В Тан-Богораз - Жертвы дракона
По убеждению Анаков, если кто умирал вдали от мертвого поля, ему приходилось после смерти прежде всего являться сюда. Оттого родные спешили воздвигнуть ему могильник на мертвом поле. Это был посмертный приют для него. Могильник состоял из каменного овала, выложенного просто на песке, как будто вокруг мертвого тела. Все мертвое поле было усеяно такими овалами. Пустых было меньше, а больше было таких, в которых лежали белые скелеты. Ибо Анаки даже в болезни крепились, как могли, и приходили сюда умирать, чтобы избавить себя от трудного посмертного перехода.
Во многих овалах вместо целого скелета остались только белые ребра да толстые берцовые кости. Гиены объедали своими крепкими зубами даже головки берцов и оставляли на земле только костяные трубки, пустые внутри. По всему полю валялись черепа, круглые, гладкие, выбеленные солнцем и ветром. Это были как будто большие странные чаши, разложенные на выбор для живых и для мертвых.
На это поле на другой день после побега Ронты пришла старая Исса. Она была одна, и никто не следовал за ней. Она прошла по "тропе мертвецов", дошла до середины, встала и огляделась кругом. Потом сошла в сторону и вскоре нагнулась и подняла белый череп. Она взяла его с места, которое было украшено не только рогами, но даже пучками перьев и сухих цветов. Это был могильник черной колдуньи Меланто, которая была старухой, когда Исса была еще маленькой девчонкой. Покойная Меланто считалась великой чаровницей, и на ее могилу до сих пор приносились дары мужчинами и женщинами. Исса вернулась с черепом к тропе мертвецов. Она наполнила череп водой из лужи, которую нашла тут же. Вода эта была солоноватая и пригодная для колдовства. Старая колдунья села на песок, поставила череп на землю между ног и запахнула над ним полы своего мехового плаща. Она снова оглянулась и достала из поясного мешка щепотку серого порошка. Этот порошок она бросила в воду, и вода задымилась. Белый пар клубами повалил из черепа, хотя нигде не было огня, и вода не согрелась. Исса прикрыла череп плащом еще тщательнее, но пар или дым выходил струями из каждой прорехи ее покрывала, у шеи, у плеч и у ног, как будто она вся горела внутри.
Склонившись лицом вниз и сливаясь вместе с черепом, Исса стала творить страшное заклинание. Оно было направлено против бежавшей девушки для того, чтобы отомстить ей за позор и предательство.
- Беглая тварь, - говорила Исса, - обрекаю тебя гневу. Запираю в твоем теле юность и зрелость. Да будут плечи твои остры, и груди плоски, и чрево бесплодно... Неосвященная и неблагословенная. Будь Яламой, безмужной и безлюбовной. Запираю тебя мертвой костью. Когда муж твой подойдет к тебе, пусть взоры его будут, как взоры убийцы. Спасайся, трепещи!..
Исса достала из мешка маленький сучок, раздвоенный с одного конца, обычную замену человеческой фигуры.
- Ялама, - сказала она, обращаясь к сучку, ибо он представлял Ронту-беглянку. Слово "Ялама", означавшее самку оленя, непригодную к браку, относилось также к хилым, бесплодным женщинам.
Она вынула череп из-под плаща и осторожно опустила сучок в череп.
- Ялама, - сказала она снова, - вот тебе собственная вода и собственная лодка. Вода твоя да будет в лодке твоей. Садись и плыви по тропе мертвецов.
Она поставила череп на песчаную стрелку.
- Иди, догоняй, - сказала она ему сурово, - где бы она ни сидела и ни бегала.
Чары были окончены и посланы вдогонку, и Ронта была обречена их всесильному гневу.
ГЛАВА 6
День за днем Яррий и Ронта спускались вниз по реке Дадане, направляясь к морю. Яррий сделал челнок еще на берегах Калавы из желтого луба, такой же гибкий и легкий, какой он оставил на месте оленьей охоты, вместе с другими челнами племени. Они спустились по Калаве в реку Саллию. Она впадала в Дадану на полдня ходьбы повыше Лысого Мыса и оленьей тропы. Где можно было, они плыли. Где было мелко или слишком много камней, они выходили на берег и вели челнок за собою на веревке из стеблей крапивы или просто волокли его по мокрой траве, где он скользил легко, как рыба, потом опять спускали его в воду и плыли. Они садились, по обычаю, спина к спине и протягивали ноги в разные стороны. Яррий греб веслом, а Ронта смотрела на воду и ждала очереди. Их нагие спины крепко опирались друг на друга. И в росистое, свежее утро это одно место было теплым у обоих. Оно давало им тепло и грело все их обнаженное тело.
В первую ночь они ночевали на острове, в тополевом лесу, вытерли огонь из сухого дерева, развели большой костер и потом заснули. Они спали на одном ложе, как брат и сестра, и между ними лежало копье, как общий защитник.
