Олег Соколов - Битва двух империй. 1805–1812
Теперь же войск было столь много, что они обчищали все на своем пути, словно стаи саранчи. Вдобавок немецкие союзники нередко позволяли себе бесчинства, и Наполеон сделал строгие выговоры маршалу Нею, в корпусе которого отличались своей недисциплинированностью на походе вюртембергские контингенты, и королю Жерому. Император писал последнему: «Очень жалуются на дисциплину ваших войск, говорят, что у вас каждый делает, что ему в голову взбредет»70. Однако подобных мягких замечаний явно не хватало. Вюртембергский капитан фон Зуков вспоминает, что при приближении его дивизии «крестьяне прятались в лесах со своим скотом и самым ценным, что у них было, когда мы вступали в деревню, мы обычно находили дома пустыми»71.
Офицер Вислинского легиона Брандт вспоминает, что командир отряда, встретившийся ему в Торне, рассказал ему о беспорядках, творящихся в округе: «Каждый, говорил он, делает, что хочет, берет, где может… Французы, итальянцы, вюртембержцы, баденцы, баварцы и даже поляки разоряют весь край. Если так будет продолжаться долго, мы съедим друг друга, как голодные крысы. Наверно, император слеп, если он терпит подобные безобразия»72.
Нет, император не был слеп, конечно. Но он полагал, очевидно, что главное — довести эту массу войск до столкновения с неприятелем, а там короткая битва, и все кончится. Мародеров иногда расстреливали, но в большинстве случаев на них просто закрывали глаза. Солдат Якоб Вальтер из вюртембергского контингента вспоминает, как он и его товарищи разграбили маленький польский городок Кальвария: «Этот городок был польским, то есть дружественным нам. Жители обратились с жалобой к королевскому принцу. Он отдал приказ расстрелять первого из солдат, которого увидят вне лагеря… Решимость принца действительно впечатляла. Он бегал перед фронтом войск и направлял свой пистолет то на одного, то на другого солдата. Мы боялись, что он выстрелит и ещё убьет кого-нибудь. Однако нехватка продовольствия успокоила его гнев и удержала его руку»73.
Не всегда, впрочем, все ограничивалось для солдат тем, что их начальник угрожал пистолетом. Во французских частях, особенно в корпусе Даву, беспощадно работали военно-полевые суды, и расстрелы здесь были не редкость.
Тем не менее за несколько дней до подхода к Неману грабеж стал, если так можно выразиться, официальным. Полковник Сен-Шаман вспоминал: «Мы получили приказ забрать все, что мы найдем из зерна, спиртных напитков и скота во время нашего размещения на квартирах… Выполнение этого приказа было крайне неприятно для всех наших офицеров, потому что после того, как мы хорошо провели время у местного помещика или богатого фермера, где нас часто принимали лучше, чем во Франции, мы вынуждены были, уходя, в качестве благодарности, забрать упряжки, зерно и скот… Я думаю, что все офицеры, так же как и я, старались максимально смягчить судьбу тех, у кого мы реквизировали запасы, но даже при этом ущерб, который мы наносили, был огромным»74.
Таким образом, война еще не началась, а ее бедствия уже очень остро почувствовали жители Восточной Пруссии и многих регионов герцогства Варшавского.
Пока солдаты и офицеры набивали свои повозки зерном и мукой, последние приготовления к войне заканчивались. Вечером 12 июня император прибыл в Кенигсберг, где четверо суток будет находиться его ставка; откуда были направлены указания о подготовке к форсированию Немана. Действительно, если Наполеон до сего времени считал русское наступление очень вероятным, то теперь он был почти уверен, что первый шаг вперёд сделают его войска и война начнется на территории Российской империи.
15 июня в Кенигсберге Наполеон отдал первые конкретные распоряжения о переходе через Неман. В письме Евгению Богарне император указал: «Моим желанием является перейти (Неман) между Ковно и Олитой. Я могу навести через реку 4 или 5 мостов одновременно и переправить 1, 2 и 3-й корпуса, а также Гвардию, возможно также 4-й и 6-й корпуса. Вся эта масса быстро двинется на Вильно. Если всё произойдет таким образом, вестфальский король двинется быстрыми маршами из Новогрода на Белосток, чтобы следовать за Багратионом. Я думаю, что первые выстрелы будут сделаны либо 22, либо 23 июня неподалеку от Ковно»75.
