Евгений Пчелов - Рюриковичи. История династии
Тихо игумен пред ним на молитве стоит;
Тихо бояре стоят по углам;
Тих и недвижим лежит, головой к образам,
Князь Александр, чёрною схимой покрыт...
Страшного часа все ждут: нет надежды, уж нет!
Слышится в келье порой лишь болящего бред.
Тихо лампада пред образом Спаса горит...
Князь неподвижно во тьму, в беспредельность глядит...
Сон ли проходит пред ним, иль видений таинственных цепь —
Видит он: степь, беспредельная бурая степь...
Войлок разостлан на выжженой солнцем земле.
Видит: отец! смертный пот на челе,
Весь измождён он, и бледен, и слаб...
Шёл из Орды он, как данник, как раб...
В сердце, знать, сил не хватило обиду стерпеть...
И простонал Александр: «Так и мне умереть...»
Тихо лампада пред образом Спаса горит...
Князь неподвижно во тьму, в беспредельность глядит...
Видит: шатёр, дорогой, златотканный шатёр...
Трон золотой на пурпурный поставлен ковёр...
Хан восседает средь тысячи мурз и князей...
Князь Михаил перед ставкой стоит у дверей...
Подняты копья над княжеской светлой главой...
Молят бояре горячей мольбой...
«Не поклонюсь истуканам вовек», — он твердит...
Миг — и повержен во прах он лежит...
Топчут ногами и копьями колют его...
Хан, изумлённый, глядит из шатра своего...
Князь отвернулся со стоном и, очи закрыв,
«Я ж, — говорит, — поклонился болванам, чрез огнь я прошёл,
Жизнь я святому венцу предпочёл...
Но, — на Спасителя взор устремив, —
Боже! ты знаешь — не ради себя —
Многострадальный народ свой лишь паче души возлюбя!...»
Слышат бояре и шепчут, крестясь:
«Грех твой, кормилец, на нас!»
Тихо лампада пред образом Спаса горит...
Князь неподвижно во тьму, в беспредельность глядит...
Снится ему Ярославов в Новгóроде двор...
В шумной толпе и мятеж, и раздор...
Все собралися концы и шумят...
«Все постоим за святую Софию, — вопят, —
Дань ей несут от Угорской земли до Ганзы...
Немцам и шведам страшней нет грозы...
Сам ты водил нас, и Биргер твоё
Помнит досель на лице, чай, копьё!..
Рыцари, — памятен им поотаявший лёд!..
Конница словно как в море летит кровяном!..
Бейте, колите, берите живьём
Лживый, коварный, пришельческий род!..
Нам ли баскаков пустить
Грабить казну, на правёж нас водить?
Злата и серебра горы у нас в погребах, —
Нам ли валяться у хана в ногах!
Бей их, руби их, баскаков поганых, татар!..»
И разлилася река, взволновался пожар...
Князь приподнялся на ложе своём;
Очи сверкнули огнём,
Грозно сверкнули всем гневом высокой души, —
Крикнул: «Эй вы, торгаши!
Бог на всю землю послал злую мзду.
Вы ли одни не хотите его покориться суду?
Ломятся тьмами ордынцы на Русь — я себя не щажу,
Я лишь один на плечах их держу!..
Бремя нести — так всем миром нести!
Дружно, чтоб бор вековой, подыматься, расти,
Веруя в чаянье лучших времён, —
Всё лишь в конец претерпевый — спасён![ 23 ]..»
Тихо лампада пред образом Спаса горит...
Князь неподвижно во тьму, в беспредельность глядит...
Тьма, что завеса, раздвинулась вдруг перед ним...
Видит он: óблитый словно лучом золотым,
Берег Невы, где разил он врага...
Вдруг возникает там город... Народом кишат берега...
Флагами веют цветными кругом корабли...
Гром раздаётся; корабль показался вдали...
Правит им кормчий с открытым высоким челом...
Кормчего все называют царём...
Гроб с корабля поднимают, ко храму несут,
Звон раздаётся, священные гимны поют...
Крышу открыли... Царь что-то толпе говорит...
Вот перед гробом земные поклоны творит...
Следом — все люди идут приложиться к мощам...
В гробе ж, — князь видит, — он сам...
Тихо лампада пред образом Спаса горит...
Князь неподвижен лежит...
Словно как свет над его просиял головой —
Чудной лицо озарилось красой,
Тихо игумен к нему подошёл и дрожащей рукой
Сердце ощупал его и чело —
И, зарыдав, возгласил: «Наше солнце зашло!»[ 24 ]
11. К. Ф. Рылеев. Димитрий Донской.
