Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 3. Ржаная песня
* * *
Голубая машина. Мне уступают место возле стекла, чтобы больше увидеть. Нас четверо: шофер Виктор Сиротин, лейтенант Критский Сергей, сержант Танцура Леонид и я, тоже сержант.
Тихий дождик. По мокрому асфальту ручьями плывет красный, зеленый и желтый уличный свет. В машине глазком мигает радиостанция.
— Я «Чита»… Я «Чита»… «86» — займите квадрат.
«86» — это мы, патруль по Москве. Вся Москва на карте дежурного поделена на квадраты. На карте — фигурки машин. Мы тронулись, и чья-то рука переместила фигурку. Десятки синих машин разошлись по квадратам, и в каждой — зеленый глазок и голос:
— Я «Чита»… На Павелецкой — 001.
Это условный шифр нарушения. Слышно, чей-то далекий голос ответил: «Вас понял, выезжаю немедленно».
Спускается ночь над Москвой. Все меньше прохожих, засыпают дома. Гулко шуршат колеса запоздалых машин. Гаснут последние окна. Засыпают слесари и министры, бухгалтеры и студенты…
— Сколько людей в Москве?..
— Больше шести миллионов…
— Я «Чита», «29-й». срочно… Адрес: Сивцев Вражек, 4…
В нашем квадрате спокойно. Подобрали, отвезли в отделение пьяного, за неправильный поворот указали шоферу грузовика. И опять тихо шуршит резина по зеленым и красным ручьям.
Ночь коротка. Заря зарю держит почти что за руку. Только каких-нибудь час-полтора остается для кошек. Днем не встретишь кошки на улице, ночью то и дело перебегают дорогу, зеленым глазом провожают машину…
— Я «Чита». Я «Чита»… Всем, всем… Мотороллер «Вятка», красного цвета. Задержите…
И наконец нам:
— «86-й»… Срочно — Шестая улица Октябрьского Поля. Подъезд номер девять. Чердак… Двое неизвестных…
* * *
Дом без единого огонька. В темном, как колодец, дворе ищем девятый подъезд. Сердце толчками считает ступеньки… Третий, пятый этаж… Сколько ж ступеней на этой темной, как пропасть, лестнице?! Крик. Топот шагов наверху, и сразу же тишина.
На площадке у чердака с пистолетом сержант Танцура. Перед ним человек не то растерянный, не то заспанный. Молодое лицо. Черный на красной подкладке плащ. Остроносые туфли, измятые брюки… Что там в кармане, оружие?
— Нет. Черный игрушечный пистолет.
— Зачем?
— Просто с детства люблю пистолеты…
В карманах пропуск в библиотеку, жевательная резинка в яркой истрепанной упаковке, книжка на английском языке, блокнот с телефонами девушек, паспорт…
Кондарев Юрий. Двадцать шесть лет. Лаборант завода. Окончил техникум. Живет на Фрунзенском Валу. В семье: сестра, мать, отчим.
— Почему здесь?..
— Ушел из дому…
— Давно?
— Четыре недели… Нет, просто так. Решил — надо жить одному…
— А если эту игрушку направить в лицо и крикнуть: Снимайте пальто!»?
— Да, конечно… Но, поверьте, это остатки детства…
— А тот, второй, — кто он?..
— Я был один. Его не знаю. Четыре недели один… Сегодня этот подъезд, завтра еще. Спал на полу…
— Читаете по-английски?.. Ну хотя бы три строчки?.. Зачем же носите книжку?..
— Нравится и ношу…
Составляется протокол. Ответы четкие, с попыткой иронии… Кто он? Преступник? В беде человек? «Романтик-стиляга»? Это выяснят завтра. В нашей машине мигает зеленый огонь и слышен зовущий голос «Читы»…
* * *
Спят троллейбусы в длинной колонне. На трамвайных путях синяя молния варит рельсы. Пахнет горячим хлебом. По дороге на «Шереметьево» пулей промчалась машина — повезла газетные матрицы. Дождь перестал. От кустов, от асфальта поднимается пар.
— Я «Чита». Мотороллер «Вятка» задержан…
Три часа ночи. Светло. Без фонаря делаю записи.
— Сынки, дали бы закурить…
— Закуривай, Александра Терентьевна… Как, все в порядке?
Добродушная сторожиха у магазина добавляет к туману папиросного дыма.
— Споко-о-ойно. У меня надежный сосед… Миша, не замерз?!
Из тумана вырастает молоденький милиционер, отдает честь…
Все спокойно в квадрате. Белая ночь прогнала кошек. На верхушках сосен в парке запели первые зяблики… Спят еще слесари и министры, студенты, бухгалтеры и артисты. А у нас появляется сонная тяжесть в ногах. У «Читы» чуть хрипловатым становится голос… Окна высотного здания позолотила заря. Сейчас пойдут на работу кондукторы и водители. Вот уже шаги за углом. Веселые, быстрые.
