Александр Помогайбо - Псевдоисторик Суворов и загадки Второй мировой войны
Солдатам был зачитан приказ Гитлера.
«Наступил час, мои солдаты, — обращался фюрер к вермахту, — когда… судьба Европы, будущее Германии и нашего народа находятся полностью в наших руках/»
— Что с мостами? — поинтересовался Гудериан и был удивлен, узнав, что русские сами разминировали мосты, расчистив проходы и засеки на многих участках для прохода танков.
Небо на востоке начало сереть.
Начинался день 22 июня 1941 года, выпавший на воскресенье.
Гудериан еще раз посмотрел на часы. Было 3 часа 15 минут ночи.
И приказал начать артиллерийскую подготовку».
Итак, Бунич утверждает, что «русские сами разминировали мосты, расчистив проходы и засеки на многих участках для прохода танков» Германии. Мы уже знаем, что танки Сталиным были отведены от границы. В этом свете факт расчистки проходов для прохода немецких танков столь удивителен, даже фантастичен, что следует обратиться к первоисточнику — книге самого Гудериана. Вот что немецкий генерал пишет в «Воспоминаниях солдата»:
«В роковой день 22 июня 1941 г. в 2 час. 10 мин. утра я поехал на командный пункт группы и поднялся на наблюдательную вышку южнее Богукалы (15 км северо-западнее Бреста)».
Это сходится с тем, что пишет Бунич. Читаем следующее предложение.
«Я прибыл туда в 3 час. 10 мин., когда было темно».
И это сходится.
«В 3 час. 15 мин. началась наша артиллерийская подготовка».
И здесь все в порядке. Три предложения — и каждое соответствует по содержанию тому, что написал литератор Бунич. Однако у литератора Бунича не три предложения, а больше. Среди них фраза:
" — Что с мостами? — поинтересовался Гудериан и был удивлен, узнав, что русские сами разминировали мосты, расчистив проходы и засеки на многих участках для прохода танков».
Эта фраза значительно дополняет наши сведения о том, что произошло в роковую ночь на 22 июня.
Следуя манере Бунича, мы вслед за ним разовьем ситуацию с Гудерианом.
«— Что с мостами? — поинтересовался Гудериан.
Из темноты возник бородатый литератор в потертой советской зеленой гимнастерке.
— Разминированы, — угодливо доложил он. — Расчищены засеки и проходы для продвижения ваших танков.
Гудериан секунду смотрел на толстое лицо, всем своим видом выказывающее готовность услужить. На лице генерала мелькнула брезгливость.
— Расстрелять, — бросил он.
— Но, господин генерал… — удивленно возразил прикомандированный офицер итальянской разведки. — Это наш лучший агент!
— Это дезинформатор. Я знаю, что засеки и проходы не расчищены.
Не оборачиваясь, генерал направился к границе.
Сзади прозвучала приглушенная автоматная очередь…»
Расстреляли бородатого литератора под Брестом за дело.
Г. Гот пишет:
«57-й танковый корпус натолкнулся в этой лесистой и богатой озерами местности на многочисленные обороняемые препятствия и заграждения, которые сначала сильно задерживали продвижение 12-й танковой дивизии» (С. 58).
Этот проклятый «ундерменш» хотел воспользоваться арийскими прямотой и доверчивостью и обрек немецкую танковую дивизию на муку с преодолением заграждений.
Но до своей гибели «ундерменшу» удалось-таки обмануть врага. В том числе и с мостами. Г. Гот пишет: «6й армейский корпус встретил сильное сопротивление противника и вышел к Неману только 23 июня. Мост в Приенае был разрушен» (там же. С. 59). У мостов были группы подрывников; где врасплох саперов захватить не удалось, они сделали свою работу.
А. И. Чугунов в книге «Граница сражается» пишет о событиях 22 июня:
«В 10 часов самолеты противника повторили налет на город. По окончании его майор Шаламягин приказал специально подготовленной группе пограничников взорвать все мосты через реку Щещуна и отойти на заранее подготовленную в 3 км от города оборонительную позицию» (С. 18). «Застава прикрывала шоссе из Сувалок на Августов, здесь же находился мост через реку Близна, взорванный пограничниками во время артиллерийского обстрела; наведению переправы мешал их меткий огонь» (С. 33).
Итак Бунич направил немцев к мостам, где дежурили наши подрывники. Он погиб, но мы должны чтить память героя.