Как видно из этого распоряжения, окончательный оперативный план появился у Наполеона только буквально в последние дни перед началом кампании. Основной принцип плана остался прежним — разгромить русские войска в одном-двух сражениях на границе и тем самым решить участь войны в самые короткие сроки. Однако конкретный способ исполнения этого общего плана вырисовался только к середине июня. Как видно из письма императора, ни о каком разрезании русских армий не идет речи. Задача очень простая: выдвигая левое ударное крыло вперед, обрушиться на главные силы 1-й Западной армии, в то время как действия армии Багратиона должны были быть скованы продвижением вперед группировки Жерома Бонапарта.
Как следует из приведенного документа, даже 15 июня император еще не очень четко представлял себе, что будет делать центральная группировка под командованием принца Евгения (4-й и 6-й армейские корпуса и 3-й кавалерийский корпус). Ее предназначение должно было определиться в зависимости от дополнительных сведений о неприятеле. Нужно сказать, что на тот момент информация о русской армии, которой располагал Наполеон, не была, конечно, столь точной, как те данные, которые в свое время присылал Чернышёв своему правительству, но в общем и целом она соответствовала реальности. Сведения о противнике были получены как от агентов на территории России, так и от дезертиров, прибывавших в расположение Великой Армии.
Начальник отдела, который сосредотачивал разведывательную информацию, генерал Сокольницкий докладывал из Торна, что только 8 июня сюда прибыли 4 казака, 1 рядовой псковского драгунского полка, 1 рядовой сумского гусарского полка, 4 рядовых из гродненского гарнизонного батальона.76 Анализируя разнообразные показания, личный секретарь Лелорнь д’Идевиль подал 10 июня записку, где он указывал, что численность русской армии может доходить до 297 тыс. человек, но реально под ружьем состоит 228 тысяч.77 Речь, разумеется, шла об общем количестве бойцов в трех русских армиях, стоявших непосредственно на границе (без учета резервов). Можно отметить, что эти цифры почти один в один совпадают с численностью строевых чинов, указанной в предыдущей главе (227 тыс.).
Таким образом, Наполеон был неплохо информирован об общем состоянии русских войск, хотя, конечно, не знал всех деталей.
Нужно сказать, что русское командование также было хорошо осведомлено обо всех перемещениях и о численности наполеоновских войск. Так, 5(17) июня генерал Тормасов докладывал Барклаю де Толли результаты сбора информации своими агентами: «Сила французской армии со всеми союзниками полагается в 400 тыс. человек. Польские войска составляют 5-й корпус, ими командует к. Понятовский, коего главная квартира в Остроленке, к сему же корпусу соединятся идущие из Гишпании польские войска. На правой стороне Вислы ожидают прибытие баварских и саксонских войск, итальянский 40-тысячный корпус идет к Позену (Познань); при нем находится большое количество понтонов. Вице-король Италии в Варшаву уже прибыл»78. Как видно из последнего документа, в русском штабе также очень точно оценивали силы противника. Действительно, как уже указывалось, в первом эшелоне войск Великой Армии было около 410 тыс. человек (если не считать австрийцев). Именно этих солдат и офицеров и учли русские агенты.
В своих мемуарах генерал Вольцоген (в то время полковник в свите Александра) также сообщает: «Я организовал хорошую службу шпионажа и часто получал информацию о марше французской армии через герцогство Варшавское… Я очень быстро узнал, что Великая Армия Наполеона двигается в Восточную Пруссию. Я узнал также, что все его внимание направлено на Вильно и на 1-ю армию»79.
Однако обе стороны были хорошо информированы не только с точки зрения чисто военной, но и общеполитической. 16 июня из Кенигсберга по распоряжению Наполеона министр иностранных дел Маре послал две депеши. Одна из них была направлена французскому послу графу Лористону, другая — русскому послу во Франции графу Куракину. В письме Лористону указывалось, что, так как «правительство решилось на войну, вы не можете оставаться более в Петербурге. Его Величество приказывает вам запросить ваши паспорта и пересечь границу»80. Что же касается письма Куракину, в нем излагались претензии Наполеона к Александру. Письмо завершалось следующей фразой: «Его Величество, не сомневаясь более в намерениях вашего двора, приказал мне выслать вам паспорта, а вашу настойчивую просьбу об их получении он рассматривает как объявление войны»81.
