Марлис Штайнер - Гитлер
Приближение 6500 кораблей (в том числе нескольких десантных барж), разделенных на пять конвоев, в ночь с 5 на 6 июня прошло практически незамеченным, что тем более странно, учитывая, что ему предшествовала интенсивная радиоактивность. Служба разведки 15-й немецкой армии поймала среди «личных обращений» радиостанции «Свободная Франция» строку из стихотворения Верлена: «Ранит сердце унылой тоской». Это был сигнал для французского Сопротивления, означавший, что высадка начинается. Информация об этом немедленно поступила группе армий «В» (Роммель), верховному командованию западными армиями (Рундштедт) и в объединенный армейский Генштаб (Йодль). Однако Роммель 5 июня находился в увольнении, как и множество солдат. Стояла такая плохая погода, что высадка казалась невозможной. Единственным, кто привел войска в состояние тревоги, стал командующий 15-й армией фон Зальмут. В 2 часа 15 минут к нему присоединилась 7-я армия. До трех часов утра командование флота, западной группы, 3-й воздушной армии (Шперрль) и штаб группы армий «В» (Шпейдель) считали, что имеют дело с диверсией, направленной на отвлечение их внимания от Па-де-Кале. Поэтому оборонительные меры были предприняты с опозданием. Лишь в 7 часов 30 минут Йодль отдал приказ 12-му бронетанковому подразделению СС переместиться в Лизье (но не дальше); осуществлять переброску войск, о которой его просил Рундштедт, он запретил.
Что в эти решающие часы делал фюрер? Он спал. Проговорив с Геббельсом до двух часов ночи, он спокойно уснул. Лишь в 14 часов 30 минут военное командование получило от него разрешение действовать. Отбросить врага, уже ступившего на берег, обратно в море – как планировали фюрер и Роммель – не представлялось возможным. Оставалось одно: привести в действие план Рундштедта: дать противнику продвинуться вперед, чтобы окружить его и уничтожить.
Зато разведка союзников не спала и немедленно передавала своим все поступавшие в немецкие части приказы командования. Между перехватом немецких сигналов и их передачей (в дешифрованном виде) наступавшим проходило не более получаса. Союзники в полной мере использовали тактику внезапности и обеспечили себе превосходство на море и в воздухе. Дальнейшее развитие операции встретило больше трудностей. Оборона в конце концов организовалась, и продвижение союзников вперед шло медленнее, чем было задумано, хотя немцы бросили против них еще далеко не все свои силы. Сработал эффект операции «Южная крепость». 9 июня в Генштаб немецкой армии поступило три сообщения – ложных – о замеченных в этом районе маневрах. Наиболее важное из них, полученное через каналы РСХА, было передано Гитлеру.
Фюрер не только упустил возможность отреагировать в первые же часы. Контратака с применением «Фау-1», на которую он рассчитывал и которая началась 6 июня, закончилась провалом. Для доставки крылатых ракет к пусковым установкам, расположенным на побережье Ла-Манша, потребовалось шесть суток. Установки еще были не вполне готовы к работе, но тем не менее 13-го начали запуск ракет. Из десяти «Фау-1» четыре рухнули сразу после запуска, две развалились, три упали неизвестно где, и только одна долетела до Англии, разрушив железнодорожный мост. После ремонта установок операция возобновилась 15-го, и до середины следующего дня на Лондон было выпущено 244 крылатые ракеты. Это было начало «малого блицкрига». Гитлер приказал приостановить производство «Фау-2», сосредоточив усилия на выпуске «Фау-1», и ускорить производство скоростных бомбардировщиков и истребителей «Мессершмитт-262».
Как нередко бывало, он снова воспрянул духом, уверовав в способности немецкой техники, о чем имеется запись Геббельса от 18 июня: «Не только у нас, но и за границей значение наших акций явно переоценивается». Кое-кто даже заключал пари, что война закончится через три-четыре дня, максимум через неделю. Но новости, поступавшие с Западного и Восточного фронтов, ничем не оправдывали подобных надежд. Несмотря на подкрепление в виде двух переброшенных с востока бронетанковых дивизий, пришлось оставить Котантен и Шербур. С другой стороны, случилось именно то, чего так опасался Гитлер, – 22 июня, в годовщину немецкого вторжения, Красная армия начала широкомасштабное летнее наступление и во многих местах пробила широкие бреши в линии фронта. Через несколько дней на очередном военном совете Гитлер сообщил, что к тому моменту, когда на фронт прибыл Модель, «группа армий “Центр” представляла собой одну сплошную дыру. В линии фронта было больше дыр, чем линии».
