Александр Островский - 1993. Расстрел «Белого дома»
Каковы же были итоги выборов?
Установленный 5-процентный барьер перешла лишь половина партий и движений, причем лидером оказалась ЛДПР -23 процента, с большим отрывом от нее шел „Выбор России“ — 15 процентов, почти столько же набрала КПРФ — 12 процентов, „Женщины России“ получили — 8,5 процентов голосов, Аграрная партия — 8 процентов, „Яблоко“ — 7,4 процента, Партия единства и согласия — 6,1 процент. [Леонов И. Крестный путь России. С. 188.]
„Можно было, — пишет В. Л. Шейнис, — среди ночи „по техническим причинам“ погасить экраны мониторов, возвещавших о том, как демократы и прокремлевские силы терпят поражение в одном регионе за другим, сетовать на „неправильно проголосовавших“ избирателей или клясть в сердцах „одуревшую Россию“ и с чувством тревоги и омерзения смотреть, как гоголем ходит между столиков новоявленный победитель. Но праздник был безнадежно испорчен“. Президент так и не появился на нем, а гости стали расходиться. [Шейнис В.Л. Взлет и падение парламента. С 716–717]
Как заметил один из участников современников, „людей пригласили на именины, а виновник торжества умер“. [Там же.]
В этот же день одновременно с выборами в Государственную думу состоялся референдум по новой конституции, предусматривавшей переход России к президентской республике. По официальным данным, 45 процентов избирателей выразили отношение к этим выборам и к этому референдуму неявкой на избирательные участники. Такого до сих пор не бывало.
В официальном сообщении об итогах референдума по конституции говорилось: „…из 58 млн чел., принявших участие в голосовании, за Основной закон проголосовали 32 млн чел., или же 58 процентов избирателей“. [В Центризбиркоме// Российская газета. 1993 21 декабря.]
Однако почти сразу же с мест стали поступать сведения о повсеместном нарушении ельцинской командой им же самим установленных законов. По некоторым данным, участковые комиссии сфальсифицировали 3,5 млн. голосов, окружные — 5,7, всего — 9,2 млн. Если сделать поправку только на это, получится, что из 106,2 млн. зарегистрированных избирателей в референдуме участвовали 49 млн., то есть не 55 процентов, а 46. [Выжутович В. Центризбирком превращается в политическое ведомство. Таково мнение экспертов. С которым решительно не согласен председатель ЦИК Николай Рябов // Известия. 1994. 4 мая]
Показательно, что одним из тех, кто поставил официальные результаты референдума под сомнение, был тогдашний помощник Б. Н. Ельцина А. А. Собянин. По его данным, за конституцию проголосовало еще меньше избирателей — лишь 43 %,[Собянин А.А., Суховольский В.Г. Демократия, ограниченная фальсификациями: Выборы и референдумы в России в 1991–1993 гг. М., 1995. См. также СобянинА.//Сегодня 1994. 10 марта; Любарский К., Собянин А. Фальсификация -3 // Новое время. 1995. № 15.] На основании официального „Бюллетеня Центральной избирательной комиссии“ № 1 (12) за 1994 г. результаты референдума поставил под сомнение В. Б. Исаков. [Исаков В. Указ. соч. С 344–349.]
Иначе говоря, даже опираясь на танки, команда Б. Н. Ельцина не смогла обеспечить себе честную победу на выборах в Государственную думу, не смогла обеспечить на референдуме необходимой поддержки новой конституции.
Это значит, что нынешняя власть является нелигитимной.
Об этом почему-то не желают вспоминать и говорить „любители“ законности как у нас, так и за границей.
Сознавая действительный характер нашей „демократии“, известный писатель Василий Аксенов в оправдание ельцинского режима бросил лозунг: „Лучше жандармы, чем бандиты“.
Во-первых, Василий Павлович, лучше ни бандитов, ни жандармов.
А во-вторых, стоило ли прогонять одним „жандармов“, чтобы, выпустив на волю бандитов и доведя страну до отчаяния, призывать к власти других „жандармов“?
Неужели ради этого расстреливали Белый дом?
СЛЕДСТВИЕА пока закладывались основы подобной „демократии“, шло следствие по делу о „мятеже“ 3–4 октября 1993 г.
Первый шаг на этом пути был сделан еще тогда, когда Б. Н. Ельцин связался с членом Президентского совета Алексеем Ивановичем Казанником и предложил ему портфель генерального прокурора.
