятно, что лишь Конев и Жуков могли добиться разрешения Ставки — изменить время проведения операции. Они этого не сделали. Верно, Западный фронт перешел в наступление на несколько дней позже Калининского, но это не меняет сущности вопроса.
Отдельные западные военные историки, описывая сражения на Восточном фронте, касаясь боев на ржевско-вяземском плацдарме, не в состоянии понять, почему русские полководцы так неразумно поступили — не дождались более благоприятных погодных условий в районе предстоящих боев. Ведь тем самым они практически лишили наступающие войска поддержки авиации и танковых сил, а также частично и артиллерии. Но эти историки не учитывают два принципиально важных обстоятельства: советскую тоталитарную систему, от которой неотделимы были Красная Армия и характер русского солдата, привыкшего безрассудно повиноваться. Что касается отечественных военных историков и генералов, воевавших подо Ржевом, то в своих воспоминаниях они, как правило, оказались больно «забывчивыми» или попросту «вралями».
А как понять Георгия Константиновича Жукова, который в ноябре—декабре 1942 года предпринял наступление на Ржев (операция «Марс») в еще более неподходящих условиях (снег, пурга, мороз, обледенение дорог)?
Слово о русском солдате
Итак, роковое решение принято… Пять армий, авиация, танковые бригады, артиллерийские полки приведены в движение. Подумаем вот над чем… Начиная наступление, на что надеялись новые «Александры Невские», «Суворовы», «Кутузовы»?
Почему я так назвал наших генералов? Известно, что в современной России, как и вчера, широко культивируется память о войне 1812 года. Не случайно в Москве фактически заново воздвигнут знаменитый храм Христа Спасителя, в свое время построенный на средства народа в честь победы России над Наполеоном. В 2007 году в Москве положено начало подготовки к празднованию 200-летия с начала Отечественной войны 1812 года. Есть еще одна причина, почему мы припомнили великих русских полководцев. Многие воевавшие подо Ржевом генералы были награждены за военное искусство орденами, носящими их имена.
Известно, что ордена эти Сталин ввел в военные годы. Было ли достаточно оснований награждать ими нынешних полководцев?
На что надеялись командиры, начиная операцию?
На Бога? В одном лишь случае: если он прекратит безобразия в подведомственной ему Природе. По такому случаю можно было бы и выпить чарку водки. Но чуда не произошло! Полные тщеславия, безмерной гордыни и уверенности в себе после разгрома немцев под Москвой, они серьезно переоценили собственные возможности наступать и недооценили возможности противника — обороняться.
Я, например, удивлен таким фактом. Когда командующему Западным фронтом Г.К.Жукову сообщили о генерал-полковнике Вальтере Моделе, новом командующем 9-й немецкой армией, оборонявшей ржевско-вяземский плацдарм, он легкомысленно, с шуткой, отозвался о произошедшей перемене: «Модель, значит? Будем бить Моделя» — так пишет Г.К.Жуков в своих мемуарах. Вышло наоборот! Вальтер Модель, руководя обороной на ржевско-вяземском плацдарме, показал высокие полководческие качества. Не случайно Гитлер назвал его «Львом обороны».
Неужели советские командиры думали, что самолеты без радиосвязи и новейших навигационных приборов, в условиях нелетной погоды и в присутствии сильной немецкой авиации и их зенитных частей, завоюют небо над полем боя, а значит, смогут защитить наступающих? Этого не произошло!
Может быть, танки сумеют преодолеть бездорожное пространство от исходных позиций до немецкой обороны и уничтожат вражеские огненные точки, помогут десантировать пехоту, прикроют ее своей крепкой броней? Этого не произошло!
В 1942 году, как ни бахвалилась советская печать, расхваливая в пропагандистских целях качество отечественного оружия, это было далеко от правды. Мы, солдаты, знали истину, но, зная, что за расхваливание немецкой техники грозит трибунал, — молчали. Наш прославленный ППШ, с очень неудобным для снаряжения дисковым магазином, по всем параметрам уступал немецкому «шмайсеру»; громоздкая, с длинным штыком винтовка XIX века конструкции Мосина уступала немецкому карабину. Устаревший, с водяным охлаждением пулемет «максим» доставлял пулеметчикам немало забот, особенно в летнее время, а с текстильной лентой — в непогоду. Ручной пулемет Дегтярева запомнился бывшим пулеметчикам разве что непомерным для этого вида оружия весом. Когда на вооружении немецкой пехоты появился компактный скорострельный МГ-42, нашим атакующим батальонам мало оставалось шансов уцелеть под его (до 1000 выстрелов в минуту) огнем. С таким пулеметом с удачно расположенной позиции в считаные минуты можно было истребить целый батальон.
Как всегда, командармы и комиссары были твердо уверены в высоком чувстве долга и патриотизме командиров и рядовых. Так ли вышло?
Основная надежда, которую начальство не афишировало, была на русского солдата, на его выносливость, способность выдерживать любые физические и психологические нагрузки. Это и произошло, но эффект оказался невысоким.
Сутками без сна, без приличной пищи, без налаженного быта, неделями немытый, завшивленный, постоянно на холоде или на морозе, под дождями или снегом, на собственных ногах — от Москвы до Берлина — в бесконечных маршах и переходах, порой до 40–50 километров за день или ночь, годами лишенный женской ласки, скверно одетый, испытывая постоянное насилие над собой командиров и комиссаров, вечную боязнь особистов — скажите, солдат какой армии мог бы выдержать все это?
Солдат под Бельково не обманул начальство, безропотно шел в атаки по колено в воде, падал мертвым на мокрую холодную землю, и никто его по-людски не хоронил ни тогда, ни позже.
