Борис Рыбаков - Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. Происхождение Руси и становление ее государственности
Новгородцы надолго сохранили симпатии к «Володимерову племени», одним из проявлений чего было внимание к эпической памяти о войнах Мономаха и Мстислава.
Длительная связь Новгорода с княжеским домом Мономаха сказалась не только в том, что в Новгород проникли былины об Идолище Поганом, убитом во дворце Мономахова боярина Ратибора, о Тугарине Змеевиче, разбитом войсками Мономаха, о походе боярина Казарина, о юном богатыре Михайлушке, сыне паломника Даниила. К героическим былинам присоединился целый ряд близких им по форме новеллистических былин. Однако в их содержании нет героического элемента. Таковы былины о Ставре, об Иване Гостинном сыне, о Чуриле Пленковиче и Дюке Степановиче. В них много бытовых черт, юмора, неожиданных занятных ситуаций и нет той величественной торжественности, которая отличает героические былины.
Часть новеллистических былин родилась, возможно, в городской среде, близко знавшей нравы княжеского двора (пиры, состязания в стрельбе, игра в шахматы, конские ристания). Они отражали давнее соперничество между Киевом и Черниговом, где правили две разные княжеские династии: Мономашичи в Киеве, а Ольговичи в Чернигове. Черниговский князь Кирилл (Всеволод) Ольгович нападал на Киев, жег киевские посады, «люди секуще»; нередко этот князь входил в союз с половцами и с их помощью нападал на русские «селы и городы». Возможно, что именно он высмеян в былинах под именем Чурилы (новгородское искаженное имя Кирилла) Пленковича, живущего под Киевом на Почай-реке (двор Всеволода-Кирилла действительно был на Почайне) и содержавшего большую и буйную дружину. Его «молодцы»:
Да стали по Киеву уродствовати…Молодых молодиц во сором де довели,Красных девиц опозорили…
Былинный щеголь, хвастун и предводитель озорующих молодцов Чурила посрамлен выходцем из Волыни Дюком Степановичем, в чем можно видеть отражение реальных событий 1146 г., когда волынский князь Изяслав (внук Мономаха) победил братьев Всеволода. Изяслав Мстиславич был любимцем Новгорода, во время его приездов в город новгородцы кричали ему: «Ты — наш Владимир (Мономах), ты наш Мстислав!», а былинный Чурила-Всеволод с Новгородом люто враждовал и на целый год арестовал в Киеве в 1141 г. знатное посольство новгородцев во главе с самим епископом.
Новеллистические былины в более позднее время нередко испытывали воздействие различных «скомороший».
Русские события середины и конца XII в. слабо отражены в былинном эпосе. Вторая треть этого столетия была наполнена длительными кровопролитными усобицами, о которых народ не слагал былин. Косвенным и сильно смягченным народным юмором, отголоском южных усобиц следует считать упомянутые былины о Чуриле и о Дюке.
Единой Руси уже не было; существовала сложная и не очень устойчивая система полутора десятков самостоятельных княжеств. В дошедшем до нас былинном фонде есть две изолированные былины, не примыкающие ни к одному из известных нам циклов. Это былины о Сауре и его сыне Константине и о Сухане Одихмантьевиче. В них снова мы видим половецкую степь, конных богатырей, обороняющих Русь, но имена этих богатырей тюркские, что не должно нас удивлять, т. к. во второй половине XII в. заслоном Руси от половцев служили поселенные на южнорусских землях между Стугной и Росью торки, или Черные клобуки, служившие киевским князьям и игравшие в 60–70-е годы XII в. значительную политическую роль в Киевском княжестве. Черные клобуки смешивались с русскими дружинами, торческие ханы предводительствовали целыми корпусами конницы на русской службе; в русский язык проникали торческие слова («чага» — рабыня, «кащей» — слуга, «билинч» — весть, «сайгат» — дары и др.). По ряду хронологических и географических примет эти былины можно датировать так: былину о Сауре — 1168–1184 гг., а о Сухане — 1184–1192 гг.
Здесь, как и в «Слове о полку Игореве», упоминаются и «Половецкая земля», и «Днепр Славутич», и огромные самострелы-катапульты хана Кончака. В этих былинах отражены те же события, что и в «Слове»: победа над Кобяком в 1184 г. и над Кончаком весной 1185 г. Героем былины о Сухане («князе реки») мог быть торческий хан Кунтувдей, служивший долго русским князьям, а под конец жизни тяжко обиженный Святославом Киевским. Исходя из новгородского происхождения наших сведений о былинах 1168–1192 гг., мы можем связать их только с одним единственным новгородским князем южнорусского происхождения — Ярославом Владимировичем, адресатом знаменитого Даниила Заточника.
Родовое владение Ярослава и его братьев — город Треполь на устье Стугны в районе размещения Черных клобуков. Его отец был связан с торческой знатью и надеялся с ее помощью вернуть себе киевский стол. Ярослав княжил в Новгороде с 1182 по 1199 гг. (с перерывами), т. е. тогда, когда на юге складывались эти былины.
