Ромеи и франки в Антиохии, Сирии и Киликии XI–XIII вв. - Брюн Сергей Павлович
На северных рубежах Антиохийского Патриархата, на Армянском нагорье, в верховьях Евфрата, находилась митрополия Феодосиополя (Эрзурума)[197]. Невзирая на то, что большую часть населения этого региона составляли армяне-миафизиты, окормлявшиеся собственной иерархией, митрополит Феодосиополя распространял свою каноническую власть на достаточно разнородные общины православных — преимущественно армян-халкидонитов, но также и сирийцев, грузин, грекоязычных ромеев[198]. На стыке Сирии, Киликии и Анатолии, в Мелитене, также находилась православная архиепископская кафедра, принадлежавшая юрисдикции Константинопольского Патриарха. Невзирая на принадлежность к Константинопольской, а не Антиохийской Церкви, архиепископы Мелитены также заслуживают упоминания, т. к. они играли значимую роль в делах христианского Востока. К примеру, архиепископ Мелитены Никифор, занимавший кафедру ок. 1028 г., был известен как один из вдохновителей имперских репрессий против сиро-яковитов[199].
На Евфрате мелькиты сохраняли несколько действующих епархий, в том числе и Эдесскую митрополию. Причем в IХ–ХI вв. упоминаются как митрополиты Эдессы[200], так и некоторые их епископы-суффраганы, такие как мелькитские епископы Харрана и Ракки[201]. В Эдессе мелькиты сохранили возведенную в правление Юстиниана I Великого базилику Св. Софии. Строительство и украшение этого мелькитского собора сирийские хронисты связывали с именем митрополита Эдессы — Амазония[202]. Храм, фактически представлявший собой коренным образом перестроенную раннехристианскую церковь Св. Фомы, был заново освящен в честь Св. Софии — Премудрости Божией и, соответственно, в честь великого константинопольского детища императора Юстиниана[203]. Великолепие эдесской Софии увековечено в дошедшем до наших дней сирийском гимне (точнее — согите), составленном спустя несколько лет после освящения этого храма[204]. Окруженная искусственным водоемом (каналом, отведенным от русла реки), София возвышалась над городом, увенчанная огромным куполом, внутренняя часть которого была украшена великолепной мозаикой. «Воды окружают ее как море [окружает мир]. Кровля ее возвышается как небо, без колонн[205], укрепленная сводами и утвержденная прочно, украшенная золочеными мозаиками как небосвод — светлыми звездами»[206]. Сирийский поэт также уподобляет цвета мозаики небесной радуге. Путь в храм открывали пять врат «ибо таким было число разумных дев, которые вошли в брачные покои света». Посреди храма «подобно Сионской горнице» возвышалась вема (сирийский аналог амвона), поддержанная одиннадцатью колоннами. К алтарю и горнему месту вели девять ступеней; утренний свет падал в святую святых из трех окон алтарной апсиды; «Единый свет проникает в алтарь через три окна, свидетельствуя нам о Таинстве Троицы — Отца, Сына и Святого Духа». Киворий, воздвигнутый над святым престолом на десяти колоннах — в знак десяти апостолов, покинувших Христа в Страстную Пятницу — был украшен образом херува (херувима).