На другой день они вошли в Дадану и скоро проплыли мимо Лысого Мыса и места весенней охоты... Отсюда начинались места незнакомые. Дадана уходила от Анаков на запад, а куда именно, никто не знал. Все, однако, говорили, что Дадана - река огромная, протекает сквозь многие земли и доходит до дальнего моря. Они не терпели голода. Ибо в это время года на Дадану во множестве спускалась перелетная птица с соседних озер - утки, крохали, гуси. Яррий был искусный охотник с дротиком и плоским деревом, и копьем. На берегу во время ночлегов они копали также корни, мучнистые и сладкие.
Солнце светило ярко. Было ясно и тихо. Им попадались олени; один бросился в воду и поплыл, но был он слишком далеко, и Яррий не мог достать его копьем. Гигантские ш е л ь х и стояли на берегу неподвижно, как будто каменные. Их ветвистые рога выступали на солнце, как обведенные резцом. Они смотрели на челнок равнодушно и презрительно, как будто это было дерево, проплывшее мимо.
- Есть ли здесь другие люди? - сказала Ронта.
- На что нам люди? - возразил Яррий со смехом. - Мы двое - люди. Хорошо нам.
Он широко ударил веслом и громко запел песнь гребца, которую Анакские юноши пели на реке летом во время охотничьих поездок:
Двойным веслом я загребаю воду,
Длинное копье я держу в руке.
Он пел и греб в такт песни и с каждым звуком и взмахом чувствовал, словно входит в него что-то сильное и сладкое. Плечи его широко двигались, как будто с них упало тяжелое бремя.
- Анаки остались далеко сзади. Во век бы не видеть их...
Он привстал на куске коже, служившей ему сиденьем.
- Игой! - крикнул он звонко и протяжно, как молодой жеребец, который призывает на вольном лугу и сам не знает кого, - короткогривую подругу свою, или сердитого соперника.
- Иго-го-гой!
Река Дадана текла широко, мощно и спокойно. Ее повороты тянулись на добрый людской перебег от плеса до плеса. Берега исчезли из глаз, и дальние мысы чуть всплывали в синем тумане, как марево. Река расстилалась перед глазами широко и прямо, как зеркало.
Потом берега стали выше, а русло уже. Дадана встретила на пути горный хребет и прорезала его насквозь. Она стала глубже, полноводнее и быстрее. Она катилась теперь среди двух высоких стен, и по обе стороны ее простирались крутые, дикие скалы.
Челнок быстро плыл мимо. Крутые берега уходили назад и исчезали навсегда. И на одном повороте совсем неожиданно они увидели женщину. Она сидела на самом краю и смотрела на реку. Была она совершенно нагая, и тело ее, особенно груди, были смуглее, чем у Анакских жен. Волосы у нее были длинные, черные, как вороново крыло. Она распустила их на плечи и расчесала белым костяным гребнем.
При виде этих волос и гребня у Яррия странно заныло сердце, ибо жены Анаков с такой же заботой чесали свои волосы и заплетали косы перед брачным обрядом, и гребень считался брачной принадлежностью.
Челнок проплыл близко к берегу, но женщина не шевелилась. Она чесала волосы и пела песню, - тихую, длинную, тягучую, как нить. И казалось, что над рекою Даданой течет другая река, тихо-звучная, незримо-струйная.
Челнок проплыл мимо; женщина осталась сзади, и песня ее слабела и замерла.
- Кто это? - сказала Ронта с удивлением. - Женщина, дух?..
- Не знаю, - сказал Яррий, потом прибавил невольно: - Нет, это не дух.
Он вспомнил груди женщины. Они были небольшие, как у девочки, но странно удлиненные, даже слегка повисшие книзу. Они показались ему какими-то редкими плодами.
Он повернулся назад и посмотрел в пол-оборота на спутницу. Груди у нее были такие же недоразвитые, бедра - узкие. Волосы ее были короче. Они не были расчесаны и падали на плечи беспорядочной гривой. Вся фигура Ронты походила на мальчика.
И, отвечая взгляду своего друга, Ронта оживленно сверкнула глазами и сказала с ребяческим задором:
- Вернемся, посмотрим.
Яррий послушно взмахнул веслом и повернул челнок. Но ехать назад было труднее. Они лепились к берегу, борясь с течением реки, не пропуская ни одного изгиба, и когда, наконец, показался тот же мыс, теперь уже знакомый, женщины не было. Они пристали к берегу и долгое время ходили по взгорью, но ничего не нашли. Даже следов не осталось нигде, как будто эта женщина не ушла, а растаяла.
Яррий посмотрел на спутницу с некоторым смущением, но она улыбалась. Дети Анаков любили играть в прятки в зеленых лесах у Даданы и у Калавы. Ей казалось, будто она ищет и не может найти спрятавшуюся подругу. И, видя смущение юноши, она весело засмеялась и сказала:
