Один день в Древнем Риме. Исторические картины жизни имперской столицы в античные времена - Уильям Стирнс Дэвис
Краски всех этих фресок очень яркие, но они никогда не режут глаз зрителю. Если стены не покрыты росписью или мрамором, то они светло-коричневой или светло-серой расцветки; если же мрамор колонн не является натурально затемненным, ему обязательно придан легкий нейтральный тон, хотя нижняя треть их обычно окрашена в ярко-красный или желтый цвета.
Многочисленные статуи, расставленные в доме, телесного цвета, а их драпировка немного другого оттенка. Возможно, если бы их расставили на открытом пространстве, то под яркими лучами солнца такое цветовое решение показалось бы варварским и вызывающим, но мягкое световое сияние в атрие и перистиле, рассеянное их сводами, создает эффект изумительной красоты – очаровывающий и умиротворяющий.
Обилие статуй и предметов искусства. Посвятив так много места описанию настенных росписей, обратимся теперь к статуям. Особняк, похоже, просто кишит рабами, но все же они не превышают своим числом скульптуры из бронзы и мрамора. Многие из статуй представляют собой хорошие копии самых известных шедевров греческих мастеров. Стоящий в атрие великолепный атлет скопирован с оригинала работы Праксителя; Пенелопа из перистиля – точная копия шедевра Скопаса. Многие другие – просто изящные и декоративные, но менее претенциозные работы их учеников или последователей, зачастую немного упрощенные в отдельных деталях умными копиистами.
Общее количество предметов искусства в подобном доме воистину неисчислимо. Ножки и ручки кресел, а также каждая шарообразная деталь и завиток мебели украшены резьбой, выполненной с удивительным мастерством. Любая самая обычная безделушка и даже предметы повседневного обихода являли собой воплощенную красоту. В триклинии целая серия статуэток иллюстрировала собой миф о Бахусе – здесь был представлен сам бог, пьяный Силен, сатиры, вакханки и все остальные спутники бога вина и веселья. Значительная часть греко-римской мифологии представлена в статуях, статуэтках и барельефах, а также во фресках, в изобилии украшавших особняк и сад возле него.
Семейные скульптурные портреты. В доме, однако, есть большой подбор скульптур в атрие, которые не несут на себе никаких следов греческого влияния. Это скульптурные портреты членов рода Юнии Кальвы. Они расставлены вдоль одной из стен; здесь представлены наиболее уважаемые члены этого древнего рода с тех пор, как скульптура вошла в число изящных искусств Рима.
Это целая галерея холодных, строгих и крайне энергичных лиц. В атрие представлено (правда, несколько изъеденное временем) целое домашнее собрание предков, начиная с того жестокого старого Кальва, бывшего легатом у Сципиона[41] при Заме[42]. Выделяется резкий профиль его праправнука, бывшего претором при Сулле; недалеко от него можно видеть более утонченные и интеллигентные черты названного в его честь внука, который заслужил благодарность Октавиана в сражении при Акциуме за отважные действия его биремы, а после этого стал известным правителем Сирии; здесь же привлекает внимание и высокий лоб отважного стоика – деда нынешнего владельца особняка, открыто ставшего в оппозицию к Нерону и хладнокровно вскрывшего себе вены, когда в доме появился центурион с повелением тирана сделать это. Здесь также представлены и скульптурные портреты нескольких известных женщин семьи, в том числе той Юнии, что была наперсницей императрицы Ливии[43].
Кроме всех этих предков, здесь имеются и скульптурные портреты нынешнего хозяина особняка Публия Кальва, его жены Грации и троих его детей. Все они отличаются высочайшим правдоподобием и совершенным отсутствием лести. Поскольку мода на женские прически довольно часто менялась, прическа Грации выполнена в виде отдельной детали и сделана съемной, чтобы в случае изменения стиля укладки волос портрет можно было быстро сделать соответствующим моде. У юного Секстуса, второго сына, вчера был день рождения, его бюст до сих пор увенчан венком; гирлянда цветов также украшает бюст и Гнея Кальва, брата Публия, который недавно умер, будучи пропретором[44] в Бетике (Южной Испании).
Посмертные маски (imagines). Вид этих портретов постоянно побуждает юных Кальвов быть достойными длинной когорты своих благородных предков, однако у них есть и еще более значимое сокровище. Неимоверно богатый вольноотпущенник Ведий, живущий несколько дальше на той же улице, отдал бы 20 млн сестерциев за социальное преимущество, воплощенное в обладании большим шкафом, оплетенным позолоченными и бронзовыми полосами, который стоял в таблиние особняка Кальвов. В нем тщательно снабженные табличками хранятся несколько десятков посмертных восковых масок, со временем почерневших, несколько оплывших и в настоящее время достаточно неприятных, но снятых в то время, когда почтенные члены этой семьи обретали последний покой.
Многие из них восходят еще к тем временам, когда в Риме стали делать скульптурные портреты. В собрании дома Кальва есть, например, маска того его предшественника, который помог быть избранным на консульство[45] плебеям, а также того предка, который поддерживал в сенате Агриппу Клавдия, когда тот отклонил предложения льстивых посланников Пирра. Когда же всякие выскочки начинали сожалеть о былой «славе благородных», Кальву всегда было достаточно поднять голову и сказать: «Разве у нас нет ничего, чем мы могли бы гордиться?» Несколько позже мы выясним, как восковые imagines совершенно открыто снимались во время публичных похорон.
Ложа и как они обычно использовались. Человек, однако, не может сидеть или лежать на статуях или скульптурных портретах, поэтому особняк был в изобилии обставлен обычной мебелью. Надо сказать, что вообще римляне предпочитали полулежать в тех случаях, когда люди последующих эпох предпочитали сидеть. Посетители укладывались на кушетки даже для непродолжительного разговора, а письма и заметки человек писал обычно не сидя за столом, а полулежа на кушетке с согнутой правой ногой, поместив дощечку для письма на это колено. В силу давней привычки подобный способ был вполне удобен для писавшего.
Имелось множество особых типов лож – для чтения, принятия пищи и, разумеется, для сна. Последние, как можно понять, отличались особой изысканностью, и в комнатах Кальва и Грации деревянные ложа для сна были высоки, поэтому, чтобы там устроиться, приходилось использовать особую скамеечку. Ножки лож были сделаны из бронзы, изящно изогнуты и покрыты резьбой, рамы – пластинками черепахового панциря, а скосы по бокам опор для подушек отделаны серебряными пластинами. Толстые матрацы на ложах набиты нежнейшим пухом, а большие одеяла окрашены в пурпур и вышиты золотой нитью. Ложа в триклинии выполнены проще и сделаны ниже, но и они отличаются тонкой работой[46], более просторны, поскольку на каждом из них должны разместиться трое обедающих. Ложа для чтения (lectuli – «маленькие ложа») выполнялись еще более легкими и простыми,