Именно в эдесской базилике Св. Софии, до перенесения в Константинополь в 944 г., хранился Святой Мандилион — Спас Нерукотворный[207]. Величайшая и первая из икон христианского мира хранилась в южном (правом) приделе базилики, в особой раке. Придел был надежно огражден вратами и кованой решеткой, не позволявшей паломникам приближаться к святыне. В определенные дни врата придела раскрывали и клир Св. Софии предъявлял стоявшему за решетчатой оградой народу укрытый драгоценный ракой призами Мандилион. Два раза в год Нерукотворный Образ извлекали из раки и совершали с ним торжественный крестный ход по улицам Эдессы. Арабы воспринимали эдесскую базилику Св. Софии как одно из великих христианских сокровищ Дар аль-Ислама[208]. Невзирая на то, что арабские правители возвели мечеть, непосредственно прилегавшую к храму, и вытребовали часть ее колонн, они проявляли и редкую заботу о благосостоянии эдесской Софии. Халиф Муавия на собственные средства восстановил киворий над алтарем и часть стен собора, которые обрушились после одного из сирийских землетрясений[209]. Халиф аль-Мамун, в 829 г., во время своего пребывания в городе, посетил базилику, встретился с мелькитским митрополитом Эдессы и освободил его и клир Св. Софии от уплаты налогов с бань, лавок и мельниц, принадлежавших церкви[210]. Помимо базилики Св. Софии в эпоху арабского владычества мелькиты Эдессы держали ряд других действующих церквей, таких как церковь Св. Георгия, церковь Святых Апостолов, соборный храм Спасителя и женский монастырь, располагавшийся за пределами городских стен[211]. В расположенной непосредственно к северу от Эдессы, на переправах через Евфрат, Самосате мелькиты сохраняли действующую епархию (автокефальную митрополию) как в годы арабского, так и в годы второго византийского правления[212]. В то же самое время, с началом арабских завоеваний исчезла древняя митрополия Антиохийской Церкви, располагавшаяся в приевфратских землях, а именно — митрополия Кира (Куриса)[213].
К югу от течения Евфрата сохранилась еще одна епархия Антиохийского Патриархата — митрополия Сергиополя (Ресафы), место мученической кончины Св. Сергия. Великолепные позднеантичные постройки Сергиополя — базилики, дворец, цистерны и укрепления — были перестроены халифом Хишамом ибн Абд аль-Маликом, который превратил город в свою летнюю резиденцию и убежище во время бушевавшей в Сирии чумы. Город, население которого осталось преимущественно христианским, посещал в XI в. знаменитый багдадский врач-мелькит Юханна ибн Бутлан, оставивший описание великолепного дворца (Каср Русафа) «уступающего лишь дворцу халифа в Багдаде» и «великую церковь, внешняя сторона которой покрыта золотом мозаики, созданной по приказу Константина, сына Елены». Также Ибн Бутлан отмечает и безнравственность жителей-христиан, «чей заработок зависит от конвоирования караванов», но которые проявляют себя скорее как «разбойники и воры»[214]. Якут аль-Хамави восхищался постройками монастыря — Дейр-ар-Русафа, расположенного «на западном берегу Евфрата, в пустыне» и представлявшего собой «невероятной красоты постройку»[215]. При этом в период путешествия Якута (1225 г.) монастырь был еще обитаем; там были и прихожане, и монашеская братия. Митрополит Сергиополя — Симеон упоминается еще в 1093 г.[216], что позволяет предположить, что действующая мелькитская епархия сохранялась там на рубеже XI–XII вв., а возможно и вплоть до окончательного запустения города после монгольских разорений XIII века[217]. Даже в далекой месопотамской Амиде (Диарбекире), у берегов Тигра, невзирая на более чем одиннадцать веков исламского господства, православные христиане сохраняли свои дома и церкви, и даже действовавшую митрополичью кафедру до начала XX в. Старейшим храмом Амиды была византийская церковь Свв. Космы и Дамиана (Мар Косма), действовавшая вплоть до начала Первой мировой войны[218]. В двух днях пути к северо-востоку от Амиды располагался город Мартирополь — кафедральный град еще одной епархии месопотамских мелькитов, возглавляемой автокефальным митрополитом[219]. Мелькитская община существовала там еще во второй половине XVII в., что отражено в текстах Патриарха Макария III, однако к этому времени город уже давно лишился собственных митрополитов и епархия превратилась лишь в небольшую общину[220]. Также, если говорить о мелькитских поселениях и архиерейских кафедрах на берегах Тигра, нельзя не упомянуть и о мелькитах Мардина. Михаил Сириец, в своей хронике, приводит историю о том, как сиро-яковитский епископ Мардина — Иоанн отрекся от миафизитской доктрины и перешел, с частью своей паствы, в лоно халкидонской, Антиохийской Церкви (X в.)[221].