Вина за эти неудачи, как всегда, была возложена на генералов. Фельдмаршал фон Буш, командующий группой армий «Центр», был отстранен от должности и заменен Моделем; на место Линдемана, командовавшего группой армий «Север», назначили Фрисснера. Но, разумеется, эти кадровые перемещения не могли остановить продвижения советских войск. В начале июля они уже стояли в 250 километрах от Восточной Пруссии (отдельные части приблизились на расстояние 130 километров). Немецкие войска в панике бежали: это были «жалкие и ужасающие картины».
Гитлер прибыл в «Волчье логово» 9 июля вместе с Кейтелем, Йодлем, Дёницем, Гиммлером и Кортеном, однако главы Генштаба сухопутных войск Цейцлера с ними не было. Он категорически не соглашался с избранной Гитлером тактикой ведения войны и к тому же находился в крайне ослабленной физической форме; больше он с Гитлером лично не встречался. Участники совещания, к которым присоединились Модель, Фресснер и командующий военно-воздушными силами группы армий «Центр» фон Грейм, обсудили возможность переброски резервов на восток, чтобы приостановить советское наступление. Модель и Фресснер демонстрировали некоторый оптимизм; Дёниц особенно настаивал на том, чтобы ни в коем случае не сдавать балтийские порты, служившие базой новым подлодкам.
После совещания Гитлер вернулся в Оберзальцберг – работы по укреплению его бункера еще не были завершены. По словам фон Белова, он уже не питал особых иллюзий, хотя все еще надеялся с помощью нового оружия повернуть ход войны. Что бы ни случилось, повторил фюрер, капитулировать он не собирается.
Из Оберзальцберга он уехал 15 июля – как оказалось, навсегда. В ставке в Восточной Пруссии его снова поглотила военная рутина. 19-го прибыл маршал Кессельринг, которого фюрер наградил высшей военной наградой – бриллиантовым рыцарским крестом с лаврами и мечами. Несмотря на непрекращающиеся атаки англичан, американцев, французов и поляков, маршалу удавалось удерживать основные немецкие позиции в Италии. Назавтра в ставке ждали визита дуче.
В тот день военный совет собрался на полчаса раньше. Его открыл генерал Гейзингер, доложивший ситуацию на Восточном фронте. Гитлер сидел на табурете. Десять или пятнадцать минут спустя прибыли еще три офицера, в том числе полковник Штауффенберг – у него не было одной руки, на второй не хватало трех пальцев, глаз закрывала черная повязка. Это был «троянский конь», подосланный заговорщиками. Официально он должен был представить доклад о формировании новых бронетанковых и пехотных дивизий, которым предстояло перекрыть Красной армии дорогу на Польшу и Восточную Пруссию. Гитлер пожал ему руку и посадил справа от себя; портфель Штауффенберг поставил под штабной стол с картами, неподалеку от себя. Через несколько минут полковник вышел, сославшись на срочный телефонный звонок. В этом не было ничего необычного. Однако вскоре его отсутствие заметили – кому-то пришло в голову уточнить у него некоторые детали из доклада Гейзингера. Гитлер встал и склонился над столом, опершись подбородком на руку. Рядом с ним, тоже наклонившись, стоял генерал Кортен, объясняя фюреру движение вражеских самолетов. Всего в помещении было 24 человека. В 12 часов 50 минут раздался взрыв страшной силы. Вспыхнуло желто-синее пламя, по комнате летали обломки дерева; все вокруг заволокло густым дымом. Гитлера отбросило к двери. Он чувствовал, что у него тлеют волосы и одежда. Как впоследствии он рассказывал Геббельсу, первым его побуждением было проверить, на месте ли голова, руки и ноги и может ли он ходить. Фюрер пробирался к выходу, когда к нему с плачем бросился Кейтель. В ожидании врачей – Морелля и Гассельбаха – фюрер сам себе сосчитал пульс. Врачи обнаружили, что у него ободрана кожа на бедре, в ноги вонзилась сотня деревянных заноз, на лице множественные ссадины; упавшей балкой его ударило по лбу, лопнули две барабанные перепонки. Тем не менее фюрер легко отделался: полковнику Брандту оторвало ногу, в Кортена вонзился обломок стола, Шмундт получил серьезные ранения, стенограф Бергер, которому оторвало обе ноги, умер через короткое время – как и Кортен со Шмундтом. Фон Белов, которого задело меньше других, приказал оборвать телефонную связь, чтобы новость не просочилась за пределы бункера, пока не будут обнаружены виновные; срочно вызвали Гиммлера и Геринга. Фюрер подготовил коммюнике. Но еще на протяжении нескольких часов царило всеобщее смятение. Что это было? Кто подложил или бросил бомбу? Подозрения пали на Штауффенберга, успевшего уехать в Берлин, где он начал операцию «Валькирия», в рамках которой намеревался устроить ряд путчей в Берлине, Вене, Кельне, Мюнхене и Париже.