Один из руководителей декабристского движения Кондратий Фёдорович Рылеев получил известность и как талантливый поэт. Ему принадлежит целый цикл исторических «дум», посвящённых наиболее ярким личностям и моментам русской истории. Среди них думы «Олег Вещий», «Ольга при могиле Игоря», «Святослав», «Святополк», «Рогнеда», «Мстислав Удалый», «Михаил Тверской». Здесь приводится дума «Димитрий Донской», написанная в 1822 г. Это яркое, «порывное» стихотворение, окрашенное в романтически приподнятые тона. В нём ощущается задор юности и горячность чувств, но при воплощении героической страницы исторического прошлого Рылеев остаётся верен своим свободолюбивым идеям. Пафос всего произведения — тираноборчество, борьба за вольность, обретение желанной свободы (эти мотивы характерны практически для всех рылеевских дум). В то же время думу отличает и высокое религиозное чувство — русским воинам помог Бог по молитвам преподобного Сергия, именно Всевышнему и возносит Димитрий хвалу после сражения. Искренний религиозный настрой может показаться странным для тех, кто привык видеть Рылеева в образе несгибаемого революционера-борца, идеолога декабризма. Примечательна и лексика думы, некоторые элементы которой (например наименование ордынцев «моголами» — искажённое «монголы», как именовали этот народ в Индии) весьма распространены в русской классической поэтической традиции. (Рылеев К. Ф. Думы. Поэмы. Стихотворения. Проза. М., 1989. С. 52 — 54.)
«Доколь нам, други, пред тираном
Склонять покорную главу
И заодно с презренным ханом
Похорить сильную Москву?
Не нам, не нам страшиться битвы
С толпами грозными врагов:
За нас и Сергия молитвы,
И прах замученных отцов!
Летим — и возвратим народу
Залог блаженства чуждых стран:
Святую праотцев свободу
И древние права граждан.
Туда! За Дон!.. настало время!
Надежда наша — Бог и меч!
Сразим моголов и, как бремя,
Ярмо Мамая сбросим с плеч!»
Так Дмитрий, рать обозревая,
Красуясь на коне, гремел
И, в помощь Бога призывая,
Перуном грозным полетел...
«К врагам! За Дон! — вскричали войски, —
За вольность, правду и закон!»
И. повторяя клик геройский,
За князем ринулися в Дон.
Несутся полные отваги,
Волн упреждают быстрый бег;
Летят, как соколы, — и стяги
Противный осенили брег.
Мгновенно солнце озарило
Равнину и брега реки
И взору вдалеке открыло
Татар несметные полки.
Луга, равнины, долы, горы
Толпами пёстрыми кипят;
Всех сил объять не могут взоры...
Повсюду бердыши блестят.
Идут, как мрачные дубравы —
И вторят степи гул глухой;
Идут... там хан, здесь чада славы —
И закипел кровавый бой!..
«Бог нам прибежище и сила! —
Рек Дмитрий на челе полков. —
Умрём, когда судьба судила!» —
И первый грянул на врагов.
Кровь хлынула — и тучи пыли,
Поднявшись вихрем к небесам,
Светило дня от глаз сокрыли,
И мрак простёрся по полям.
Повсюду хлещет кровь ручьями;
Зелёный побагрóвел дол:
Там русский поражён врагами,
Здесь пал растоптанный могол,
Тут слышен копий треск и звуки,
Там сокрушился меч о меч.
Летят отсéченные руки,
И головы катятся с плеч.
А там, под тению кургана,
Презревший славу, сан и свет,
Лежит, низвергнув великана,
Отважный инок Пересвет.
Там Белозерский князь и чада,
Достойные его любви,
И óкрест их татар громада,
В своей потопшая крови.
Уж многие из храбрых пали,
Великодушный сонм редел;
Уже враги одолевали,
Татарин дикий свирепел.
К концу клонился бой кровавый,
И чёрный стяг был пасть готов,
Как вдруг орлом из-за дубравы
Волынский грянул на врагов.
Враги смешались — т кургана
Промчалось: «Сúлен русский Бог!» —
И побежала рать тирана,
И сокрушён гордыни рог!
Помчался хан в глухие степи,
За ним шумящим враном страх;
Расторгнул русский рабства цепи
И стал на вражеских костях!..
Но кто там бледен, близ дубравы,
Обрызган кровию лежит?
Что зрю?.. Первоначальник славы[ 25 ],
Димитрий ранен... старшный вид!..
Ужель изречено судьбою
Ему быть жертвой битвы сей?
Но вот к стенящему герою
Притек сонм воев и князей.
Вот, преклонив трофеи брани,
Гласят: «Ты победил! восстань!» —
И князь, воздевши к небу длани:
«Велик нас ополчивший в брань!
Велик! — речет, — к нему молитвы!
Он Сергия услышал глас:
Ему вся слава грозной битвы;
Он, он один прославил нас!»
12. М. А. Дмитриев. Мономахи.
В 1849 г. Михаил Александрович Дмитриев создаёт незамысловатое, но искреннее стихотворение, рассказывающее об истории своего древнего, но небогатого рода дворян Дмитриевых, потомков Владимира Мономаха. Дмитриев подчёркивает главное богатство своей семьи — честь и главную идею жизни её представителей — «стоять за правду», быть верным своему долгу, совести и России. Перед нами предстаёт галерея образов предков поэта — здесь и сам Владимир Мономах, и прародитель Дмитриевых — Александр Нетша, и дядя Михаила Александровича — тоже поэт и сановник Иван Иванович Дмитриев. Все они объединены общим родовым именем Мономахи, подчёркивающим общность идеалов на протяжении многих столетий. Стихотворение интересно тем, что рисует типичную судьбу многих старинных дворянских родов — потомков Рюриковичей. (Дмитриев М. А. Московские элегии: Стихотворения. Мелочи из запаса моей памяти. М., 1985. С. 125 — 126.)