Трое мальчишек.
— Здравствуйте. Куда так рано?..
Под рубашками свертки, наверное, с хлебом…
— На работу…
— ?
— Мы птиц разгоняем…
— ?
— В Тимирязевской академии у профессора — особая кукуруза. Надо, чтобы не клевали на грядках… Зовут? Я — Вова Здоренко, он — Игорь Трискус, он — Вишняков Юра. Школа № 744.
— Счастливо, ребята!..
Москва просыпается. Слышно — чья-то метла заскребла по асфальту. Петух заорал. Удивительно — петух в Москве…
* * *
Очень хочется поглядеть на «Читу». В дверях здания на Петровке дежурный долго вертит мое удостоверение.
— А это вы?… Почему на карточке в штатском?..
Большая комната. Телефоны. Кнопки. Огоньки на щитах. Знакомая карта с квадратами. Седой полковник помешивает в стакане остывающий чай, листает какую-то сводку. Потом говорит в телефон, должно быть, жене.
— Машенька, ну что со мной может случиться… Через час буду дома… Да, хорошо бы с вареньем…
Кладет трубку, проводит ладонью по высокому лбу:
— «Чита» — это я. Как прошла ночь?.. Сравнительно тихо. Задержаны трое грабителей…
* * *
Светло. Поют зяблики. Шумно купаются воробьи в лужах. Все спокойно. Ну а если что — звоните 02. Это адрес ваших друзей. Помощь придет немедленно.
Еще три слова о службе
Окончена служба. На табуретке сложены брюки, куртка с погонами, кобура и свисток. Завтра приступаю к обычной работе.
Что я узнал в последний день службы? У всех был отдых. Я тоже решил отдыхать: сделать покупки, сходить на пляж, а вечером — в театр. Форму не снял намеренно…
Вечер. Сижу у лампы. Надо писать, глаза слипаются от усталости — это после отдыха-то. Вспомнилась шинель Кузнецова Ивана Васильевича. Мне ее показали в отделении позавчера.
У человека был выходной день. Он шел из гостей и говорил с женой о сынишкиных двойках. У магазина на Ярославском шоссе стояла машина. Обычное такси. Но какое-то чувство сказало: надо проверить. Оставил жену. Подошел, приложил руку к фуражке… Из машины грянул выстрел. И только случайность спасла человека.
Пуля ударилась в пуговицу, как раз против сердца, но срикошетила, и только на шинели остался рваный пахнущий порохом след.
Трое грабителей ожидают суда. Шинель еще пахнет потом и порохом. Мне и одному новичку показали ее, чтобы знали: и в выходной день милиционер — на посту.
Это действительно так. Вот как прошел выходной.
Утром у входа на ярмарку встретил знакомую.
— О, это вы, Василий?! В милиции?.. А редакции?.. — Она так растерялась, так ей неловко, косит глаза, не увидел бы с милиционером кто-нибудь из знакомых. С облегчением убегает, играя сумочкой.
На ярмарке толчея. В тесноте и оскорбить могут, и сумочку могут украсть. Случись что-нибудь — будет искать глазами милицию…
На душе остается неприятное чувство. Мы говорим: моя милиция, наша милиция. И так вот относимся к нашей милиции.
А знаете ли, сколько одних только вопросов услышит милиционер за день?
— Я из Тюмени, как в Третьяковку?..
— Милый, где тут продается хрустящий картофель?..
— Товарищ милиционер, вон там ребятишки тополиный пух поджигают. Он, как порох. Может, вас послушаются…
— Слушай, где бы ведерко?.. Машину помыть. Сам же скажешь — нельзя на такой по Москве…
Ну и другие вопросы, в том числе: как проехать в Лужники, в ГУМ, на Новодевичье кладбище и в панорамный кинотеатр. Всего за день — сто четыре вопроса! На них надо было ответить вежливо, приложив к козырьку руку. Не на все, конечно, ответишь. Ответь, например, человеку, где этот адрес: «Новые дома»? В Москве появились уже десятки кварталов новых домов. Неужели трудное дело дать названия улицам? Почему надо ломать над адресом голову? И откуда такая «серийность» в названиях: Первая улица Строителей. Вторая улица Строителей, Четвертая… Или еще хлеще: Первая Парковая, Вторая… И так до шестнадцати.
На некоторые вопросы я ответить не мог и очень жалел, что рядом нет представителей Моссовета. На въездах в Москву нужны мойки.
Заехал — и сразу машину под душ. Пять минут — и готово, езжай по столичным улицам чистенький и опрятный. А то ведь что за глупость — я должен остановить шофера: «Нельзя грязному ехать!», а он ко мне: «Помоги ведерко найти»…
Для тех, кому надо выехать из города, не худо бы знаки поставить, ну, скажем, на Садовом кольце. Стрелка и надпись: «На Ярославль», «На Курск», «На Рязань».
