Хосе Рисаль - Флибустьеры
Замыкала процессию пресвятая дева, одетая Божественной Пастушкой, в широкополой пилигримской шляпе с пышными перьями, - в память о путешествии в Иерусалим *. Для наглядности священник приказал сделать пресвятой деве чуть полней талию, засунув под юбку тряпье и вату, чтобы никто не мог усомниться в ее положении. Статуя была прелестная, но и ее лицо было печально, - таковы обычно статуи филиппинских резчиков, - а румянец на щечках, казалось, проступал от смущения, точно дева стыдилась того, что сделал с нею преподобный отец. Перед носилками шли певчие, позади музыканты и вездесущие гражданские гвардейцы. Сам священник не явился, как и следовало ожидать после такого святотатства. Он был в этом году сердит на своих прихожан: ему пришлось пустить в ход все свои дипломатические таланты и красноречие, чтобы уговорить их платить по тридцать песо за каждую рождественскую службу, вместо обычных двадцати.
- Набрались флибустьерского духу! - говорил он.
Как видно, мысли возницы были заняты процессией:
пропустив ее, он погнал лошадей вперед и не заметил, что фонарь на двуколке погас. Басилио тоже не обратил на это внимания. Он разглядывал .дома, освещенные внутри и снаружи бумажными фонариками всех форм и цветов, украшенные хвостатыми звездами, которые с тихим .шелестом раскачивались на обручах, любовался рыбками, у которых в туловище горел огонек, а головы и хвосты шевелились; подвешенные к карнизам окон, эти рыбки придавали домам праздничный и уютный вид. Но Басилио заметил также, что год от году иллюминация становится все более скудной, звезды тускнеют, все меньше на них блесток и висюлек... На улицах почти не слышно музыки, веселый шум кухонной суеты доносится не из всех домов. Юноша объяснил это тем, что дела в стране уже давно идут из рук вон плохо, цены на сахар падают, последний урожай риса погиб, больше половины скота пало, а налоги почему-то все растут и растут, да еще гражданские гвардейцы своими придирками портят людям праздник.
Не успел Василио об этом подумать, как раздался резкий окрик: "Стой!" Они проезжали мимо казармы, к один из гвардейцев углядел, что фонарь на двуколке но горит, - небрежность недопустимая! На бедного возницу градом посыпалась брань; в оправдание он забормотал что-то о процессии, слишком-де она растянулась. Так как за нарушение порядка его пригрозили арестовать да еще пропечатать об этом случае в газетах, миролюбивый, не любящий попадать в истории Басилио сошел с двуколки и отправился дальше пешком, таща чемодан.
Так встретил юношу Сан-Диего, его родной город, где у него не было ни единого родного человека...
Настоящим праздником повеяло на него только у дома капитана Басилио. С кухни доносились предсмертные вопли кур и цыплят под аккомпанемент дробного стука тяпок, которыми рубили на досках мясо, и шипящего на сковородах масла. Видно, пир там затеяли на славу, даже прохожих обдавало волнами дразнящих запахов жаркого и пирогов.
Заглянув в окно, Басилио увидел Синанг, все такую же коротышку, какой ее знали прежде наши читатели, только теперь она чуть округлилась сказалось замужество.
В глубине залы Басилио, к великому своему изумлению, разглядел - кого бы вы думали? - ювелира Симоуна в синих очках, непринужденно беседовавшего с хозяином дома, священником и альфересом гражданской гвардии*.
- Так договорились, сеньор Симоун! - воскликнул капитан Басилио. - Мы поедем в Тиани смотреть ваши безделушки.
- И я бы поехал, - подхватил альферес. - Мне нужна цепочка для часов, но я так занят... Может быть, капитан Басилио согласится взять на себя такое поручение...
Капитан Басилио с радостью согласился; он заискивал перед военным начальством, чтобы не тревожили его арендаторов и батраков, а потому не пожелал взять деньги, которые альферес пытался вынуть из кошелька.
- Нет, нет, это мой рождественский подарок!
- Что вы, капитан Басилио, я не позволю!
- Полноте, потом сочтемся! - любезно улыбаясь, возражал капитан Басилио.
Священнику оказались нужны серьги для знакомой дамы, он тоже поручил капитану купить их.
- Хорошо бы серьги с изумрудами. А сочтемся потом !
- Не беспокойтесь, преподобный отец, - отвечал добряк, который и с церковью хотел жить в мире.
Недоброжелательность священника могла сильно повредить ему в глазах властей, и это стоило бы ему вдвое дороже: он был вынужден делать подарки. Симоун тем временем расхваливал свой товар.
"Какой странный человек! - подумал студент. - Повсюду у него дела... И если верить кое-кому, он скупает у некоторых особ за полцены те самые драгоценности, что продавал для подарков... В этой стране все обогащаются, кроме нас, филиппинцев!"
