Олег Хлевнюк - Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры
Вопрос о Бухарине на заседании 20 октября рассматривался в связке с сообщением руководителей ОГПУ (Агранова, Менжинского, Ягоды) о показаниях «вредителей». Политбюро приняло по этому поводу следующее решение:
«а) Сообщение ОГПУ о последних показаниях членов ЦК промпартии о террористической деятельности принять к сведению и предложить продолжить дальнейшее расследование.
б) Предложить ОГПУ вопросы о необходимых арестах согласовывать с Секретариатом ЦК. Диверсантские группы арестовывать немедленно.
в) Обязать т. Сталина немедленно прекратить хождение по городу пешком.
г) Признать необходимым в кратчайший срок перевести секретный отдел ЦК со Старой площади в Кремль.
д) Поручить т. Ворошилову ускорить дальнейшую очистку Кремля от ряда живущих там не вполне надежных жильцов»[113].
Делом «промпартии», которое упоминалось в постановлении Политбюро от 20 октября, Сталин занимался лично. В связи с подготовкой этого дела сохранился уникальный документ, свидетельствующий как о роли Сталина в фабрикации обвинений, так и о механизмах его взаимодействия с руководством ОГПУ. В ответ на записку Менжинского от 2 октября Сталин направил ему подробные указания о том, в каком направлении следует вести допросы арестованных по делу «промпартии», каких именно арестованных и какие конкретно «показания» от них получить[114]. Именно на основании сценария, изложенного Сталиным в этом письме, центральным пунктом обвинений на открытом процессе по делу «промпартии» в конце ноября — декабре 1930 г. было положение о подготовке интервенции против СССР силами остатков белых армий и внутренних «антисоветских организаций» при поддержке Франции, Польши, Румынии и прибалтийских государств. Подсудимые «признавались» именно в том (и теми словами), в чем требовал их «признания» Сталин в письме Менжинскому.
По решению Политбюро для руководства процессом была создана комиссия, в которую вошел Сталин. По предложению комиссии Политбюро постановило разослать на места директиву о «разъяснительной работе» и о проведении в первый день процесса массовых демонстраций под лозунгами «мобилизации масс против военной интервенции и укрепления обороноспособности»[115]
Безусловные документальные доказательства как фабрикации дела «промпартии», так и личного участия Сталина в подготовке сценария этого дела являются исключением только в некоторой степени. Хотя другие столь откровенные письменные указания Сталина чекистам пока неизвестны, многочисленные документы доказывают, что Сталин и до дела «промпартии», и после него являлся инициатором различных карательных кампаний и арестов отдельных лиц. Во многих случаях Сталин определял направление фабрикации дел, вплоть до конкретных сценариев для следователей. Фабрикация дел о «террористических организациях» и причастности к ним партийных оппозиционеров в 1930 г. была своеобразной репетицией политических процессов 1935–1938 гг., во время которых политические оппоненты Сталина были сначала посажены в тюрьму, а затем расстреляны. В 1930 г. все закончилось «мирно». Бухарин в ноябре 1930 г. опубликовал в «Правде» заявление, в котором признал правильность решений XVI съезда ВКП(б), осудил всякую фракционную работу и попытки скрытой борьбы с партийным руководством (читай — Сталиным). Сталин пока не хотел и не мог идти на более решительные меры. Все провокации этого периода преследовали сравнительно скромные цели: создать условия для окончательного подавления оппозиции, запугать всех недовольных и колеблющихся. Очередным шагом на этом пути было показательная расправа над группой партийных функционеров во главе с С. И. Сырцовым и B. В. Ломинадзе.
Дело Сырцова-Ломинадзе
Дело Сырцова и Ломинадзе было отражением важной тенденции, усиливавшейся в партии по мере явного провала сталинских авантюристических планов. Недовольство Сталиным начало распространяться и среди части тех партийных функционеров, которые ранее поддерживали его в борьбе с «правыми». Осознавая трагизм положения в деревне и несостоятельность индустриального скачка, они искали некий средний путь между политически дискредитированными «правыми» и все более радикальным Сталиным. Эволюция взглядов C. И. Сырцова может служить примером таких поисков[116].
