Валерий Шамбаров - Царь грозной Руси
Государь чествовал казаков, угощал их за собственным столом, все «вины им отдал», щедро наградил. Но о царских панцирях для Ермака столичные документы не упоминают, это еще одна легенда. Перечисляется, что Грозный жаловал казаков «деньгами и сукнами», а Ермака и атаманов «золотыми» и шубами со своего плеча. Однако Иван Васильевич хорошо понимал, что одних лишь наград недостаточно. Требовалось немедленно закрепить завоевание. Он послал приказ Строгановым и пермским воеводам сформировать конные отряды и сразу же, по зимнему пути, отправить подмогу казакам. Но после уточнений выяснилось, что зимний поход через горы и сибирскую тайгу невозможен, его отложили на весну.
А в марте не стало царя. На судьбе Ермака и многих его соратников смерть Грозного сказалась роковым образом. Подмогу собирали с проволочками. В отряд Болховского, Киреева и Глухова выделили всего 300 стрельцов, причем 200 из них командирам предписывалось навербовать самим. Это были не профессионалы, а новобранцы из крестьян и посадской голытьбы. Выступили поздно. И дорога для воинов, набранных с миру по нитке, оказалась слишком тяжелой. Все грузы, в том числе продовольствие, они бросили на перевалах. Прибыли к Ермаку в ноябре. А ему и самому не удалось запасти достаточно продуктов — погодные условия выдались плохие, а враги отогнали дружественные племена, снабжавшие казаков.
Зимой в лагере настал голод. Умер Болховский, умирали стрелецкие новобранцы, измученные дальним переходом, да и казаков поубавилось. Киреева Ермак отправил на Русь с пленным Маметкулом и просьбой о помощи. Но дождаться ее было проблематично. Неприятели не дремали, и мурза Карача нанес подлый удар. Объявил, что согласен принять подданство царю, а за это просил защиты. К нему отправился Кольцо с отрядом из 40 человек. Им устроили пир, а когда оголодавшие казаки захмелели, всех вырезали. Ермак не получая от них вестей, обеспокоился, послал на разведку отряд Якова Михайлова. Его тоже уничтожили, и Карача выступил на Ермака с большим войском. Узнав о его приближении, казаки перебрались из лагеря в укрепленный Кашлык, выдержали долгую осаду. Когда бдительность противника ослабла, лучшие бойцы под командованием Мещеряка пробрались через вражеские кордоны к ставке Карачи и нанесли удар, а Ермак пошел на вылазку из крепости. Осаждающие бежали.
Летом 1585 г. атаман, оставив в Кашлыке Глухова с уцелевшими стрельцами, совершил свой последний поход — к верховьям Иртыша. Но некоторые городки казаки взять уже не смогли. Не исключено, что у них кончались боеприпасы. А Кучум и Карача, объединившись, подняли все силы. Когда Ермак возвращался назад, его сумели заманить на Вагай — подослали агентов, рассказавших, будто там расположились бухарские купцы, которых Кучум не пропускает к русским. После бесполезного плавания по Вагаю казаки остановились в устье этой реки. А ночью 5 августа враги скрытно подобрались к лагерю и напали. Отбиваясь, соратники Ермака отступали к стругам. Часть отряда пала в этом бою, погиб и сам атаман.
Казаков осталось всего 90. Их возглавил Матвей Мещеряк. Посовещавшись со стрельцами Глухова, решили уходить на родину… Но после известий, доставленных в Москву Киреевым, в Сибирь уже двигалась рать Мансурова из 700 стрельцов и служилых казаков. Чуть-чуть разминувшись с Мещеряком, они осенью 1585 г. построили у устья Иртыша Обский городок. В следующем году прибыл отряд Сукина и Мясного, основавший Тюмень. В 1587 г. пришло 200 воинов Чулкова, заложив Тобольск. В составе этих отрядов вернулись в Сибирь соратники Ермака, с ними пришли и новые казаки с Дона, Волги. Так стало складываться Сибирское Казачье Войско.
Кстати, выше упоминалось, как на круге в 1582 г. казаки разделились, часть из них не захотела идти с Ермаком к Строгановым и осталась на Яике. Эти казаки под предводительством атаманов Богдана Барбоши, Нечая Шацкого, Якбулата Чембулатова, Якуни Павлова, Никиты Уса, Первуши Зеи и Ивана Дуды построили городок в урочище Коловратное, в 60 верстах от будущего Уральска. И ногайский князь Урус жаловался в Москву, что в городке живут 700–800 казаков, нападают на его владения, причем называют себя «людьми царскими». Так рождалось еще одно Казачье Войско — Яицкое, оно же Уральское.