Быстрая смена князей на новгородском столе в 30–70-е годы XII в. и отсутствие у большинства из них южных связей (сменялись князья смоленского, волынского и ростовского происхождения) лишили нас возможности проследить действительную историю киевского эпоса в после — мономахову эпоху. Былины о Сауре и Сухане следует считать в известной мере случайными; по ним нам трудно судить о фактической истории южнорусского былинного эпоса в эпоху новых грандиозных битв с половцами, так мастерски отображенных в «Слове о полку Игореве».
Когда приостановился приток новых песен с русского эпического юга в Новгород, здесь появились свои, чисто новгородские былины. Герой такой былины не крестьянский сын, севший на коня и ставший воином, а бедный гусляр Садко, усладивший игрой на гуслях самого подводного царя и ставший богатым гостем, купцом заморским, плавающим на 30 кораблях. Возможно, есть какая-то связь с летописным упоминанием Содко Сытинича, построившего в Новгороде церковь Бориса и Глеба в 1167 г., но основания для такой именно датировки ненадежны. Былина о Садко широко раскрывает перед нами жизнь богатого и шумного торгового Новгорода, его «посадских мужиков» и купцов-гостей. Одновременно былина несколько героизирует далекие заморские экспедиции новгородских купцов. Мифологический элемент присутствует здесь в образе морского царя, его свиты и дочерей.
Отрывочно, вне всяких циклов, существуют былины о князе Романе с фрагментарным и полузабытым содержанием. Как показало подробное исследование И. Жданова, под этим былинным князем, потерявшим свою жену, следует подразумевать Романа Мстиславича Волынского (ум. 1205){348}. Роман Мстиславич княжил в Новгороде в один из ответственнейших моментов жизни великого города, когда зимою 1169–1170 гг. многочисленные суздальские войска Андрея Боголюбского осадили город. Князю Роману удалось отбить суздальцев и снять осаду. В XV в. в новгородском искусстве появился целый ряд икон «битва новгородцев с суздальцами» (чудесное избавление приписывалось иконе «Знаменье»), где изображался во главе новгородцев князь Роман. Былины совершенно не связаны с этим героическим сюжетом, но память о Романе и интерес к биографическим произведениям о нем, возможно, навеяны его ролью победоносного полководца новгородских войск в 1170 г.
Последним хронологическим слоем в былинном эпосе являются былины о татарском нашествии. Здесь есть и Батыга — Батый, и Калин-царь (хан Кидан), и Мамай, но все сюжеты битв с татарами сильно перепутаны как между собой, так и с былинами о наиболее массовом нашествии половцев в 1068 г. при Шарукане.
Внимательное рассмотрение былин о Батыге и Калине-царе убеждает в том, что здесь отражено не нашествие татар вообще (оно было слишком широко географически и многоэпизодно) и не осада Киева Батыем в 1240 г., завершившаяся небывалым разгромом древней столицы, а приближение татарских войск Менгу-Каана и Кидана к Киеву со стороны Левобережья в 1239 г.
Поднимался он чужь (Калин-царь) да на святую Русь,На святую Русь, на красен Киев-град.Не дошел до Киева пятнадцать верст,Разоставил он шатры белополотняны…
По летописи Менгу-Каан остановился против Киева на левом берегу, «видив град, удивися красоте его и величеству его» и потребовал капитуляции города. Киевляне отказались сдаться, и татары ушли от города. Вот этот-то момент и отражен былиной, согласно которой «собака Калин-царь» пишет в Киев «ярлыки-скорописчаты», а появившиеся русские богатыри отгоняют татар в степи. Имя Батыя прикреплялось иногда к этой былине условно как имя предводителя всех монголо-татарских войск.
Монголо-татарское нашествие 1237–1241 гг. резко делит историю Руси на два периода; в послемонгольское время русская городская культура оказалась разрушенной, развитие русских земель замедлилось из-за установления татарского ига, но особенно пострадали южнорусские земли (Киев, Чернигов, Переяславль, Курск), расположенные по соседству со степью: города были разрушены, крепости срыты, население уведено на Волгу в ставку хана близ современного Саратова и в другие места. Южнорусская черноземная лесостепь, три-четыре сотни лет успешно оборонявшаяся от хазар, печенегов и половцев, область героических дел и героических песен, надолго запустела. Источник, питавший Новгород былинами, иссяк навсегда. Былинный жанр на новгородском Севере стал жить новой жизнью. Из собственных новгородских дел, достойных былинного воспевания, народ отобрал знаменитые походы новгородских ушкуйников. По историческим документам наиболее известны ушкуйные походы 1360–1370 гг., когда новгородские удальцы с боями проходили по всей Волге (южная половина которой от Казани была татарской) и доходили до самого Сарая, столицы Золотой Орды. Эти походы и отразились в былинах о Ваське Буслаеве, озорном предводителе новгородской вольницы, не верившем «ни в сон, ни в чох» и пренебрегавшем как реальной опасностью, так и суеверными предсказаниями. Василий со своими друзьями затевает драки на улицах Новгорода, ссорится с богатыми людьми:
