Ливонская война: Забытые победы Ивана Грозного 1558–1561 гг. - Виталий Викторович Пенской
Казалось бы, эмбарго на эти стратегические товары, с учетом того, что западный канал их поставок являлся главным, должен был нанести Москве непоправимый урон и вынудить ее умерить свои амбиции. Но не тут-то было. Иван III, его бояре и дьяки приложили немало усилий для того, чтобы, как бы выразились сегодня, «диверсифицировать» торговлю этими товарами и материалами. Завязавшиеся в 1490-х годах дружественные отношения с Данией в немалой степени поспособствовали тому, что установленная решением ганзетагов и ливонских ландтагов блокада России оказалась дырявой. Не случайно ливонские мужи совета на ландтаге в июле 1498 года с сожалением отмечали, что если у Московита дела с датчанами пойдут хорошо, то он без проблем получит нужное ему количество меди. Очевидно, что датский канал – причем, стоит отметить, прямой, так как в конце XV века уже функционировала русская гавань в устье Невы, не говоря уж об Ивангороде, – позволял компенсировать сложности с поставками стратегического сырья и, что самое главное, оружия и мастеров с Запада. Тем самым главная цель, ради которой ливонские власти и Ганза вводили эмбарго на торговлю с Россией, не достигалась.
Однако не стоит забывать и о том, что при гарантированном высоком проценте прибыли нет такого преступления, на которое не пошел бы капитал. Так и в этом случае. Жадность и стремление к наживе не останавливали ливонских и ганзейских купцов в торговле запретными товарами с московитами. Торговая «старина», столь милая сердцу ганзейцев и их ливонских партнеров, в XV веке постепенно размывалась – и не только с русской стороны, но и со стороны самих немцев. Изменение характера торговли, расширение ассортимента продаваемых и покупаемых товаров способствовали развитию так называемой «необычной», то есть противоречившей «старине», торговле. Она осуществлялась полулегально, но во все возраставших масштабах (ибо приносила неплохой доход), вовлекая в свой оборот растущее число людей по обе стороны границы. Оборотной стороной «необычной» торговли стала торговля контрабандная, бороться с которой власти по обе стороны границы и не могли, а в определенном смысле не очень-то и хотели.
Свою роль в срыве блокады сыграли и противоречия внутри самой Ливонской «конфедерации» и Ганзы. Ревель, стремясь добиться освобождения своих оказавшихся в московском заточении бюргеров, прилагал большие усилия для того, чтобы усложнить ведение торговли с русскими. А его конкуренты – Рига, Дерпт и в особенности Нарва (орденский город, который не был членом Ганзы, а потому формально запреты на торговлю с русскими его не касались) – напротив, только рады были тому, что с рынка ушел их главный соперник. В итоге Ревель, чтобы не разориться окончательно, так как после введения эмбарго его торговые обороты сократились в разы, сам был вынужден принять участие в «необычной» торговле. В 1500 году, когда отношения между Москвой и Ливонией явно шли к войне, он даже выступил против намерения магистра запретить нарвскую торговлю с русскими.
Да и сами ганзейцы не клали себе охулки на руку: запреты запретами, но прибыль и барыши – дело святое. Вот и выходит, что в ходе русско-ливонской войны 1501–1503 годов в руки орденских войск попали образцы произведенного в Германии огнестрельного оружия, которые не могли иным образом оказаться в Русской земле, кроме как при посредничестве и участии ганзейских купцов. Одним словом, эмбарго и торговая блокада не дали тех результатов, на которые рассчитывали ганзейцы и ливонцы.
Нарвское плавание: «гнев на всю их землю…»
Торговая война на рубеже XV–XVI веков между Москвой, Ливонией и Ганзой разгорелась из-за стремления Москвы пересмотреть, помимо всего прочего, устоявшиеся веками условия торговли в Восточной Балтике. Этот конфликт стал первым эпизодом в наметившейся на Западе тенденции рассматривать Московию как потенциального нового «Турка», врага христианства и всего цивилизованного (то есть западноевропейского католического) мира. До поры до времени рост антирусских настроений сдерживался надеждами Рима и его партнеров на то, что Москва согласится признать верховенство папы и императора и войдет в состав антиосманской христианской лиги – а Великий Турок в конце XV – начале XVI века рассматривался в Европе как реальная и необоримая угроза.
В 1520-х годах окончательно стало ясно, что Московия вовсе не намерена таскать каштаны из огня ради папы и императора и ввязываться в конфликт с османами. Прежнее благожелательное и заинтересованное отношение к московитам стало стремительно меняться в худшую сторону. Эта перемена была на руку и Ягеллонам, и ливонцам: и те, и другие приложили в конце XV — начале XVI века немало усилий для надувания жупела «русской угрозы», Rusche Gefahr, рисуя перед изумленными европейцами картину тьмочисленных орд московитов и татар, с трудом сдерживаемых немногими героическими польско-литовскими и ливонскими рыцарями на передовых бастионах Европы. К счастью, доказывали они европейцам, московиты – варвары, темные и необразованные, и сила их прирастает медленно.
Для того чтобы так продолжалось и дальше, необходимо всячески препятствовать не только оттоку в Московию специалистов-технарей и тех знаний, которыми они могли бы поделиться с этими варварами-схизматиками, но и торговле с русскими. Идея торгового эмбарго казалась как нельзя более удачной. Вопрос заключался только в том, когда вспыхнет новая торговая война и что станет поводом для ее начала.
Торговый интерес
В 1503 году война между Ливонской «конфедерацией» и Русским государством, давно назревавшая и начавшаяся в 1501 году, наконец-то закончилась. В полный рост встал вопрос о нормализации торговых отношений между Русской землей и Ливонией, а также стоявшей за ее спиной Ганзой. Вопрос стоял тем более остро, что в годы войны торговля де-факто, несмотря на запреты, не прекращалась ни на один день – только теперь она, на радость шведам, осуществлялась через Выборг, который с преогромным удовольствием взял на себя роль посредника в этой коммерции.
Однако быстро вернуться к довоенному состоянию дел не получилось. Москва твердо стояла на своем: сперва расторжение литовско-ливонского союза, возмещение ущерба, понесенного русскими купцами из-за враждебных действий ливонских властей, и создание режима благоприятствования в торговле Руси с Ганзой и ливонцами – а уж потом
