Джалал Баргушад - Обнаженный меч
Горящие жаждой мести глаза Бабека устремлялись то к матери, то к солнцу, то к очагу. Он скорбно и задумчиво сжимал губы, слушал молитву матери и мысленно с отцовским мечом в руках, разыскав в горах Лупоглазого Абу Имрана, разрубал его: "Убийла, мой отец не останется неотмщенным! Я у табунщиков Салмана прошел выучку. Сумею владеть отцовским мечом".
В душе Бабека бушевала буря. Заалевшее от гнева лицо его было краснее камней, окрашенных хной. Тонкие, сросшиеся брови, изогнувшись, напоминали натянутый лук, ноздри красивого носа подрагивали.
Властный голос Баруменд отвлек Бабека от его дум:
- Сыны мои, во имя священного солнца встаньте на колени пред огнем!
И Бабек, и Абдулла тотчас преклонили колени перед очагом, в котором горели сандаловые щепки, разбрасывая вокруг искры наполняя двор благовонием.
Мать завершила молитву. Но сыновья не забыли об отцовском мече. Опять заспорили. Баруменд не знала, как утихомирить их, Она отдала лучшие годы своей жизни, чтобы поднять на ноги своих сыновей, она взращивала в их сердцах семена любви к мечу. После рождения второго сына, названного именем отца, вдова вынуждена была обменивать свое молоко на хлеб, и на заработки кормилицы-няньки содержать детей.
Когда убили мужа, Абдулла еще не родился. Мать была прислугой в Билалабаде в доме Салмана. Все, что зарабатывала, подобно птице, доставляющей корм своим птенцам, отдавала детям.
Бабек с шести лет стал табунщиком Салмана. Дни и ночи его проходили на коне, на коне он и оперился. Конюхи Салмана научили его владеть мечом, на тамбуре играть.
А Абдулла подрос и стал пасти деревенских ягнят. Забота о хлебе насущном более не угнетала мать. Семья воспряла. За эти восемь-девять лет Баруменд ни разу не было так хорошо. Горда держалась она, радостно ей было.
Между тем, спор возле очага не прекращался:
- Меч - мой!
- Нет, мой!
Со стороны могло показаться, что Бабек и Абдулла кровные враги.
- Дети, перестаньте! - Баруменд со смехом обняла обоих ребят и потрепала их белокурые волосы. - Обоим куплю по мечу.
Потом подумала: "В халифате без глаз можно прожить, а без меча - нет!.. Хорошо, хоть есть на свете такие люди, как Гаджи Джафар, как Джавидан, а то никто беднякам-сиротам и куска хлеба не подал бы".
Радовалась, глядя на сыновей.
- Вижу, в отца пошли. Он, да возрадуется его дух, оружие выше богатства ценил. Даже когда спал, не расставался с мечом. Врагов было много. Отец ваш говорил: "Если меч заржавел, значит, его хозяин мертв! От мужчины - кровью, а от женщины благовониями пахнуть должно". Жаль, отец сейчас не видит вас. Если б дожил, многому бы научил... Да обрадует его дух великий Ор-музд! Сам ушел, меч оставил сыновьям. Если отцовский меч заржавеет, дух отца возропщет.
Долго наставляла Баруменд сыновей. Рассказывала - в который раз! - все, что помнила об их отце.
Мальчики шалили. Гонялись друг за другом вокруг очага, кричали. Матери не хотелось одергивать их. Они росли без отца, и потому она терпела все их шалости. Бабек вдруг вгляделся в рукоять прислоненного к туту меча:
- Мама, что это-за узор?
- Сынок, это не узор, а надпись: "Игид, если вложишь меч в яожны, не берись за рукоять его!"
Баруменд, несколько раз прочитав надпись, поцеловала сыновей в лоб, в глаза и, взяв меч, извлекла из ножен, величественно воздела его к солнцу. Абдулла заметил на лезвии меча небольшие полоски:
- Для чего они?
Баруменд, поглаживая волосы сына, ответила:
- Сынок, твой отец был не просто маслоторговцем, - и, глядя на меч, помолчала, а затем, вздохнув, продолжила: - Этот меч многих спас в Дербенте, Бабек только на свет появился в атешгяхе, а тебя тогда еще и не было... Про Лупоглазого Абу Имрана слышали? Этот разбойник часто досаждал Джавидану. И тогда этот меч много потрудился. Наша деревня Билалабад всегда была горемычной. И прежде враги не давали нам спокойно жить в своем доме. Меч вашего отца не залеживался в ножнах. И каждый раз, отправив на тот свет какого-нибудь негодяя, отец ставил на лезвии меча метку. Этот меч будет передаваться из поколения в поколение, от вас - вашим сыновьям, от сыновей внукам, и люди узнают, что и потомки Абдуллы не щадили врагов. Было время, когда Абу Имран от страха перед вашим отцом даже близко не подходил к нашей деревне. Джавидан вашему отцу поручил охранять Билалабад от врагов. И он, собрав вокруг себя храбрецов, грудью вставал против черных ветров.
Бабек спросил:
- А как же Лупоглазый одолел отца?
