Энтони Бивор - Вторая мировая война
22 января штаб Шестой армии получил приказ Гитлера: «Капитуляция исключается. Сражаться до конца. Если возможно, сократите линию обороны и удерживайте ее силами оставшихся боеспособных подразделений. Храбрость и стойкость немецких солдат внутри «Крепости Сталинград» даже дала немецкому командованию возможность сформировать новую линию обороны и перейти к контратакам. Таким образом, Шестая армия внесла свой исторический вклад в величайшую главу немецкой истории». В Сталинграде, где солдаты в подвалах ползали на четвереньках, «как дикие животные», условия были, пожалуй, еще хуже, чем в степи. Из оставшихся в живых 40 тыс. составляли раненые и больные. При перевязке у них часто вместе с бинтами отваливались ногти с пальцев обмороженных рук и ног. Ни у кого уже не осталось сил выносить умерших. Полчища вшей оставляли покойников, бросаясь на поиски живой плоти.
26 января остатки Шестой армии были разрезаны надвое, когда части 21-й армии соединились с подразделениями 13-й гвардейской дивизии Родимцева севернее Мамаева кургана. Паулюс, также страдающий от дизентерии, слег в состоянии нервного истощения в подвале универмага на сталинградской Красной площади. Командование перешло теперь к Шмидту. Некоторые из генералов и старших офицеров застрелились, чтоб избежать позора капитуляции. Другие предпочитали «солдатское самоубийство», выпрямляясь в траншее в полный рост и дожидаясь вражеской пули.
Гитлер произвел Паулюса в генерал-фельдмаршалы. Паулюс понимал: это прямое указание покончить с собой. Но теперь, когда все его восхищение Гитлером испарилось, он не имел намерения доставить фюреру подобное удовольствие. 31 января солдаты Красной Армии вошли в здание универмага. «Паулюс был совершенно потерянный, – писал советский переводчик-еврей лейтенант Захар Райзман. – Губы его дрожали. Он сказал генералу Шмидту, что слишком много суеты вокруг и что в помещении слишком много людей». Райзман сопровождал немецких офицеров и солдат в количестве 151 человека в штаб дивизии. По дороге ему пришлось сдерживать солдат Красной Армии от попыток унизить пленных. «Такова ирония судьбы, – заметил немецкий полковник, намеренно громко, чтобы быть услышанным. – Еврей заботится о том, чтобы мы не пострадали». Паулюса и Шмидта доставили в штаб 64-й армии генерала Шумилова, где акт капитуляции снимали на кинопленку. Нервный тик Паулюса был по-прежнему очень заметен.
Известие о капитуляции Гитлер слушал в гробовом молчании. Фюрер неподвижно уставился в свой овощной суп. Но на следующий день он выплеснул свой гнев по поводу того, что Паулюс не застрелился. 2 февраля генерал Штрекер, командовавший остатками XI корпуса в развалинах северного Сталинграда, также сдался. Командование Красной Армии подсчитало, что у него в руках 91 тыс. пленных – гораздо больше, чем ожидалось. В основном из-за того, что к такой их численности не были готовы, в течение некоторого времени пленные не получали ни пищи, ни медицинской помощи. До весны почти половина из них умерли.
Советские потери за всю Сталинградскую битву составили 1,1 млн человек, из которых почти полмиллиона погибли. Немецкая армия и ее союзники тоже потеряли более полумиллиона человек убитыми и пленными. В Москве с кремлевских колоколен раздавался победный перезвон. Сталина изображали великим архитектором исторической победы. Репутация Советского Союза взлетела чрезвычайно высоко, и по всему миру в коммунистические движения Сопротивления пришло множество новых бойцов.
В Германии радиостанциям было приказано транслировать траурную музыку. Упорно отказываясь признать, что Шестая армия была окружена еще с ноября, Геббельс пытался теперь делать вид, что ее гибель стала результатом эпического противостояния: «Они умерли для того, чтобы Германия могла жить». Но попытка создать героический миф очень скоро привела к обратному результату. В Германии быстро распространились слухи, питаемые в основном теми, кто тайком слушал Би-Би-Си: Москва объявила о взятии в плен 91 тыс. немецких солдат и офицеров. Шок от поражения потряс всю Германии. Только нацистские фанатики по-прежнему считали, что войну еще можно выиграть.