Сырцов был моложе многих советских лидеров (родился в 1893 г.) и, соответственно, позже их (только в 1913 г.) вступил в партию. Но произошло это при условиях, которые в дальнейшем предопределили благоприятный поворот в судьбе Сырцова — первыми его шагами в партии руководил Молотов. Так же, как и многие другие советские лидеры, Сырцов был недоучившимся студентом, поменяв скамью Петербургского политехнического института на скамью подсудимого и ссылку в Сибирь. В годы Гражданской войны воевал на юге, где познакомился с некоторыми из будущих соратников Сталина (например, с Орджоникидзе). В 1921 г. попал в аппарат ЦК на должность заведующего отделом. В 1926 г. был направлен секретарем в Сибирский краевой комитет ВКП(б). В начале 1928 г. в его судьбе произошел случай, о котором мог мечтать любой партийный функционер — в Сибирь с известной миссией организации чрезвычайных хлебозаготовок прибыл сам Сталин. Акция, не в последнюю очередь благодаря Сырцову, прошла успешно. Сразу же после решающей победы над группой Бухарина, в мае 1929 г., Сталин провел назначение 36-летнего Сырцова на пост председателя Совнаркома РСФСР, который до него занимал по совместительству Рыков. В июне 1929 г. Сырцова ввели кандидатом в члены Политбюро[117]. Однако молодой выдвиженец не оправдал надежд вождя, оказался строптивым и слишком самостоятельным и к тому же в ряде случаев солидаризировался со своим непосредственным начальником по правительственной линии Рыковым.
Судя по некоторым документам, Сырцов еще до назначения на пост председателя СНК РСФСР поддерживал с Рыковым достаточно близкие контакты. В 1927 г. в высших партийных кругах циркулировали слухи, что Сырцов на пленуме ЦК собирается поддерживать кандидатуру Рыкова в генеральные секретари ЦК ВКП(б). Сырцову пришлось по этому поводу писать опровержения на имя Орджоникидзе и Молотова[118]. Несмотря на этот инцидент, Сырцов продолжал доверительную переписку с Рыковым и позже демонстрировал ему поддержку даже тогда, когда «правые» явно терпели политическое поражение в борьбе со Сталиным. Так, 18 февраля 1929 г. Сырцов писал Рыкову: «Организация с тревогой прислушивается к сообщениям, идущим из Москвы. Большое удовлетворение у публики вызывает сообщение, что ты не присоединился к отставке Бухарина-Томского[119] […] Видимо, у вас в Москве заварилась большая каша. Боимся, что [это] сорвет работу и поднимет активность мужика […] Очень хотелось бы, чтобы вся эта история не кончилась политическим ущербом для тебя лично»[120].
Пока не совсем понятно, почему, несмотря на подобные отношения между Рыковым и Сырцовым, Сталин решил назначить последнего на ответственный пост в Москву и ввести в Политбюро. Возможно, Сталин не был достаточно осведомлен об их контактах. Возможно, выдвигая нейтрального по отношению к Рыкову Сырцова, Сталин демонстрировал свою непредвзятость, но надеялся, что благодарный Сырцов полностью перейдет на сторону сталинской группы. Возможно, что значительную роль в этом назначении сыграли тесные связи Сырцова с Молотовым и Орджоникидзе.
После переезда Сырцова на новую должность в Москву неизбежными стали его постоянные служебные контакты с Рыковым. Как председатель СНК РСФСР Сырцов принимал участие в работе различных органов правительства СССР, в частности входил в регулярно заседавшее под руководством Рыкова совещание председателя СНК СССР с его заместителями. Неоднократно Сырцову приходилось решать многие вопросы во взаимодействии с союзным Совнаркомом. Под воздействием нараставших проблем Сырцов все больше склонялся к тем оценкам положения в стране, которые давали «правые». Причем, разочарованный сталинской политикой, он осторожно, но публично высказывал некоторые из своих опасений. В начале 1930 г. Сырцов выпустил большим тиражом достаточно критическую брошюру «О наших успехах, недостатках и задачах». В июле 1930 г. на XVI съезде партии он говорил не только о победах, но и проблемах. Рыков, судя по всему, чувствовал настроения Сырцова и относился к нему с особым расположением. В письме с юга 7 сентября 1930 г. Сталин предупреждал Молотова: Рыков «заигрывает» с Сырцовым[121].
Через несколько дней после этого предупреждения стало очевидно, что Рыкова и Сырцова связывает чуть ли не общая политическая позиция. Скандал произошел на заседании Политбюро 16 сентября 1930 г. при рассмотрении кредитного плана, и уже на следующий день, 17 сентября, был подробно описан Молотовым в письме Сталину, который находился на юге. В ответ на критику в свой адрес Рыков поставил вопрос о нарастании инфляции, о наличии несбалансированного платежного спроса в деревне на огромную сумму — 4 млрд руб. В связи с этим он выдвинул предложения о продаже по повышенным ценам ряда дефицитных товаров, в частности сахара, как средство смягчения финансового кризиса. Он заявил также, что Политбюро не уделяет должного внимания хозяйственным трудностям. К Рыкову, как сообщал Молотов Сталину, «присоединился Сырцов, с совершенно паническими правооппортунистическими заявлениями насчет того, что нельзя решить создавшихся трудных вопросов в хозяйстве мерами ГПУ, что “нужны радикальные меры”, что об этих последних сейчас трудно говорить “ввиду отсутствия руководителя партии” (т. е. Сталина. — О. X.) и т. п.»[122].
