Александр Барышников - Клад Соловья-Разбойника
Через малое время перед бием Торымтаем были выстроены пригнанные с майдана рабы-мужчины. Среди них был и Микула. Он понуро переминался в пыли, уперев хмурый взгляд в истоптанную землю. А от реки снова послышались крики - стадо невольников, подгоняемое суварскими воинами, медленно двинулось в гору.
Микула почувствовал пристальный взгляд человека, важно восседавшего на кошме в тени прибрежных кустов. Юноша поднял глаза и вздрогнул - он узнал того, кто сорвал с груди его узелок с родной землей. Именно этот знатный булгарин не дал своим воинам застрелить Микулу и тем самым обрек его на теперешние мученья, именно этот человек чуть раньше пустил стрелу, поразившую князя Изяслава, и это заставило русских воинов отступить от стен крепости. Только он один виноват во всех несчастьях Микулы:
Знакомая уже ярость всколыхнулась где-то внутри и со звоном подступила к сердцу. Стражник довольно далеко: Всего три хороших прыжка - и вот оно, ненавистное горло, а дальше будь что будет:
Сердце гулко колотилось где-то у самого горла. Вот так же гулко грохотали в ту страшную ночь копыта коня, который уносил Микулу от пылающего родного дома.
Бий Торымтай по-прежнему пристально смотрел на уруса. Он не забыл случай на крепостной стене и понимал, что этот глупый мышонок способен на безрассудство. Чутьем опытного воина он почувствовал опасность, исходившую от напряженной фигуры молодого невольника. Бий Торымтай усмехнулся - ну что ж, парень, пробуй еще раз.
Глаза их встретились, и Микула с тоской понял, что булгарин разгадал его замысел. Насмешливый взгляд врага словно подстегнул его, подкинул сухих дров в костер, пылающей внутри ярости. Не отводя взгляда, Микула откинулся назад, всем телом замахиваясь для отчаянного рывка:
- Микула! - послышался сзади жалобно-радостный крик.
Он изумленно обернулся - совсем рядом, в толпе двигавшихся с берега невольников, стояла исхудалая, изможденная девочка в лохмотьях. Ее лицо, облепленное всклокоченными волосами, было покрыто пылью, но он сразу узнал родные черты - перед ним стояла Жданка. Медленно шагавшие невольники вытолкнули ее из толпы, к месту задержки уже спешил суварский воин.
- Братец! - крикнула она, когда стражник грубо толкнул ее в плечо.
- Жданка: - выдохнул Микула, и сжатая до последнего предела пружина ярости бросила его вперед. Всю свою тоску, ненависть и отчаянье вложил он в этот удар. Матерый стражник, не ожидавший нападенья, срубленным деревом рухнул в пыль, под ноги невольников. Те испуганно . отпрянули, нарушив и без того неровный строй, послышались крики, топот ног и щелканье бичей.
А Микула, забыв все на свете, бережно обнимал тщедушное тельце Жданки и нежно гладил ее худые лопатки. Девочка плакала, уткнувшись мокрым лицом в грудь брата.
- Жданка! Сестрица: - шептал он и трепетно вдыхал пыльный запах ее волос.
Подбежавшие суварцы накинулись на Микулу. Один вцепился в его плечи, другой вырывал из рук девочку, а поднявшийся с земли стражник, яростно ругаясь, ударил кулаком в голову.
- Любим выпрыгнул из: лодки! - крикнула Жданка. - Утонул в реке!
Рабы, выстроенные перед бием Торымтаем, давно уже повернулись и с интересом наблюдали за происшествием. Самые смелые кричали, криками своими поддерживая восставшего товарища по неволе.
Снова получив удар в голову, Микула рванулся из рук державшего его суварца. Емуу удалось высвободить одно плечо, но другое по-прежнему было в плену крепких мужских пальцев, и тогда Микула вцепился в ненавистную руку зубами. Суварец вскрикнул и отпрянул в сторону.
Рабы радостно закричали. А матерый стражник замахивался отпрянул в сторону. Рабы радостно закричали. А матерый стражник замахивался для третьего удара. Мешкать было некогда. Микула, толкнувшись обеими ногами, прыгнул, как в омут, и со всего маху боднул врага головой в живот. Тот нелепо взмахнул руками и снова повалился в пыль.
Торжествующий рев рабов взметнулся над берегом. Оставив невольниц, со всех сторон спешили суварские воины. А взбешенный до предела стражник быстро вскочил на ноги и выхватил из голенища кожаного сапога нож. В воздухе сверкнуло, и Микула едва успел перехватить руку, сжимавшую смертоносное жало. Невольники пораженно умолкли, подбежавшие суварцы замерли - они знали, что за убийство чужого раба виновного вдут неприятности.
Бешеной подножкой стражник сбил Микулу с ног и навалился на него всем телом. Микула вцепился в руку стражника обеими руками, но силы были неравны, и дрожащее лезвие неотвратимо приближалось к его горлу. Солнце слепило глаза, торжествующий враг пыхтел и брызгал в лицо смрадной слюной, и не было никакой возможности вывернуться из-под горячей и потной его туши.