Вопрос Бабека был не беспричинен. Если отец был таким храбрым, то как же убили его? Баруменд ответила:
- Отец ваш был другом и сподвижником Джавидана. Его слово считал законом для себя. Джавидан обосновался в крепости Базз. Он - вождь хуррамитов, смелый человек, это вы знаете... Халиф Гарун очень боится его. Халиф отвалил кучу динаров Лупоглазому, чтоб тот Джавидана убил. А Джавидан послал вашего отца разузнать, где Лупоглазый затаился. На горе Савалан головорезы Лупоглазого подкараулили его. Он в одиночку с семерыми сражался... Троим срубил головы вот этим мечом. А под конец... Одному трудно справиться с целой оравой. Сзади ударили его... Ранили. Увели к Абу Имрану. А потом... язык не поворачивается. Чтоб у врагов руки отсохли!
И Бабек, и Абдулла присмирели. Больше ни о чем не расспрашивали у Баруменд, с трудом сдерживающей слезы.
Сегодня должен был состояться обряд Верности. Плакать и горевать в такой день у огнепоклонников считалось грехом. Баруменд вытерла увлажнившиеся глаза.
Дым во дворе с красными воротами постепенно редел, Бару-менд спрятала меч в колыбель. Зашла в дом и вынесла оттуда жаровню с тлеющими углями.
- Пойдемте, сыночки мои, не то опоздаем.
Мать и сыновья вышли на дорогу, ведущую к атешгяху. Бабек,, шагая, поглядывал то на садри Абдуллы, то на свою садри и радовался. Мать почти не отрывала взгляда от сыновей, будто впервые-видела их: "Ах, был бы Абдулла жив! Как выросли наши сыновья!"
Сколько ребят шло по дороге к атешгяху!.. Из дворов, где горели очаги, все выходили и выходили ребята в белых рубашках, и присоединялись к общему шествию. Все были радостны. Казалось, что нога ни одного халифского грабителя никогда не ступала! на землю этой деревни. Улыбались люди, улыбалась и природа. В караван-сарае ревели с подвешенными к шеям бубенцами верблюды купца Шибла. У родника Новлу толпились девушки. Кровавое поле и Гранатовая долина оглашались ржанием лошадей Салмана. Пастухи развели костер на вершине горы. Солнце украшало небо Билалабада, а его землю - люди. Заливисто щебетали птицы.
Баруменд с сыновьями спешила в атешгях. Изображение полумесяца, высеченное на камнях атешгяха, в свете солнца проступало еще четче. Когда они приблизились к атешгяху, Бабек рванулся-вперед:
- Ну и петух! Ай-да петух! А какая бородка у него!
Ринулся за братом и Абдулла. В клетках во дворе атешгяха горланили большие белые петухи. Их было много. Краснобородые-священные петухи горделиво расхаживали в клетках. Будто хозяевами атешгяха были не жрецы, а они. Бабек, достав из торбьп горсть зерен, бросил петухам:
- Пусть будут острыми ваши клювы! Это моя мама вас угощает. Эй, что же вы разбегаетесь?
Отовсюду сыпались пригоршни зерен, предназначенные петухам.
Абдулла, гладя Чанбара, прибежавшего вслед за ними сюда., разглядывал петухов. Они разжирели, им стало тесно в клетках. Вскоре вокруг клеток собрались ребята в белых рубашках.
Баруменд взяла сыновей за руки, потянула к воротам.
У входа в атешгях стоял белобородый, худой высокий старец - жрец с повязкой, закрывающей рот и нос. Придерживая одной рукой полу длинной красной абы59, другой безостановочно размахивал гранатовым прутиком. Подойдя к жрецу, Баруменд смиренно произнесла:
- Святой отец, впусти нас в атешгях.
А затем, сняв золотое украшение, прикрепленное к кончику косы, опустила его на ладонь жреца: - Святой отец, передай Мобед-Мобедану, пусть извинит меня, дома ничего другого, достойного атешгяха, не нашлось. Когда Бабек станет учиться в атешгяхе, за все отблагодарю... Мой муж Абдулла в Барде купил это в честь [рождения Бабека, а я дала обет, когда сын вырастет и повяжется поясом касти, пожертвовать атешгяху.
Жрец, невнятно прошептав молитву, помахал гранатовым прутиком над головой Баруменд и ее сыновей.
- Да примет великий Ормузд ваше приношение. - И открыл георота. Пожалуйте, проходите. Но, сестра, обряд Верности будет совершаться во дворе.
VIII
ОБРЯД ВЕРНОСТИ
Нет святыни прекрасней истины.
Индийская пословица
Последнее время в Золотом дворце создалось двоевластие. Халиф ше считался с главным визирем, а главный визирь - с халифом. Разногласия особенно обострялись, когда речь заходила об атеш-гяхах. Главный визирь Гаджи Джафар настаивал на их сохранении.
- Если мы тронем их, - говорил он, - хуррамиты опять восстанут, а наше влияние в халифате и без того упало. Число врагов лучше уменьшать, чем увеличивать.