Но мне уже стало как-то скучно без выдумок Бунича. У меня уже появилась наркотическая зависимость от его лжи.
Истребим эту зависимость постепенно.
«Где-то к полудню в Кремле Сталин, Тимошенко и Жуков, наконец, поняли, что вторжение в Англию, судя по всему, откладывается, поскольку Гитлер на данном этапе предпочел вторгнуться в СССР.
И тогда настал великий час!
Было принято решение начать операцию «Гроза»!
«Гроза, Гроза, Гроза!» — начали надрываться на всех линиях прямой связи и радиочастотах телетайпы и передатчики Наркомата обороны и генерального Штаба.
«Гроза, Гроза, Гроза!»
Она зашумела и загремела на еще уцелевших линиях связи между фронтовыми, корпусными и дивизионными штабами.
Из сотен сейфов, с некоторой долей ритуальной торжественности, извлекались толстые красные пакеты с надписью «Вскрыть по получении сигнала «Гроза».
Из вскрытых сейфов вынимались пачки оперативных приказов с названиями прусских, польских и румынских городов и населенных пунктов, взять которые приказывалось в первые 72 часа после начала операции. На приданных секретных картах жирные красные стрелы хищно нацеливались на Варшаву и Копенгаген, на Берлин и Кенигсберг, на Бухарест, Будапешт и Вену».
Несусветная ложь.
Мы уже знаем, что пакеты с «Грозой» начали вскрывать в приграничных округах не «где-то к полудню», как у Бунича, а ночью 22 июня 1941 года. В третьем часу отдал приказ вскрывать пакеты штаб Западного округа. Как известно, в 3 часа ночи никто на Германию не напал, как и на Польшу, Румынию и Венгрию.
После посещения Молотова Шуленбургом и официального объявления войны в 7. 15 утра была отдана директива № 2, в которой говорилось:
«Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в тех районах, где они нарушили советскую границу. Вплоть до особого распоряжения наземным войскам границу не переходить».
Директива же № 1 была отдана ранним утром в 00. 30 и предусматривала «быть в боевой готовности».
Директива № 3 была разослана вечером, на Юго-Западном фронте ее получили в 23 часа (согласно И. Х. Баграмяну) или около 24 часов (согласно Г. К. Жукову, вылетевшему на Юго-Западный фронт).
В полдень Сталин не посылал никакой директивы и никакого сигнала «Гроза». Это выдумка Бунича — полная чушь.
А вот директива № 3 предусматривала переход в контрнаступление. Баграмян рассказывает, по какой причине была принята эта директива: «Просматривая сейчас наши первые разведывательную и оперативные сводки, я с горечью убеждаюсь: в них далеко не отражалась вся та огромная опасность, которая угрожала войскам северного фланга нашего фронта. Какие, к примеру, сведения о противнике, наступавшем на нашу 5-ю армию, смогли сообщить наши фронтовые разведчики? Они отмечали, что в районе Любомля наступает одна пехотная дивизия, в направлении Владимир-Волынского — одна пехотная и одна танковая, а южнее, до самой границы с 6-й армией, — еще две пехотные дивизии.
Получалось, что во всей полосе армии наступает всего лишь пять дивизий противника. Учитывая, что неподалеку от границы у нас стояли четыре стрелковые дивизии, положение, естественно, казалось не таким уж угрожающим. Из этого и исходила полученная нами директива. Ведь ни наркому, ни начальнику Генерального штаба не было еще известно, что от Сокаля хлынул на Радзехув по свободной от наших войск местности немецкий моторизованный корпус и что такой же корпус стремится прорваться от Устилуга на Луцк. Когда мы более реально оценили угрозу для первого фланга для всего фронта, наши сводки, не отражавшие всей тяжести угрозы, уже были в Москве. Вероятно, такие же погрешности в оценке сил противника, вторгшегося в пределы страны, были допущены и другими фронтами.
Исходя из них, верховное командование теперь ставило задачи на 23 и 24 июня. Войскам нашего фронта предписывалось: «Прочно удерживая государственную границу с Венгрией, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5-й и 6-й армий, не менее пяти механизированных корпусов и всей авиации фронта окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, к исходу 24. 6 овладеть районом Люблин…» (Баграмян И. Х. Мои воспоминания. С. 230–231).
«Окружить и уничтожить» группировку противника не удалось. Поняв это, Ставка в ночь с 26 на 27 июня пришла к решению о переходе к стратегической обороне.