Верховное главное командование вермахта было обеспокоено «большим волнением, возникшим в немецком обществе» после капитуляции Шестой армии под Сталинградом, и обратилось со строгим предупреждением к офицерам, рекомендуя не усугублять положение критикой военного или политического руководства путем «так называемого описания фактов», касающихся боев. Попытки прививать в вооруженных силах «национал-социалистское мировоззрение» были усилены, однако нацистские власти получали сообщения о том, что пожилые офицеры, служившие в армии еще со времен рейхсвера, в эпоху «аполитичности», не проявляют особого интереса к внушению своим солдатам идеологически правильных взглядов. Более «сознательные» офицеры и эсэсовцы жаловались, что в Красной Армии политучеба поставлена куда как эффективнее.
18 февраля на митинге, проходившем в берлинском Дворце спорта, Геббельс провозгласил новый лозунг: «Тотальная война – короткая война». Публика была наэлектризована до предела. С трибуны он кричал: «Вы хотите тотальной войны?» Аудитория срывалась на ноги и утвердительно ревела. Даже антинацистский журналист, описывая событие, признался потом, что он тоже вскочил на ноги, подхваченный общим воодушевлением и едва сумел удержаться от того, чтобы не заблеять со всеми: «Да!» Потом он говорил друзьям, что если бы Геббельс завопил: «Вы хотите идти на верную смерть?», – толпа точно так же согласно ревела бы. Нацистский режим вовлек в свои преступления и в свое безумие все население страны в качестве пособников, вольных или невольных.
Глава 27
Касабланка, Харьков и Тунис
Декабрь 1942–май 1943 гг.
В течение декабря 1942 г., в то время как Первая армия Андерсона сражалась на исхлестанных дождями холмах Туниса, Восьмая армия Монтгомери не смогла решительно преследовать отступающую танковую армию Роммеля. Монтгомери очень боялся навредить своей репутации гаранта победы и не хотел получить по носу в неожиданной контратаке, которыми так славилась немецкая армия. Многие части также склонялись к тому, чтобы «другие бедолаги гнались за немцами», как выразился командир полка Шервудских рейнджеров. Они посчитали, что уже внесли свою лепту в победу, и предпочли сосредоточиться на трофеях – таких, как пистолеты «люгер», спиртное, сигареты и шоколад, взятых из брошенных немецких грузовиков.
Монтгомери, возможно, был прав, признавая, что английская армия еще не готова тягаться с немцами в маневренной войне, но чересчур осторожное ведение им боевых действий было, пожалуй, следствием его предубеждения против кавалерии. Только танковые полки, 11-й гусарский и Королевский драгунский, ушли достаточно далеко вперед и могли постоянно беспокоить отступающих немцев. И хотя силы Роммеля к тому моменту сократились до 50 тыс. человек и менее одного танкового батальона, нежелание Монтгомери рисковать заставило его в какой-то момент задуматься о том, чтобы оставить Триполи, как и Тунис, Первой армии Андерсона. Эту самоуспокоенность разделяли все, сверху донизу. «Нам всем враг казался столь дезорганизованным, что представлялась невозможной какая-либо его перегруппировка, способная причинить нам неприятности, – писал поэт Кейт Дуглас, лейтенант Шервудских рейнджеров. – Когда мы услышали о высадке десантов в Северной Африке, почти все считали, что еще несколько недель на окончательную зачистку врага – и африканская кампания закончится». Дислоцированные в Египте части ВВС также подвергались критике за неспособность нанести немцам урон во время отхода танковых частей Роммеля через проход Халфайя в Ливию. Но действия авиации осложнялись потерей времени для доставки топлива и боеприпасов на аэродромы передового базирования. Вице-маршал авиации Конингем обратился к американцам за помощью, и соединение Бреретона, к этому моменту времени уже переименованное в Девятую воздушную армию, начало поставку топлива на фронт по воздуху. Роммель был уверен в том, что война в Северной Африке проиграна. Он организовал линию обороны в Марса-эль-Брега строго на восток от Эль-Агейлы в заливе Сирт, где в феврале 1942 г. начал кампанию в пустыне.
Четырнадцатого января 1943 г. Рузвельт, утомленный пятидневным путешествием, прибыл в Касабланку. В тот вечер он и Черчилль встретились в Анфе, а на следующий день начальники штабов обеих стран заслушали отчет Эйзенхауэра о кампании в Северной Африке. Командующий объединенными силами явно нервничал. У него был грипп, который вовсе не облегчало жадное курение сигарет Camel, и он страдал от высокого давления. Импровизированное наступление в Тунисе закончилось провалом. Эйзенхауэр винил дождь, грязь, сложность сотрудничества с французами, а не неумение Андерсона правильно распределить свои довольно слабые войска. Он также признал хаос в системе снабжения, где пытался навести порядок его начальник штаба Беделл Смит.
