Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей
Когда в марте 1917 года началась революция, Сталин был в Сибири. Но он и другие ссыльные большевики быстро направились в Петроград. В 1917 году Сталин прославился, став членом внутреннего круга лидеров большевиков. Во время Гражданской войны он находился на юге на западном берегу Волги в Царицыне, который позднее был переименован в Сталинград. Именно там происходила большая часть первых стычек с Троцким, когда Ленин, теряя терпение, был вынужден успокаивать горячие головы. Сталин был заурядным оратором, теоретиком и памфлетистом. Троцкий называл его язык «убаюкивающим». Но Сталин был умным и умелым организатором — этот талант разглядел и ценил в нем Ленин. И тем не менее, несмотря ни на что, он находил время на нападки на Троцкого. Ленин или старался их не замечать, или менял тему. Летом 1920 года во время войны с Польшей враждебное отношение Сталина к Троцкому и его непокорность привели к тому, что был открыт южный фланг Красной армии. Этим воспользовался польский генерал и заклятый враг СССР Юзеф Пилсудский, чтобы предотвратить падение Варшавы. Вот пример последствий враждебного отношения Сталина к Троцкому. Сталин был вспыльчив, капризен, мстителен и нетерпим к инакомыслию, кроме того, он никогда не забывал и не прощал политического несогласия. Достаточно было проголосовать за Троцкого на съезде партии много лет назад и обронить необдуманное замечание. Как и английские «твердолобые»[53], Сталин умел ненавидеть. Он считал, что если враг чем-то себя запятнал, то это уже навсегда. Он мог выждать много лет и только потом обрушить возмездие на тех, кто выступал против него, или на любого человека, косо на него посмотревшего. Вряд ли его товарищи могли себе представить масштаб, до которого он дойдет в своем преследовании «врагов».
Ошибка Сталина во время летнего контрнаступления на Польшу в 1920 году не нанесла долгосрочный вред его репутации. В апреле 1922 года всего за два месяца до своей болезни Ленин выдвинул Сталина на пост генерального секретаря (генсека) РКП (б). Таким образом, он получил контроль над правительственными назначениями и стал давать своим союзникам ключевые посты. По мнению Троцкого, назначение Ленина противоречило здравому смыслу. Достаточно быстро Ленин пожалел о своем решении, но было уже поздно[54]. В мае 1922 года у него случился первый удар, а умер он в январе 1924 года. В результате началась борьба за власть. Сталин смел на своем пути всех конкурентов — вначале Троцкого, потом всех остальных, включая бывших союзников, одного за другим. Это продолжалось до конца 1920-х годов, пока он не стал единоличным вождем Советского государства. Сталин уничтожил конкурентов, но при этом сформировал небольшой круг сторонников, которые оставались с ним до его смерти в 1953 году. К ним относились Вячеслав Михайлович Молотов, Климент Ефремович Ворошилов и Лазарь Моисеевич Каганович. В 1930-х годах многие приходили и уходили по разным причинам, а эта «тройка» была бессменна и постепенно оказалась в центре формирования политического курса страны. После 1933 года они получали копии важных телеграмм НКИД, многие отчеты, которые Литвинов писал Сталину, а также другие депеши из советских посольств. Когда Сталин отдыхал в Сочи или Абхазии, Молотов и Каганович обычно заменяли его в Москве и консультировались с ним по важным политическим вопросам. Никакие политические решения, важные или нет, не одобрялись Политбюро без согласования со Сталиным. Никто не принимал никаких политических решений минуя Сталина, и уж тем более Литвинов. Политика НКИД — это была политика Сталина. В 1920-х годах Литвинов привык писать Сталину служебные записки и отчеты и продолжал так делать до своего увольнения в 1939 году. Вождю была интересна внешняя политика не меньше, чем внутренняя или партийная. Он прикладывал руку ко всему.
Внешняя политика Литвинова и Сталина
Литвинов хотел как можно быстрее заключить экономическое и политическое соглашение с Францией. «Это диктуется вновь создавшимся в Европе положением»[55]. Каким именно, — не уточнял, но в Германии нацисты были на подъеме. В июле 1931 года Сталин тоже начал терять терпение и принялся жаловаться на неправильное, с его точки зрения, ведение переговоров с Польшей о пакте о ненападении. В этот раз он обрушил свой гнев на замнаркома Льва Михайловича Карахана, который встречался с польским послом Станиславом Патеком. Разгорелся спор о том, кто первый решил начать переговоры. Сталин подметил, что это чувствительный вопрос для всех, так как никто не хочет провоцировать политическую оппозицию. Какая разница, кто был первый? Карахан разозлил Патека своей «глупостью» и «испортил дело». Он не мог сопротивляться и также обвинил Литвинова в «грубой ошибке»[56]. Как ответил Каганович, проблема заключалась в том, что НКИДовцы (то есть советские дипломаты) слишком сильно подстраиваются под Германию. Они не хотят ради Польши оскорблять Берлин. «Они не учитывают, что у нас сейчас нет такой обстановки, которая вынуждала бы нас заискивать перед Германией, скорее она в нас сейчас больше всего нуждается»[57]. Литвинов сопротивлялся давлению, которое оказывал на него Каганович, вынуждая того вновь писать насчет Польши. «Должен вам сказать, — сообщал Каганович Сталину, — что из беседы с Литвиновым я еще более убедился в его своеобразном “германофильстве”. Мы, говорит он, “сейчас играем с германской подачи”, поскольку с французами ничего пока нет. Он не понимает, что мы не можем свою дипломатию подчинить одним отношениям с Германией». Литвинов «самовлюбленный и уверенный в своем “величии”, но это бог с ним, главное в его ошибке по существу»[58]. Каганович вел нечестную игру, грубо упрощая позицию Литвинова, что, несомненно, должен был понимать Сталин. 15 сентября Литвинов вернулся к этой теме, принеся подробные документы, с помощью которых пытался показать, что НКИД не знает, к каким хитростям прибегает Польша. Польское правительство враждебно относилось к СССР и имело территориальные притязания в БССР и на Украине. Больше всего Польша хотела бы, чтобы Рапалльский