- Микула! - визжала в толпе Жданка и всеми своими силенками вырывалась из рук суварского воина.
Внезапно чья-то тень закрыла Солнце, чьи-то пальцы вырвали нож из руки стражника. Тот, плюясь и ругаясь, вскочил на ноги и тут же получил такую затрещину, что снова свалился в пыль под ноги радостно захохотавших рабов.
Красная пелена застилала глаза Микулы, он смутно различал лицо.
своего избавителя и никак не мог его узнать.
- Бигеш-ага! - крикнул стоявший над Микулой человек.
- Я здесь, о храбрейший из храбрых! - отозвался хозяин Агабазара.
- Беру вот этого, - решительно сказал бий Торымтай и указал на лежащего уруса.
- Очень уж он худой, о сильнейший из сильных, - с сомненьем сказал базарбаши. - К тому же строптивый. Строптивый раб подобен барану.
Ишак лучше барана, верблюд лучше ишака:
- Я его беру! - возвысил голос бий Торымтай.
- Воля твоя, о мудрейший из мудрых, - смиренно ответил старик.
Гледенский дозор
Весь долгий день властвовал Ярило над тихой глухоманью, купался лучами своими в полноводных реках и укромных лесных озерах, ласкал теплыми ладонями обитателей таежного мира.
Весь долгий день, не смея вздохнуть и охнуть, сидел в гнилом болоте свирепый Позвизд, прижимал к себе кожаный кошель с ветрами и бурями, чуть слышно шептал в заиндевелую бороду проклятья и угрозы. Он знал, что власть Ярилы не вечна, и с нетерпеньем ждал прихода богини ночи Мораны. Она прогонит с неба солнечного бога, погасит отблеск его горячих лучей, одурманит сном живущих, и вот тогда, может быть, удастся раскинуть над землей сизый полог ненастья.
Ожиданье давно наскучило, и Позвизд отважился послать навстречу хозяйке ночи гонца-ветра. Тот радостно расправил невидимые крылья, озорно раскачал вершины леса и умчался прочь.
Морана, как всегда, надвигалась со стороны Рифейских гор. Усталый, наигравшийся за день Ярило медленно отступал, все ниже склоняя к земле утомленный свой лик с гаснущим взором. Дрожа от нетерпения, Позвизд развязал кошель и выпустил в небо стаю серых туч. Они хищно окружили бога Солнца и начали наступать на него со всех сторон.
Унылая сумеречь разлилась по земле, в мире стало тоскливо и неуютно.
Стараясь ободрить детей своих, Ярило собрал последние силы и вонзил пылающий меч в серую завесу. Прощальный луч, прорезав тучи, хлынул на гладь верхнего плёса, оранжевое сиянье разлилось по речному простору, и в призрачном этом сиянье едва различимыми угольками мелькнули вдали паруса.
- Вижу, - тихо сказал Бессон и вскочил на ноги.
- Чего там? - сонно отозвался лежавший у шалаша Быкодёр.
Парень беззвучно шевелил губами, считая крохотные полотнища.
- Чего видишь-то? - спросил Быкодёр и тоже поднялся на ноги.
Серая рать Позвизда навалилась на Ярилу, сверкающий меч выпал из его обессиленной десницы, угасло сиянье, остыли угольки далеких парусов.
- Дружина чья-то, - неуверенно сказал Бессон.
Костер дня догорел, и последней смутно белеющей полоской дыма крохотные полотнища струились по ветру и неотвратимо приближались. - Может, купчишки? - с надеждой спросил Бессон. - Может, и они, - согласился Быкодёр. - Но огонек-то все равно загасить придется.
Они быстр) разметали и затоптали угли, для верности забросали кострище землей. А незнакомая дружина, не дойдя до гледенских доаорщиков, уже приставала к берегу у соседнего яра.
- Шалаш разбери, а после беги к лодке, жди меня там, - шепотом командовал Быкодёр. - Коли чужие появятся, плыви в Гледен, упреди воеводу.
Прыгнувшись, он шагнул в чащу и бесшумно двинулся по моховым подушкам чернолесья. Хорошо, что к ночи ветер поднялся, подумал Бессон и стал осторожно растеребливать лапник, из коего сложено было укрытие дозорщиков. Когда работа была закончена, парень тихонько спустился к реке, столкнул лодку на воду и стал ждать товарища. Под берегом было почти тихо, усыпляюще журчала и плескалась вода, хотелось покоя, мира и светлой жизни без опасностей и потрясений.
Купчишки, думал Бессон, больше некому.
Из сумрака бесшумно возник Быкодёр. - Лодки кожаные, ушкуями рекомые, зашептал он, - стало быть, идут новгородцы. Из разговоров узнал я, что воеводу их Светобором кличут. Сила с ним немалая - двенадцать ушкуев насчитал я в кустах. Это, самое малое, две сотни воинов. Светобор послал своих ратников в дозор, двое вверх ушли, двое сюда, к нам направляются.