И он направился к своему дому, вернее, к дому капитана Тьяго, порученному присмотру старого слуги. Этому слуге пришлось однажды видеть, с каким хладнокровием делает Басилио хирургические операции, как будто кур режет; с той поры он проникся к студенту чрезвычайным уважением. Старик встретил Басилио целой кучей новостей: двое батраков арестованы, одного должны выслать; пало несколько буйволов.
- Э-э, старая история, - с досадой отмахивался Басилио. - Только и знаешь жаловаться!
Басилио по природе отнюдь не был строг, но так как ему частенько доставалось от капитана Тьяго, он, в свою очередь, не упускал случая приструнить тех, кто был ему подчинен. Старый слуга выложил еще одну новость:
- Умер наш арендатор, старик лесничий, а священник отказался хоронить его по дешевке, как бедняка. Говорит, у него хозяин богатый.
- А отчего он умер?
- От старости!
- Ишь что выдумал, умирать от старости! Добро бы еще от какой болезни!
Это странное замечание объяснялось тем, что Басилио очень любил делать вскрытия.
- Стало быть, ничего веселого ты мне не расскажешь?
А то от твоих историй у меня аппетит пропадает... Что слышно в Сагпанге?
Старик рассказал ему о похищении кабесанга Талес?..
Басилио задумался и больше ни о чем не спрашивал. От этого известия аппетит у него пропал окончательно.
VI
БАСИЛИО
Когда зазвонили колокола к полунощной и любители поспать, не намеренные жертвовать сном ради всяких празднеств и церемоний, с ворчаньем начали пробуждаться от шума и криков, Басилио украдкой вышел из дому.
Сделав два-три круга по соседним улицам и убедившись, что никто за ним не наблюдает, он свернул на глухую тропинку и зашагал к старой наследственной роще семьи де Ибарра, купленной капитаном Тьяго, когда конфискованное поместье распродавали с молотка.
В этом году луна в сочельник была на ущербе, и за городом стояла непроглядная тьма. Колокольный звон умолк, в ночной тишине слышались только отдаленные звуки музыки, шелест листвы да мерный плеск воды в соседнем озере, - казалось, то дышала могучей грудью сама природа, объятая глубоким сном.
Взволнованный непривычной обстановкой, юноша шел, глядя себе под ноги, словно хотел что-то увидеть во мраке. Время от времени он поднимал голову и разглядывал звезды, мерцавшие между кронами деревьев, затем шел дальше, продираясь через кустарник и разрывая лианы, преграждавшие ему путь. Несколько раз он возвращался, плутая в зарослях, спотыкаясь о корни и упавшие стволы. Через полчаса он очутился у ручья, где на противоположном берегу вздымалась темная, расплывчатая громада холма, казавшегося во мраке настоящей горой.
По камням, которые чернели в тускло мерцавшей воде, Басилио перебрался через ручей, потом взошел на холм и приблизился к старой, полуразрушенной стене, окружавшей небольшую площадку. В центре площадки рос древний, таинственный балити - огромное дерево, мощные корни которого, причудливо переплетенные, поднимались над землей, как стволы.
Под деревом была груда камней, у нее Басилио остановился, снял шляпу и зашептал молитву. Здесь покоилась его мать, и всякий раз, приезжая в Сан-Диего, юноша прежде всего посещал эту одинокую, безвестную могилу. Завтра утром он хотел навестить семью кабесапга Талеса и потому решил воспользоваться ночью, чтобы исполнить сыновний долг.
Присев на камень, Басилио задумался. Прошлое представилось ему в виде длинной полосы, вначале розовой, затем темной, с пятнами крови, затем черной, совсем черной, а дальше уже сероватой, светлой, чем ближе к настоящему, тем все более светлой... Конец полосы был скрыт во мгле, сквозь которую брезжили лучи света, заря...
Тринадцать лет назад, день в день, почти час в час, умерла под этим деревом его мать, убитая страшным горем. Стояла чудесная ночь, ярко светила луна, во всем христианском мире был праздник. Басилио, раненный в ногу, прихрамывая, бежал за матерью, а она, обезумев от страданий, в ужасе убегала от сына, легкая, как тень.
Здесь, на этом вот месте, оборвалась ее жизнь. Вдруг появился откуда-то незнакомый человек и велел Басилио сложить костер. Мальчик безотчетно повиновался, пошел за хворостом, а вернувшись, увидел другого незнакомца, который стоял над уже бездыханным телом первого. О, какая это была ночь! Какое страшное утро! Незнакомец помог ему сложить костер, они сожгли труп умершего, потом этот человек вырыл могилу для матери и, дав Басилио немного денег, приказал уйти. Басилио прежде никогда его не видал; зто был человек высокого роста, с воспаленными глазами, бледными губами, тонким носом...
