История русской бюрократии - Дмитрий Витальевич Калюжный

Чтобы отстоять свои интересы, жители ехали в Москву и подавали царю челобитные. И вот, в Уложении 1649 года впервые было постановлено: «не бив челом в приказе, ни о каких делах государю никому чилобитен не подовати» (X гл. 20 ст.). Эта норма появилась, надо думать, из-за затруднительности для царя рассматривать вал челобитных. Но просителям она добавила трудностей.

В соответствии с тогдашними нравами и порядками челобитчик, приезжая в Москву, прежде всего отправлялся на дом к дьякам и подьячим и улаживал своё дело. В случае надобности он ходил с поклоном и с подарками к судье. Одарив младшего подьячего, чтобы тот написал грамоту или составил по делу выписку; одарив затем справного подьячего, чтобы тот «поднёс» дело начальству и замолвил своё слово; одарив судью и дьяка, чтобы они учинили указ безволокитно, — то есть полностью обладив своё дело, проситель в конце процесса подавал в приказ челобитную, что было уже в значительной мере только формальностью.

Этим объясняется ничтожное количество дошедших до нас челобитных, по которым просители получили в том или ином приказе отказ. Не было смысла исполнять стоящую денег формальность (подача челобитных была обложена пошлиной), когда проситель знал заранее, что ему откажут. Заранее ожидая отказа, проситель шёл к царю! А теперь Уложенье предписало делать эту ненужную формальность всем, иначе и к государю со своими проблемами не суйся.

Правда, казна получила дополнительный доход.

В царствование Алексея Михайловича был создан специальный орган — Счётная палата — для контроля фискальной деятельности других приказов и обеспечения исполнения доходной части российского бюджета.

На годы правления Алексея выпали присоединение Украины к России, реформа церкви (сопровождавшаяся Расколом), восстание Стеньки Разина (1667–1671). Важно, что неоднозначное модернизаторство «Тишайшего» вызвало столь же неоднозначное по мотивации и целям сопротивление снизу. Это было время, с позволения сказать, застоя — при наличии определённой стабильности народ был недоволен. И не только новыми налогами, экстренными поборами и повинностями. Население было ограничено в передвижении. Даже горожанин подвергался своеобразной «самоизоляции»: при оставлении кем-либо городского тягла он подлежал сыску и наказанию. Над посадскими царил произвол воевод и приказных людей с вымогательством, побоями, волокитой и прочим подобным. У низших служащих — канцелярских, стрельцов и прочих, жизнь тоже была не сахар.

Восстание Степана Разина «за хорошего царя» и «против мирских кровопийц», иначе говоря, против аппарата управления, было не антикрепостнической, как это часто говорят, а скорее, антибюрократической войной. Похоже, тогдашние бюрократы своими специфическими методами управления и поборами досадили народу уже тогда.

…По смерти Алексея Михайловича страну возглавил его сын Фёдор, самым заметным деянием которого стала отмена в 1682 году местничества.

Лет за 70–80 до воцарения Фёдора Алексеевича боярство очень крепко держалось за права местничества! А теперь этот старый обычай легко и быстро пал. Историки полагают, что считаться местами стало очень трудно, тем более что в счёты мест постоянно впутывалось неродовитое дворянство, поднявшееся по службе благодаря упадку старого боярства. В 1668 году, например, из 62 бояр и думных людей только 28 принадлежали к тем старым родам, предки которых были в Думе в предыдущем веке, то есть соотношение неродовитых к родовитым было 55:45. Ключевский по этому поводу писал: «не боярство умерло, потому что осталось без мест, чего оно боялось в XVI в., а места исчезли, потому что умерло боярство, и некому стало сидеть на них»…

Но нужно заметить, что и в те времена, и позже, отношение к местничеству не было столь повсеместно отрицательным. Правильное дело — уничтожение «враждотворного местничества» заодно разрушило традицию родовой ответственности и родовой взаимовыручки, причём не только в среде аристократии. К тому же, не лукавство ли — утверждать, будто бы местничество мешало талантливым и незнатным добиться положения в государстве? Почему-то не учитывается, что при наличии местничества 55 % думцев составляли неродовитые; забывается, что крестьянский сын Никита Минов, ставши патриархом Никоном, в отсутствии царя правил Русью. Царицей могла стать любая незнатная девушка, понравившаяся царю.

Местничество — система феодальной иерархии в Русском государстве в XV–XVII веках. Название произошло от обычая считаться «местами» на службе и за государевым столом. Феодал более древнего и знатного рода занимал место ближе к царю и претендовал на более высокую должность. Сложность отношений внутри и между знатных родов, недостоверность генеалогических сведений вызывали споры и распри по поводу мест. Споры разбирали царь и Боярская дума. В первой половине XVI века местничество наблюдалось лишь среди бояр и бывших удельных князей, но с середины XVII века проникло в среду дворян и даже купцов и городовых чинов. На практике оно вело к тому, что люди способные, но мало родовитые, не могли занять сколь-нибудь значительную должность на военной и государственной службе; эти должности доставались людям из знатных фамилий, не обладавшим ни знаниями, ни способностями к работе на этих должностях.

Отменяя родовое местничество, царь, видимо, понимал, что надо найти замену этому общественному институту. Был выдвинут «Проект устава о служебном старшинстве бояр». Предполагалось разделение гражданских и военных властей, учреждение постоянных наместничеств (Владимирского, Новгородского и др.), установление строгого старшинства одного наместника над другим. Но проект не был осуществлён, и замены родового старшинства по местничеству старшинством служебным по должности не последовало.

БЮРОКРАТИЗМ В ЛИТЕРАТУРЕ

Жак Маржерет[18] (ок. 1550 или 1560 — не ранее 1618) Из записок «Состояние Российской империи и Великого княжества Московии»

Самые родовитые жительствуют постоянно в Москве, именно князья (т. е. герцоги), затем члены думы, которые называются думными боярами, затем окольничие, т. е. маршалы, затем думные дворяне и прочие московские дворяне. Из этих последних выбираются правители и губернаторы городов. Определённого числа членов думы не существует, так как от императора зависит назначить, сколько ему будет угодно. При мне оно доходило до тридцати двух членов. Тайный совет для дел особой важности состоит обычно из самых близких родственников императора. Спрашивают для вида мнение церковнослужителей, приглашая в думу патриарха с несколькими епископами, хотя, если говорить начистоту, нет ни закона, ни думы, кроме воли императора, будь она доброй или злой, чтобы всё предать огню и мечу, безвинных и виноватых. Я считаю его одним из самых неограниченных государей из существующих на свете, так как все жители страны, благородные и неблагородные, самые братья императора называют себя холопами господаря, т. е. рабами императора. Сверх того в думе держат