59. ПОСЛЕДНЯЯ ГРОЗА
Последний заговор против Ивана Грозного был очень узким. Его организаторы учли опыт прошлых неудач. Среди слуг, вовлекаемых соучастников, их знакомых, найдется хоть один человек, верный государю — и все… На этот раз в окружении царя действовали всего двое, но это были люди, самые близкие к нему: Богдан Бельский и Борис Годунов. Они не пытались стать «серыми кардиналами» подобно Адашеву и Сильвестру. Не подыгрывали оппозиции, как Басмановы и Вяземский. Нет, они демонстрировали безусловную преданность Ивану Васильевичу, тем самым укрепляя его доверие к себе.
Общая картина развития событий позволяет предположить, что инициаторами этого заговора были не бояре, а зарубежная агентура. Ее в России хватало, 1 октября 1583 г. данному вопросу было даже посвящено специальное заседание Боярской Думы. На нем отмечалось, что «многие литовские люди» приезжают в Москву и живут «будто для торговли», а на самом деле являются шпионами [49]. Было принято решение не допускать в столицу приезжих из Польши, назначить им торговать в Смоленске. Но к этому моменту связи заговорщиков с Западом были уже установлены. Бельскому и Годунову играть в пользу аристократов было в общем-то незачем. Оба являлись выдвиженцами «снизу», обязанными своим положением только царю. Бельский происходил из мелких детей боярских, но государь сделал его думным дворянином, присвоил высокий придворный чин оружничего. Годунов был более знатным, из старого московского боярства, но возвысился благодаря протекции дяди, женитьбе на дочери Малюты и браку своей сестры с царевичем Федором. Стал боярином, имел чин кравчего.
Ключевой фигурой в «дуэте» являлся, без сомнения, Бельский. Он фактически возглавлял внешнеполитической ведомство, вел переговоры с иностранцами, в том числе конфиденциальные, был главным советником царя. Но при всем могуществе он не мог по «худородству» претендовать на боярство, на первые места в Думе, важнейшие военные и административные посты. По сути он, еще молодой человек, после стремительного взлета достиг своего «потолка» [138]. Больше ему ничего не светило, разве что быть «при» государе и удерживать обретенные позиции. А голова, видать, кружилась. Хотелось большего. И при польских порядках это было возможно — титулы, города, замки. Веселая и широкая жизнь вместо того, чтобы отстаивать с царем на долгих церковных службах, отдавать себя делам и изображать, будто ни о чем другом ты не мечтаешь.
Изменники начали действовать в 1579–80 гг. Был обвинен в связях с Баторием и казнен личный врач царя немец Елисей Бомелий. Но можно смело утверждать, что как раз он-то ни в каких заговорах не состоял и предателем не был. Впоследствии либеральные историки так густо очернили и охаяли Бомелия, что он, очевидно, был честным человеком. Доктора оклеветали, подбросили улики и уничтожили, чтобы заменить другим лицом. И при дворе появляется новый врач, некто Иоганн Эйлоф. Личность, мягко говоря, загадочная. Новейшие исследования о нем выявили весьма любопытные факты. В то время дипломированных медиков готовили лишь несколько европейских университетов — Лейден, Йена, Кембридж и Оксфорд. Но, по данным М.В. Унковской, среди выпускников этих заведений Эйлоф не значился.
По вероисповеданию он представлялся «анабаптистом», но являлся «скрытым католиком». И в разных местах, где появлялся доктор, зафиксировано его «сотрудничество с иезуитами» [81]. По национальности Эйлоф был вроде бы фламандцем. А в русском документе 1650 г., касающемся правнука доктора, указывалось, что «прадед его Иван Илфов выехал ис Шпанские земли», т.е. из Испании. Правда, Фландрия тоже принадлежала Испании, но в Нидерландах шла война. В прошлых главах уже отмечалось, что незадолго до описываемых событий, в 1576 г., испанцы взяли штурмом центр Фландрии, Антверпен, погромили и разграбили. А в 1579 г. Южные Нидерланды вернулись под власть Испании. Однако эти провинции стали полностью католическими, анабаптиста там ждал бы костер.
А Эйлоф прибыл в Россию отнюдь не нищим беженцем. Он сразу же развернул масштабный бизнес, имел собственный корабль, его сын и зять бойко торговали, возили на запад ценные грузы. В 1582 г. корабль Эйлофа был захвачен датскими пиратами, и пропало товаров на 25 тыс. рублей [81]. Это была фантастическая сумма (для сравнения, английская Московская компания, торговавшая по всей России, платила в казну налог 500 руб.) Но доктор после такой потери вовсе не был разорен! Он остался очень богатым человеком, а его сын — крупным купцом. Если применить к нынешним масштабам, то Эйлоф оказался бы мультимиллионером! И «мультимиллионер» зачем-то устраивается царским врачом… Какие капиталы стояли за ним, не выяснено до сих пор. Неизвестно и то, чьи рекомендации он имел. Но протекцию при дворе ему мог обеспечить лишь Бельский. Именно он отвечал за охрану царского здоровья. Сохранившиеся документы показывают, что лекарства для Грозного приготвлялись «по приказу оружничего Богдана Яковлевича Бельского» [138]. И принимал их царь только из рук Бельского.