„Было 3 октября 1993 года, — рассказывает А. И. Казанник. — Я собирался на работу, когда раздался телефонный звонок. Взял трубку — и слышу: „С вами будет разговаривать Борис Николаевич Ельцин“. Президент сказал следующее: „Алексей Иванович, надо максимум законности, максимум справедливости, максимум вашего гуманизма. Короче говоря, вы теперь — генеральный прокурор““. [Петров А. „Меня восприняли как ельцинского палача“ // Московские новости. 2003 30 сентября (Интервью А.И.Казанника)]
В тот же день Генеральная прокуратура РФ по статье 79 УК РФ возбудило уголовное дело N 18/123669-93 — организация массовых беспорядков. [Прошкин Л. Штурм, которого не было. Неизвестные страницы уголовного дела N 18/123669-93 // Дуэль. 2004. 26 сентября] Одним из тех, кто уже утром 4 октября был привлечен к участию в этом следствии, стал следователь Генеральной прокуратуры по особо важным делам Леонид Георгиевич Прошкин. Ему было поручено дело о захвате мэрии. Дело о событиях в Останкино расследовал Владимир Иванович Казаков. Позднее оба дела объединили в одно производство. „Объединенную следственно-оперативную группу, — пишет Л. Г. Прошкин, — в состав которой входило до 200 следователей органов прокуратуры, МВД и МБ и несколько сотен оперативных работников милиции и контрразведки, возглавил начальник следственной части Генеральной прокуратуры РФ Феткулин В. X. Группа состояла из подгрупп, работавших по различным направлениям, и штаба, возглавляемого опытным прокурорским работником, хорошим организатором Аристовым С. А“. [Там же.]
„Президент, — вспоминает А. И. Казанник, — регулярно звонил мне, начиная с третьего дня работы, буквально рычал в трубку. „Мол, почему у вас разгуливает на свободе такой-то? Он выступал там-то! Критиковал президента!“ Один раз я вынужден был сказать, что, если у меня нет доказательств виновности этого человека, я скорее на лоб себе печать поставлю, чем на бланк санкции на арест. Президент бросил трубку“. [Петров А. „Меня восприняли как ельцинского палача“ // Московские новости. 2003. 30 сентября (интервью А. И. Казанника).]
В следствие вмешивался не только Б. Н. Ельцин. „Были еще обстоятельства, которые меня очень беспокоили, — отмечает А. И. Казанник. — Представители каких-то демократических организаций приносили мне огромнейшие списки с предложением немедленно арестовать этих людей. Я эти списки рвал в их присутствии и один раз сказал, что сижу в кабинете Вышинского, но никогда не допущу, чтобы дух Вышинского возродился“. „А как-то из Кремля, — вспоминает бывший генеральный прокурор, — принесли пакет с методическими указаниями по расследованию массовых беспорядков (подпись автора была оторвана). В них говорилось очень лаконично и четко: не создавать никаких следственных бригад, расследовать уголовное дело в течение 10 дней, всем предъявить обвинения по статьям 102 и 17 — соучастие в убийстве. Казаннику выступить обвинителем на этом процессе и потребовать для всех смертной казни. Этот документ тоже последовал в урну“. [Там же.]
По свидетельству Л. Прошкина, были и другие рекомендации, в частности: „Не выходить за пределы 3–4 октября“. [Корольков И. Павшие за чужую икру (интервью с бывшим старшим следователем по особо важным делам Генеральной прокуратуры РФ Л Прошкиным) // Московские новости. 2003. 30 сентября.]
Сообщая о том, что каждый вторник он делал доклад Б. Н. Ельцину, А. И. Казанник рассказывает, как однажды Борис Николаевич поинтересовался: „„Алексей Иванович, как вы будете квалифицировать действия участников событий?“ Я сказал: „Разумеется как массовые беспорядки“. И поразился, когда он спросил: „А что, сто вторая и семнадцатая разве не подойдут?“ Я понял, что его тщательно готовили к этому разговору, и сказал: „Борис Николаевич, не подойдут!“ Он спросил: „Почему?“ Я объяснил, что обвиняемые ни с балкона „Белого дома“, ни при штурме Останкина не говорили, что надо убить конкретных людей. Ельцин сказал: „Но жертвы же есть!“ Я объяснил, что на юридическом языке это называется эксцесс исполнителя: толпа или отдельные фигуранты толпы могут выйти за пределы умысла организаторов массовых беспорядков. Следовательно, только их действия надо квалифицировать по последствиям. Президент не согласился: „Это — очень странная позиция“. Но я возразил: „Никакой другой правовой позиции быть не может!““. [Петров А. „Меня восприняли как ельцинского палача“ // Московские новости № 2003. 30 сентября (интервью А. И. Казанника)]
Еще более странной, по мнению Б. Н. Ельцина, была оценка генеральным прокурором действий правительства.
„После неудачного штурма Останкина, — объяснял А. И. Казанник свою позицию экс-президенту, — Макашов и его боевики возвратились в „Белый дом“. С точки зрения права состав преступления считается оконченным с этого момента: они просто сидят в здании. Поэтому, прежде чем штурмовать „Белый дом“, надо было провести переговоры, потребовать, чтобы они вышли. Но никто — а мы допросили более 2000 военнослужащих и других лиц, — никто не показал, что эти переговоры велись. Обратное утверждал лишь Черномырдин. Я спросил у него, кто конкретно вел переговоры. Он сказал, что его помощник знает. Я спросил помощника. И услышал: „Впервые об этом слышу!““. [Там же.]
